Она глубоко вдыхает и ослабляет объятия. Прохладный воздух тут же сдувает её тепло, и мне хочется прижать Рейган обратно к себе.

— Ещё увидимся, Пит, — говорит она.

— Ты в порядке? — спрашиваю я.

— Честно говоря, меня переполняют эмоции, и мне нужно время, чтобы кое о чём подумать. — Она смотрит на меня, но её взгляд затуманен чем-то, что я не могу описать. — Мне нужно немного времени, чтобы побыть одной.

Я киваю. Не знаю даже почему.

— Я могу чем-то тебе помочь? — спрашиваю я и заправляю за её ухо прядь выбившихся волос.

Она качает головой.

— Нет. Я возьму паузу.

Она похлопывает меня по груди на прощание и уходит.

Рейган входит в дом и не выходит. Не выходит, чтобы исполнить обязанности спасателя, пока в бассейне резвятся молодые парни. Не выходит, чтобы пожарить на костре зефир. Не выходит, чтобы проверить свою лошадь. Не выходит и на следующее утро, когда у детей из лагеря начинаются мероприятия. Она вообще не выходит из дома до следующего вечера, когда на подъездную дорожку въезжает неоново-жёлтый «мустанг». Из него вылезает Чейз Джеральд и идёт за моей девушкой. Рейган, наконец, выходит из дома. Но под руку с ним, чёрт бы его побрал.

  

Рейган 

Чтобы привести мысли в порядок, понадобилось немного времени. Хотя мне по-прежнему сложно прийти в себя, но стало лучше. Я надеваю сандалии, украшенные декоративными камушками, одёргиваю подол платья. Обычно я не ношу платья, но сегодняшний вечер обещает пройти в пафосе — ужин в загородном клубе, как-никак. Строгого дресс-кода не предусмотрено, но нужна нарядная одежда. Моё платье-футляр с запахом завязывается на бедре и обтягивает фигуру, но не вульгарно. Я разворачиваюсь спиной к зеркалу и смотрю на попу. Вид у меня — то, что надо. Волосы убраны в высокую причёску, и только несколько волнистых прядок спускаются на шею. Глаза подведены светлой подводкой, плюс тушь и немного румян. Всё лето я провела на солнце, так что тональный крем мне не нужен.

Раздаётся стук в дверь, и мама просовывает голову в мою комнату. Вытирая руки о кухонное полотенце, она входит внутрь и присвистывает.

— Выглядишь восхитительно, — одобрительно кивая, говорит мама. Она подходит к моей шкатулке с украшениями и открывает крышку. — Может, наденешь бабушкино ожерелье?

Мне это даже в голову не пришло.

Я разворачиваюсь, и мама застёгивает ожерелье у меня на шее. Стоит мне чуть-чуть наклониться, и оно покачивается. На руку я надеваю несколько позвякивающих браслетов и поднимаю их повыше. Они всё равно свалятся, но смотрятся классно.

Я вытягиваю руки вдоль тела и спрашиваю:

— Я похожа на нормальную девушку?

На мамином лице появляется нежность.

— Милая, ты и есть нормальная девушка, — мягким голосом говорит она, но тут же подозрительно прищуривается. — Зачем ты согласилась на это свидание?

— Потому что не могла отказаться, — признаюсь я. — А теперь не хочу подставлять Чейза.

Мама качает головой.

— Но он не тот самый единственный, не правда ли?

Я пожимаю плечами.

— Не знаю. Я никогда не давала ему шанса, чтобы выяснить это.

Мама ничего не говорит. У неё это отлично получается — молчать, когда нужно, но когда ситуация требует обратного, ей всегда есть что сказать.

— Твоему отцу незачем было так настаивать на этом свидании.

Я качаю головой.

— А если он прав? Если Чейз — моя половинка? Я не узнаю, пока не попробую. — Я тяжело вздыхаю.

— Но сердцу не прикажешь, Рейган, — говорит мама.

Я смеюсь, хотя в моём смехе нет ничего от веселья.

— И что это означает?

— Я думаю, ты уже знаешь, что это означает. — Она садится на край моей кровати. — Этот Пит, ты доверяешь ему, да?

— Настолько, насколько могу доверять любому, с кем познакомилась три дня назад, — небрежным тоном отвечаю я. Но сама знаю, что Пит — это больше, чем просто знакомый.

— Твоё сердце знает его уже давно, — говорит мама.

— Моё сердце работает иначе, чем сердца других, — огрызаюсь я. — Я не могу ему довериться.

