Еще несколько камер оказались ничем не примечательными. Но почти в самом конце их ряда решетка была отворена. В незапертой камере не находилось ничего, кроме черной книги с теснением в виде креста на переплете. Гуччи знал что-то из этой книги, сугубо в рамках общей осведомленности, в подчинении некому негласному правилу, что образованный человек должен знать Библию. Да и в его работе могли произойти случаи различных преступлений, совершенных на религиозной почве, и не обязательно на почве опасного учения некой локальной секты. Однако то, что он знал, никогда не задевало струн его души. И теперь Томас наверняка прошел бы мимо старой книги, если бы не найденная ранее табличка с выжженным распятием. Офицер предположил, что может найти некое указание, пометку в тексте, но никак не ожидал увидеть испачканные бордово-коричневыми пятнами страницы Библии, часть которых в середине была вырвана, а на их месте – вложенные рукописи, также запятнанные и оттого малоразборчивые. От руки начертано было следующее: «Я, Кристоф Гуччи, сын несправедливо варварски казненного Томаса Гуччи, хочу засвидетельствовать здесь правду о своем отце.
Прибыв сюда как миссионер католической церкви, он понятия не имел, с чем столкнется. Какой безумный Орден властвует на попранной индейской земле. Его тщетные попытки сталкивались с гневом и угрозами расправы. Лишь одна…».
Далее половина страницы оказалась практически нечитаемой, после чего понятный текст продолжился: «…когда ее сожгли посреди города!
И когда он стал свидетелем настоящего ужаса, что творили здесь безумцы из Ордена, он понял, что Сайлент Хилл не заслуживает милосердного всепрощающего бога. Да и такой мягкотелый бог бессилен против людского зла! Этот город не заслужил вообще никакого бога, но алого демона крови и возмездия Кзучилбару!
…Они пытали его перед смертью. Раскрыли горло и вытащили язык через шею. Язык, который говорил …хульные вещи».
Томас нашел символ, ста…
…разделилась на две части после его обезглавливания. Я храню голову идола и передам ее…
Он явится. В ночь большого огня… карать грешников на некогда священных землях молчаливых ду…
…красный бог…освятит кровью зем…
…Его питает отчаяние, и оно достигнет края, когда грешники отберут двадцать четыре невинные жизни! Я верю в возрождение Кзучилбары любой ценой!».
После вложенных рукописей недоставало еще целой пачки страниц церковной книги, на месте которых лежала деревянная табличка. В этот раз на ней была выжжена пирамида. Просто пирамида, не похожая на египетскую или индейскую. Гуччи вспомнил о второй табличке, которую он так и не осмотрел, и теперь взглянул на нее. Знак на ней имел отношение к культу, процветавшему в Сайлент Хилле. Сектанты называли его Нимбом Солнца. Этот знак, распятие и пирамида не складывались ни в какую общую картину. Томас перечитал записи еще раз. Не было сомнений: ранее в музее он прочитал о своем предке. «Меня зовут в честь него, - осознание отдавало горечью. – Он был обезглавлен здесь. Его пытали перед смертью. Его сына тоже? Окровавленная Библия… Или Кристоф все же смог выйти отсюда? Он написал про идола. Он хранил голову. Может, я нашел именно его часть? Но как же выглядел тот красный бог? И какое это все имеет отношение теперь ко мне? И к моему отцу?». Вопросов снова стало больше, чем ответов. Томас с чувством опустошенности, некого чудовищного познавательного голода покинул камеру и направился к концу коридора. Там его ожидала еще одна массивная, обитая металлом дверь, а за ней широкая темная площадь с высоким сводом и голой землей вместо пола, посреди которой было что-то установлено. Подойдя ближе, полицейский увидел, что это деревянный помост виселицы. Гуччи внимательно изучил его, даже взойдя, хоть и с некоторым моральным сопротивлением, на дощатый эшафот. «Тринадцать ступеней, - отметил он. – Верования, ритуалы, пророчества, боги! Это так… невыносимо. Это все я должен воспринимать всерьез?!». Офицер спустился и обошел виселицу еще раз. На помосте темнело небольшое квадратное углубление, а над ним крепилась металлическая