– Домой?! – Кирилл зло рассмеялся. – Ты серьезно считаешь, что здесь твой дом? Ты сам ушел, тебя никто не гнал! Но когда ты ушел, ты сжег мосты. Или ты думал, что весь мир будет подстраиваться под твои желания, Ванечка? Плохо уже то, что ты продолжаешь мелькать рядом с моей семьей. Но когда ты приходишь сюда в полной уверенности, что здесь – твой дом… восхитительно! Что же до твоих прав, то у тебя осталось только одно: пойти и сдохнуть где-нибудь. Желательно – в какой-нибудь выгребной яме, чтобы нам даже не пришлось позорить себя твоими похоронами.

Кирилл старался бравировать, ударить побольнее, и все равно он боялся. Хэллоуин чувствовал это, видел в его неуверенном взгляде, в нервно дрожащих руках. Он даже не знал, что хуже: потеря дома или тот страх, который он внушает когда-то близким людям.

Зря он пришел. Здесь не было для него помощи. Он понял это, когда Кирилл в очередной раз с ужасом покосился на шприцы в чехле.

– Я совершил ошибку, – признал Хэллоуин. – Я больше не буду приходить.

– Уж надеюсь! Плохо уже то, что моя дочь знает тебя. Ты не имел права показываться ей!

– Что сделано, то сделано. Извини.

– Проваливай, – велел Кирилл. – И забудь дорогу сюда, забудь само слово «дом». Зачем он тебе? Я тебя еще тогда предупреждал: некоторые вещи нельзя вернуть.

Не было смысла и дальше слушать это, Хэллоуин развернулся и направился прочь, провожаемый гневным взглядом брата и испуганными взглядами из окон запертых домов.

Кирилл все сказал верно. У него нет дома. Он больше не тот человек, которого здесь когда-то ждали и любили. Он преступник, иногда – вор, иногда – мошенник. Он – воплощение всего худшего, чего боятся жители этого мира, пусть и несправедливо. Он одиночка, он сам по себе, и даже раненым, он не должен просить о помощи. Потому что помощь ему во многом похожа на преступление.

Для Хэллоуина это не стало откровением. Он сам выбрал такую жизнь и раньше лишь наслаждался ею, а теперь… все пошло наперекосяк.

Покидая этот кластерный мир, он думал лишь об одном: «Проклятье, Филь, и почему ты так верила в меня?»

Глава 6. Кто-то из нас

Им пришлось приехать в Ланесто, потому что этот разговор не подходил даже для защищенного канала связи, а Наристар пока не мог покидать главную резиденцию клана Арма – особенно теперь, когда Сарджана застряла в Слоновьей Башне. Дана была не против этого краткого путешествия, встреча с друзьями сейчас приносила хоть какое-то успокоение.

Она ведь не могла встретиться ни с кем, кроме Наристара и Светы – судьба остальных оказалась не столь безопасной.

Связь со Слоновьей Башней была редкой и скупой: Амиар и Дана уже знали, что было нападение, что серьезно пострадала человеческая делегация, что исчезла Диаманта, но на этом – все. По какой-то причине оставшиеся там дипломаты договорились не сообщать подробности внешнему миру. Связь никогда не была защищенной: при любом контакте с союзниками, оставшимися в других кластерах, в комнате находились представители всех делегаций. Естественно, в таких условиях невозможно было говорить ни о Сообществе, ни о судьбе Диаманты.

Конечно, Сарджана, глава клана, создающего артефакты, могла бы найти лазейку, если бы захотела. А раз она этого не делала, значит, у нее была достойная причина, им оставалось лишь верить ей. Это всем давалось нелегко, а уж Роувен Интегри и вовсе с ума сходил. Когда все это закончится, ему будет очень сложно убедить свой клан, что у них с Сарджаной исключительно рабочие отношения.

Разведчики, отправленные в Сивиллу, действовали неплохо – они уже вычислили, какого камня не хватает и что с ним могло произойти. Но им нужно было соблюдать осторожность, поэтому каждый из них связывался только с кланом Арма – и не чаще раза в сутки.

Дана понимала, насколько Амиару тяжело сейчас. Он разрывался между желанием отправиться в Сивиллу, заняться переговорами в Слоновьей Башне лично и, естественно, искать Диаманту. Что угодно, лишь бы действовать, не чувствовать себя бессильным, влиять на эту войну! А вместо этого он был вынужден сидеть в роскошной гостиной Ланесто, будто ничего особенного не происходило. Потому что сейчас он должен был оставаться Огненным королем, а не другом или братом.

