- Потому, моя госпожа, - не унимался Серпан, - пока не поздно, забудьте этого человека! Еще только май! Мы могли бы собрать вместе еще немного инулы. Вы были у ручья? Там столько цветов, я видел! Мы бы украсили наш дом, и вы снова стали бы веселой. И перестали бы целыми днями просиживать у окна. Потому что он не приедет!

- Хорошо, Серпан, - согласилась Аброн. – Мы с тобой обязательно сходим к ручью и соберем там цветов. Позже, вечером.

Она снова глянула в окно, и сердце ее радостно забилось. По лесной тропинке, вьющейся среди деревьев, ехал всадник, которого узнала бы она даже спустя годы. Аброн вскочила с лавки, заметалась по комнате, резко остановившись, оправила платье, пригладила волосы и, распахнув дверь, замерла на пороге.

- Аброн! – воскликнул Наве, увидав ее, и повторял ее имя так, словно не мог им напиться. Спешился с Пейра и подошел к ней. Остановился в шаге. И, глядя в ее ясные глаза, сказал: - Я приехал, Аброн. Как смог, приехал. Ты рада?

- Рада, - она подошла к нему и, не отрывая от него взгляда, вложила свои ладони в его. – Я рада. Я ждала тебя. И я волновалась о тебе.

- Я тоже волновался о тебе. Ты здесь… одна…

- Я не одна, - улыбнулась она. – Я с Серпаном.

- С беззубым ужом, который от всех бед прячется за сундуком? – хмыкнул Наве.

- Ты просто его не знаешь. Он добрый и хороший. И он со мной всегда…

- Хочешь всегда быть со мной?

Аброн смотрела ему в лицо и боялась поверить, что Хранитель ей не снится, что это происходит с ней на самом деле.

- Хочу, - почти беззвучно выдохнула она, и глаза ее заблестели от счастья.

- Я приехал забрать тебя на Гору Спасения. Поедешь? – напряженно спросил он, сжав ее ладони крепче.

- Поеду.

Он перевел дыхание и улыбнулся странной улыбкой, которая была только в губах.

- Тогда собирайся. И ужа своего не забудь.

Потом они ехали в Монс-Секурус, и он бережно прижимал ее спину в своей груди, рана на которой, хоть и затянувшаяся, но дорогой в лес доставлявшая немало неприятных минут, теперь совсем не болела. У него ничего не могло болеть, когда рядом была Аброн. Он вдыхал травяной запах ее волос, и голова его кружилась от одной мысли, что пройдет совсем немного времени, и этот запах станет частью его жизни – жизни с ней. Он говорил какие-то глупости, понимая, что не слова важны, а ожидание ее ответов – чтобы слышать ее голос. И так нелепо мучился тем, что не может в эти минуты видеть ее глаз.

Они въехали в Верхний город, и люди приветствовали своего Хранителя, снимая головные уборы и кланяясь, выкрикивая слова почтения и желая ему долгих лет. Но и немой вопрос застыл в глазах жителей Монс-Секуруса: зачем Хранитель везет лесную ведьму в замок?

Однако высказать этого вопроса никто не осмелился.

Поднимались по ступеням башни в комнату, где цвел вечный сад, созданный для Аброн.

И там, у двери перед ним, Наве чувствовал такое волнение, какого не испытывал даже спрашивая, поедет ли она на Гору. Все эти долгие недели терзала его лишь одна мысль – он желает видеть Аброн. Он не может не видеть ее. Он знал точно – без этой девушки жребий его ему не мил. Без этой девушки все сущее потеряет смысл. Он решил, что заберет ее к себе, еще только придя в себя после дороги – уже в ту минуту сердце его безнадежно тосковало по ней. И единственное желание – желание как можно скорее отправиться в лес – заставляло его подгонять часы и молить небеса о скорейшем выздоровлении.

Он распахнул дверь перед Аброн и тихо сказал ей:

- Входи!

Яркие краски на мгновение ослепили ее, а сердце забилось часто-часто. За дверью оказался мир во много раз лучше того, в котором она провела свое детство. Аброн переступила порог и медленно прошла по тропинкам, проложенным среди цветов и кустарников. В саду кружились бабочки и щебетали птицы. Все вокруг было живым, переменчивым, настоящим, заставлявшим трепетать ее сердце. Она смотрела на необыкновенную красоту вокруг себя и не могла налюбоваться. Вдыхала воздух, насыщенный ароматами, и не могла надышаться.