табличка с мелкой гравировкой. Напрягая зрение до боли в глазах, Томас прочитал: «Теперь, пройдя все ступени, ты должен держать ответ. Если ты все понял верно, ты увидишь мертвых. У них будет то, что тебе надо – мертвые все знают. И хранят свои тайны. И если ты ошибешься и потревожишь их напрасно, то заслуженно понесешь свою кару. Так во что верил твой предок?». «Это обращено ко мне, - попытался заверить самого себя Гуччи. – Не хочу гадать, каким образом, но сейчас это факт. И что мне выбрать? Точно не местный религиозный Орден. По всем свидетельствам… тот Томас Гуччи был католиком. Но что там было насчет кровавого бога? Пирамида – его символ? Нет четкого упоминания, что миссионер отказался от своей веры – его могли истязать и за то, что он католик, и его молитвы могли быть для них «богохульными вещами». Пусть будет так». Он водрузил табличку с распятием на предназначенное для нее место на эшафоте. Ничего не произошло. Полисмен уже намеревался уйти с места исполнения казней ни с чем, когда нечто ударило снизу и сбило его с ног. В свете упавшего фонаря он увидел, как на всей площади появляются, невероятно беспрепятственно и плавно поднимаясь из земли, разлагающиеся твари нового вида, похожие на раздавленных слизняков с человеческим торсом – с голыми округлыми головами и двумя толстыми, растоптанными, напоминающими деревянные чопы, по которым многократно ударяли молотком, конечностями. На спинах существ высились свинцово-серые грузы, выглядящие почти как гробы. Как закрытые солдатские гробы. Гуччи только успел это осознать, когда прочувствовал, что нечто недюжинной массой навалилось на его грудь. Увидев перед своим лицом круглый комок плоти, служивший существу головой, лишенной глаз, носа, ушей и прочего, с одним лишь вечно оскаленным ртом - ведь губ у твари не было, словно их срезали, намеренно обнажив кровоточащие десны, - Томас подумал, что сейчас эти кривые зубы, покрытые коричнево-красным налетом запекшейся крови, вгрызутся в его лицо. Однако монстр не разжимал челюстей и только громко хрипло дышал, усиливая давление на грудную клетку мужчины. Полисмен чувствовал, что еще немного – и его ребра лопнут, и воздух, находящийся в легких, вырвется наружу из всех отверстий тела с душераздирающим хрипом, извергая с собой куски разорванных альвеол и сгустки крови, а за ними через разорванную этим потоком глотку выскользнет и сердце. Эта тварь выдавит из него все внутренности, как зубную пасту из тюбика, если он сейчас же ничего не сделает! Задыхаясь, чувствуя растущее давление крови, стискивающее голову железным ободом, офицер потянулся за ножом. Выхватив оружие из футляра, Томас всадил клинок в голову монстра между проступающих через гниющую коричневую кожу швов черепа. Комок плоти с кровоточащими челюстями упал вниз, повиснув на костлявой шее, и Гуччи заметил на «гробу» на его спине цифры 11-7.74. Руки человека упирались в холодную мертвую плоть, силясь сбросить умерщвленную тварь с себя, однако чувство удушья только усиливалось, словно в помещении заканчивался воздух. Может, это и породило другую иллюзию, а, может, потолок над многоугольной эшафотной площадью действительно двинулся вниз. Свалив набок расплющенный труп монстра, полицейский сунул в футляр окровавленный нож, подобрал фонарь, луч которого уже начал блекнуть и дрожать, и бросился бежать, почти не отдавая себе отчета, отчаянно перепрыгивая по свободным клочкам земли между вылезшими на поверхность чудовищами. Он практически достиг первой двери, когда слабый фонарь мигнул еще раз и погас. Томас чертыхнулся, хлопнув себя ладонью по лбу, покрывшемуся жаркой испариной. Не было никаких вариантов действий – только продолжать бежать, пусть и не различая ничего перед собой. Кажется, слева рука задела холодную влажную решетку. Бормочущее бульканье в подземных трубах прозвучало совсем рядом. Дальше должна быть еще одна дверь, а за ней подъем наверх. Гуччи уже представил себе тихий зал музея с бархатными витринами, с картинами на оливковых стенах, но его ожиданиям не суждено было оправдаться.