- Не спеши, - снова зашипела Тень. – Ты получишь ту, что зовется Апрелем, кузнец! Я отдам ее тебе. А если откажешься…

- Согласен, - не раздумывая, ответил Форж-Рон.

И в ту же минуту увидел перед собой женщину в черных одеждах. В волосах ее темных сиял венок из огненных цветов. В глазах ее яркой сеткой алели сосуды, кровь скапливалась в уголках и слезами стекала по прекрасному лицу ангела. И другого такого лица не было на земле.

- Не желаешь знать, что было бы, если бы ты отказался? – спросила Веррье с улыбкой.

- Это просто – ты бы убила меня.

- Ты будешь мертв в любом случае, кузнец, - засмеялась Веррье. – Но, только согласившись, ты освободишь Аброн от проклятия Великого Белинуса – умереть, едва произведя на свет Повелителя. Если ты откажешься – она погибнет. И в обоих случаях я получу твою душу.

Он побледнел и отшатнулся от демоницы. Она была Тьмой, порожденной его собственной ненавистью. Она плясала огоньками пламени в его кузнице, обращенной адом.

- Но ты согласился, Форж-Рон, - продолжала она, и смех ее приводил его в ужас. – Иди же, я поцелую тебя.

Ноги сами понесли его к ней. Выбор был сделан. И будь он проклят, если откажется от своего слова. Он готов был на все, лишь бы Аброн не досталась Хранителю. Лишь бы Хранитель не погубил ее. Это не было жертвой – час назад он знал, что долго не проживет. Теперь все стало просто.

Когда губы Веррье прикоснулись к его губам опаляющим поцелуем, он замер, чувствуя, что наполняется великой силой, о существовании которой даже не догадывался. Если за это он расплатится жизнью – пусть так. Огонь бежал по его венам. Поцелуй демоницы превращал и его в демона. Пусть так. Форж-Рон становился темным, как Форж-Рон принимал эту Тьму. В душе его не оставалось более места Свету. И даже апрель уже не смог бы его спасти. Но он не нуждался в спасении.

- Мне кажется, я всю жизнь искал тебя, - тихо говорил Наве. – Мне кажется, каждый шаг моей жизни был сделан ради одного мгновения – когда я увидел тебя впервые. И я прихожу в ужас каждый раз, когда думаю, что мог не оказаться здесь и пропустить нашу встречу, что была назначена звездами и Богом. И понимаю, что такого не могло случиться – звезды и Бог мудрее нас. У каждого свое предназначение. Мое – в тебе, Аброн.

Он осмелился прикоснуться ладонью к ее нежной щеке, но не осмелился поцеловать, больше всего на свете желая теперь поцелуя.

Они стояли на смотровой площадке башни и глядели на те самые звезды, что были мудрее их. В этот час все казалось простым и ясным. Потому что ясными были их глаза, и ясными были их сердца, не знавшие сомнений, но знавшие только любовь.

- Ты не мог пропустить нашу встречу. Я всю жизнь ждала тебя. Того, кто подарит мне вечную весну, - Аброн склонила голову на плечо Наве. – Мое предназначение – разделить твою судьбу.

Он обнял ее и бережно прижал к себе. Она и сама была весной. Дыхания их сплетались в тонкую нить. И тонкой нитью связаны были их души. Тонкой, но крепкой, неразрывной. И из нити этой ткалось полотно удивительной красоты.

- Ты разделишь судьбу Хранителя, Аброн, - вдруг сказал Наве. – Мы никогда никуда не сможем уйти. И будем вечно привязаны к Горе. До тех пор, пока Истинная Кровь не придет освободить нас. Это и дар, и проклятие.

Для Аброн не было ничего важнее того, чтобы быть с ним рядом. Все остальное теряло значение, исчезало среди звезд, на которые они смотрели вдвоем.

- Я буду вечно привязана к тебе, - улыбнулась она, - я всегда буду там, где будешь ты. Большего мне не надо.

- После венчания я покажу тебе Лампу, созданную из Камня моим отцом. Не было бы ее, и меня бы здесь не было. Из-за нее был построен Монс-Секурус. Камень принес к нам Великий Белинус. Я защищаю его. И пока он у меня и на этой горе, темные силы его не получат.

- Белинус? – удивленно переспросила Аброн. – Ты защищаешь камень Белинуса… А я буду твоей женой.