– Так вы определили, кто такой этот Хэллоуин? – поинтересовался Амиар. Он неплохо скрывал свое беспокойство, и посторонние наверняка были бы уверены, что он без труда сохраняет равнодушие. Однако Дана слишком хорошо его знала, чтобы поддаться на эту уловку.

– Конечно, – кивнул Наристар. – Это было не так уж сложно, он – примечательная личность в кругах наемников. Не героев, а именно наемников, и от этого вдвойне удивительно, что леди Фильберта доверила ему Небесный Опал.

– Ты знал ее?

– Ее семья занимала очень высокое положение в мире сильфов. Я не был знаком лично с Фильбертой, но я встречался с ее родственниками. Это древние жрецы, следящие за соблюдением традиций и очень тонко чувствующие разницу между добром и злом. Так вот, с точки зрения сильфов, такие, как Хэллоуин, – зло.

– Он ведь не человек? – уточнила Дана.

– Нет, он универсал.

– Единственный универсал, о котором я знаю, – это автомобиль. Но что-то мне подсказывает, что речь идет не о нем.

– Вот и у меня сначала были те же мысли! – рассмеялась Света. – Один в один!

– Великие умы мыслят одинаково, – хмыкнула Дана.

С тех пор, как к Свете вернулся человеческий облик, она официально стала невестой Наристара. Она больше не пряталась за его спиной и не притворялась то служанкой, то тел охранительницей. Она уверенно садилась по правую руку от него, и в клане к ней привыкли обращаться с почтением.

Конечно, не всем нравилось, что она сохранила магию каменного голема. Но родственники Наристара, особенно внимательные к чистоте крови, успокаивали себя тем, что Света родилась человеком, ее способности были приобретены позже, а значит, наследникам они не передадутся.

– Универсал – это вид, – с привычной невозмутимостью пояснил Наристар. – Один из новейших видов, образовавшихся из-за того, что нелюди и люди получили возможность свободно общаться в кластерных мирах. Сначала появились полукровки, потом – гибриды, смешение разных кровей перестало быть редкостью. Большинство разумных нелюдей, – по крайней мере, гуманоидов и способных к перевоплощению, а это почти все, – могут зачать дитя. Это дитя понесет в себе гены двух видов, его потомство – трех, четырех и так далее.

– Поэтому и появились универсалы, – подхватила Света. – У каждого из них в роду не меньше десяти видов нелюдей, это создает уникальную кровь. В своем основном обличье они ничем не отличаются от людей, да и особых способностей у них нет. Вся штука в том, что при переливании крови от нелюдя универсалы могут на время получить его способности.

– А чем они тогда отличаются от мультиморфов? – удивилась Дана.

– Мультиморфы – более древний и стабильный вид. Они принимают облик другого существа, это внешние перемены, и они ограничены врожденным даром. Универсалы на какой-то период получают большую часть, если не все, способности «донорского» вида. Появившиеся из-за стихийных мутаций, они очень быстро объединились в единый народ и стали значительной силой, которую в мире нелюдей боялись и уважали.

– Ты говоришь в прошедшем времени, – указала Дана. – Надо полагать, с тех пор многое изменилось?

– С тех пор изменилось все.

Дана понимала, что рассказывает он это больше для нее – Амиар, выросший в кластерных мирах, наверняка знает, кто такие универсалы. А может, и нет, он сам не раз признавал, что старался держаться подальше от сложной магии, пока не узнал о клейме, сдерживающем его силы.

– Универсалы были далеко не мирным народом, – рассказывал Наристар. – Благодаря своей неповторимой крови они могли получить способности даже самых сильных демонов, но за такую силу, конечно же, шла своя цена. Принимая в свои вены кровь другого существа, они неизбежно наследовали его черты, характер, а иногда даже память. И чем сильнее было существо, тем сильнее оказывалось его влияние на носителя силы. Следовательно, если они вкалывали себе кровь демона, они получали огромную власть, однако при этом рисковали не совладать с безумием. Универсалы как народ не могли развиваться, они считались хищниками, работали все больше наемниками на других нелюдей. Их лидеры пытались пресечь это, однако долгое время способа не находилось. Их бесполезно было связывать культурными и семейными ценностями, сила опьяняла их. Одни воины справлялись с ней, другие – нет, и вот эти, вторые, и были наиболее опасны. Они должны были снова распасться на отдельных мутантов или найти особый способ сохранить себя как вид. Стихийным ответом неожиданно стал культ.