— О, Рейган, — тихо произносит она. — Я всем сердцем ненавижу того подонка, что сделал это с тобой. Прошло уже больше двух лет, а ты по-прежнему не разрешаешь себе жить полной жизнью. Словно ты застряла в том мгновении, когда он причинил тебе боль.

— Ты не знаешь, каково это, мама, — также тихо говорю я, предостерегая. Она не может рассуждать об этом. Не с ней это произошло.

— А ты знала, что каждая пятая студентка переживает изнасилование во время учёбы в колледже? Каждая пятая, Рейган! — восклицает она.

— И что? — отвечаю я. — Жизнь продолжается, это ты хочешь сказать?

Но моя жизнь не продолжается. Я застряла там. До Пита.

— Пит пробуждает во мне желания, которые пугают меня, — признаюсь я.

— Это и есть любовь, Рейган. Она приводит тебя в трепет и чертовски пугает, и из-за неё твоё сердце готово выпрыгнуть из груди, а внутри всё сжимается от томления. — Она умолкает и смотрит на меня. — Это нормальные чувства. Ненормально то, что произошло с тобой, и то, как ты закрылась ото всех, чтобы защитить своё сердце.

— Что ж, моё сердце в опасности, — отшучиваюсь я.

— Как и его, — замечает мама.

За всё то время, что зарождались наши с Питом отношения, я ни разу не задумалась о его чувствах. Я размышляла о своих страхах. Считалась со своими чувствами. Со своими потребностями, со своими желаниями.

Но никогда я не считалась с его. А что если он не стал целовать меня, потому что боялся, что я причиню ему боль?

Что если Пит не хочет меня так, как хочу его я? Что если он хочет меня, но боится, что если коснётся, то я взбеленюсь? Что если? Что если? Что если?

— Сердце Пита доброе и хорошее, — говорю я. — Это всё, что я знаю.

Мама улыбается.

— Это начало.

С нижних ступенек лестницы доносится крик отца:

— Рейган! Приехал Чейз!

Мама поднимается.

— Доверься своему сердцу, Рейган. — Она целует меня в лоб, и я выхожу за ней из комнаты. У подножия лестницы стоит Чейз и смотрит на меня. Не эти зелёные глаза я хочу видеть, но мне стоит попытаться, да? Стоит попробовать.

— Привет, Чейз, — щебечу я.

— Рейган. — Он широко улыбается и двигает бёдрами. — Готова немного потанцевать?

— Конечно, — отвечаю я с улыбкой. — Повеселимся.

Я беру его под руку, и мы выходим из дома. Он открывает мне дверцу своей уродливой жёлтой машины, и я проскальзываю на сидение.

Его взгляд опускается на моё бедро, когда платье приподнимается, и я тут же одёргиваю подол. Чейз ухмыляется и захлопывает дверцу, затем садится за руль и выезжает на дорогу так лихо, что из-под колёс летят камни.

  

Пит

И вновь я смотрю сначала на свои часы, затем на подъездную дорожку. Уже прошло четыре часа, а Рейган до сих пор нет дома. По-моему, этого времени вполне достаточно для ужина и танцев, разве нет? Так почему она ещё не вернулась?

До меня доносится рёв мощного «мустанга», и моё тело напрягается. Я поднимаюсь на ноги, оборвав разговор с мальчишками, и начинаю ходить туда-сюда. На улице темно, и хотя внешнее освещение у дома включено, едва можно разглядеть, кто за рулём.

— Я сейчас вернусь, — тихо говорю я. Мальчишки усмехаются, один из них качает головой.

— Что?

— Ничего, — ухмыляется он. — Ты грёбаный подкаблучник, знаешь это?

Да. Знаю. И мне плевать. Я медленно подхожу к парадному входу. У кустов останавливаюсь, прячась в тени. Машина тормозит, но со стороны водителя выскакивает совсем не тот мудак.

А Рейган. Её волосы всклокочены и свисают на спину запутанными прядями. Когда она уезжала, они были собраны в элегантный пучок. Платье свисает с её плеча, и она поправляет его, прежде чем войти в дом. Как и причёску. Свои сандалии она несёт в руках.

Что за хрень?

Внезапно за «мустангом» останавливается ещё один автомобиль, и Рейган оборачивается. Прикрыв глаза рукой, она смотрит в сторону включённых фар. Рейган топает ногой, и теперь и мне видно, что со стороны пассажирского сиденья второй машины вылезает Чейз.