- Здесь чудесно! – восхищенно проговорила она. И губы ее чуть подрагивали.

Здесь, в этом саду, рядом с Наве было чудесно. И не имело значения, что люди в замке странно смотрели на нее. И то, что здесь не место для нее, не имело значения. Все, что сейчас стало важным - быть рядом с ним. Он когда-то этого пожелал. А она ему обещала.

- Мы поженимся через неделю, - объявил Наве. – И ты станешь женой Хранителя. Я же обещаю сделать все, чтобы ты была счастлива. И обещаю любить тебя до конца своих дней.

- Только с тобой я могу быть счастливой, Наве, - проговорила Аброн, будто уже давала брачную клятву. – Я люблю тебя. С той минуты, когда увидела тебя в лесу. И так будет всегда.

В тот же день было объявлено в Монс-Секурусе, что Хранитель Наве женится на лесной лекарке Аброн. Лучшая белошвейка шила ее свадебный наряд с двенадцатью помощницами. Готовился свадебный пир. Выкатывали бочки с вином и резали кабанов. Весь город был убран цветами, а люди не смели шептаться – теперь колдунья была для них не колдуньей, а волшебницей и будущей Хранительницей. И только Фенела рыдала ночами напролет в своей девичьей постели. И Форж-Рон обжег обе руки в кузнице, чтобы не ковать к свадьбе герб Хранителя и Аброн для украшения ворот замка.

В кромешной тьме, липкой и обволакивающей, пышущей жаром и удушливым сладким запахом роз, цветущих по всему Монс-Секурусу, спрятаться от себя самого было нельзя. Но можно пытаться. В конечном счете, вся жизнь – это всего лишь попытка. И этого уже много для простого кузнеца Форж-Рона, не желавшего жить. И любовь свою перековывавшего в ненависть. Любовь привела его к гибели. Так, может, ненависть даст силы возродиться?

Пойти ему было некуда. Надеяться ему было не на что. Верить он не умел. Умел только брать. Но теперь и руки были искалечены – не возьмешься, как следует. Раз за разом, сидя в своей кузнице, где больше не царили спорая работа да веселье, он повторял единственное имя, оставшееся ему памятью.

Аброн!

Вернуться назад, взять ее, сжать сильно-сильно, не отпускать от себя. Смирилась бы, жила бы, как все. И однажды, как знать, призналась бы ему, что благословила тот час, когда он решился.

Аброн!

Ворваться в замок, забрать ее, слова не дать вымолвить, увезти с собой далеко, на ту сторону гор, где Хранитель их ни за что не найдет. Да мечтать о том, что скажет она ему: «Хранитель заставил меня. Я же тебя любила».

Аброн!

Стоять у ворот и выкрикивать имя ее, покуда не сжалится, покуда сама не выйдет. И не попросит: «Забери меня!».

Аброн!

Забыть все слова, все клятвы. Себя забыть. В день их венчания ворваться в часовню. Убить Хранителя. Ей же дать новую клятву перед Богом, последнюю: «Будешь моя или будешь мертва!».

- Буду твоя! – прошептал ему воздух. – Хочешь – буду твоя, если ты моим будешь.

Форж-Рон проснулся. Глаза открыл резко. Выдохнул шумно.

И только тогда разглядел в темноте Ее. Тень скользила по полу к нему. Тень руки свои протягивала. Тень беззвучна была. Тень бесплотна была. Тень заливала чернотой лунный свет. И не стало лунного света. И снова донеслось до него в тишине:

- Буду твоя! Если ты моим будешь!

- Кто ты? - спросил Форж-Рон, чувствуя, как липкий пот стекает по спине. Не от страха, не от ужаса. Но от понимания того, что Она пришла изменить все.

- Та, под ногами которой вянут пролески, - шепнула тень. – Отцветают. Умирают. И все умирает. Я – Веррье.

- Ты за тем пришла?

- Коли б за тем пришла, тебя бы не было уже. А ты говоришь и спрашиваешь. Нет, я дам тебе выбор. Ты станешь служить мне, станешь моим. А взамен получишь силу, какой нет ни у кого на земле – силу владеть временем.

Форж-Рон рассмеялся, заглушая ее шипящий голос. И смех его был зловещим в эту страшную ночь.

- Мне ни к чему эта сила! – воскликнул он. – Лучше убей меня сразу!