Она улыбнулась, проникнув в великий замысел мага. И показалось Аброн, что слышит она, как звезды шепчут ей благословение ее родителей.

- Белинус – мой отец, - сказала она Наве.

- Белинус – твой отец.

Он не был удивлен. Все было верно и ясно. Так же, как минуту назад. Ничего не изменилось. И изменилось все. Он должен был защищать Камень мага. И маг же доверил ему нечто большее – жизнь собственной дочери. Да, если бы небо теперь раскрылось над ними, принимая их в свою черноту, он бы обнял Аброн, закрывая ее глаза и до последнего оберегая ее покой. Потому что истинным его жребием была она, но не Камень. Аброн была важнее.

- Все возвращается в единую точку, - тихо произнес Наве, веря и не веря себе. – И так будет всегда.

- Всегда, - отозвалась Аброн, подняв к нему лицо, на котором ярче звезд сияли ее глаза.

Она знала, что вся ее жизнь принадлежит одному лишь Хранителю. И верила, что за высокими стенами Монс-Секуруса им ничего не страшно: ни пересуды крестьян, ни темные силы. Их любовь – это навсегда. А вечности не страшны никакие беды.

- Тебе пора спать, - вдруг улыбнулся Хранитель. – Слишком много всего. Тебе пора спать.

- Пора, - кивнула Аброн. – Так скорее наступит завтра.

Ей совсем не хотелось уходить, но Наве был прав. Он всегда был прав. Аброн замерла, прижавшись щекой к его груди, и желая еще немного побыть с ним, попросила:

- Проводи меня.

Они вместе спустились с вершины башни вниз, в замок. И шли по лестнице, тесно прижимаясь друг к другу. Он незаметно вдыхал травяной запах ее волос, как тогда, когда они вместе ехали на Пейра. Она сплетала свои тонкие пальцы с его. И уже у ее комнаты, на пороге, он, наконец, решился и коснулся уст ее поцелуем. Мимолетным, как мгновение, но связавшим их в веках еще крепче, еще сильнее. Словно бы стали они единым целым – отныне и во веки веков. И для того не нужно никакого венчания – однажды они встретились в звездах.

- До свиданья, весна моя, - шепнул он. – Я умру, дожидаясь завтра, чтобы возродиться на рассвете.

- До свиданья, - отозвался от стен нежный шепот.

Но вместо того, чтобы лечь спать, Аброн села у окна и снова смотрела на звезды. Где-то там, высоко в небе теперь всегда вместе Великий Белинус и прекрасная Ровена. Так же и она со своим Наве соединена давно и навечно.

Потом подошла к сундуку, на котором было приготовлено ее платье. Красивое, разноцветное, яркое, как сама весна, шитое золотом и серебром. Провела по нему рукой. Уже завтра наденет она его. Уже завтра назовет она Хранителя мужем.

- Мой Наве, - шепнула Аброн, как будет шептать теперь ему всегда.

- Не твой, - раздалось в ночной тишине. – И твоим не будет.

В следующее же мгновение была она подхвачена крепкими, обжигающе горячими руками. И невиданная сила оторвала ее от каменного пола. Голова Аброн запрокинулась. И она потеряла сознание – от жара, сжигающего ее сердце.

Едва ли не весь Монс-Секурус собрался у стен часовни, где венчали Хранителя и ту, которую желал он назвать своей женой. Еще ранним утром стали собираться жители городка, желавшие поприветствовать своего правителя. Сперва приехали колесницы двенадцати рыцарей. И каждая колесница, украшенная золотыми и серебряными лентами, была по цвету герба своего хозяина.

А после подъехала и повозка Хранителя и его невесты, убранная цветами. Первым вышел он сам, а после помог сойти на землю ей. В цветастом платье и бледно-зеленой вуали, скрепленной на волосах маленькой короной с россыпью изумрудов, она казалась хрупкой и нежной. Они вошли в церковь. И венчал их добрый монах, странник из дальних краев, пришедший в Монс-Секурус и осевший здесь на закате лет. Его благословение было благословением не только Хранителю и Хранительнице, но всему городку, лежавшему на склонах Горы Спасения.

За спиной Хранителя стояли его подданные. И ближе всех к нему были старый друг Копен и преданный Эймар. Тихо было. Тихо и прекрасно, как это утро.