— Старик, пить нужно за живых, а мертвых оставь в покое, — сердито приказал он. — Мы-то живы.

— А ты все дальше будешь воевать за свою анархию? — поинтересовался пират.

— За нее родимую! — Кэно горестно приподнял брови и усмехнулся. — Я помру за нее!

Биннак глядел на него с тревогой.

— Помереть всегда успеешь, а пожить?

Террорист свысока посмотрел на него, как на ненормального.

— Опять ты за свое, кэп?! — он снисходительно покачал головой. — Ты же бандит, грабитель и вымогатель, а так простодушен! Пойми, старина, мне нравится моя жизнь!

— Как знаешь, — согласился Биннак. — Главное, чтоб жалеть ни о чем не пришлось…

Кэно не принял его слова во внимание. Его задумчивый взгляд скользил по линии горизонта, где гладь океана сливалась с безоблачным небом. Такое спокойствие и пустота навевали скуку и тоску…

— Черт с тобой, кэп! — плюнул на беседу Кэно. — Пойду к своим.

— Не торопись, Кэно, — задержал его тот. — Есть к тебе просьба.

— Что за просьба, Биннак?

— Не говори Джоле о смерти Кибрала, пожалуйста, — шепнул капитан на ухо лидера «Черных драконов».

Кэно глянул на него с безразличием, на его загорелом потном лице читалась только усталость.

— Это тебе решать, старик, что говорить своей дочери. Я пошел.

— Ты смотри нас не забывай! — крикнул пират вдогонку террористу.

Кэно обернулся. Он утомленно улыбался.

— Ага! Забудешь тут вас, после всего! — бросил он. — Удачи, кэп!

Биннак махнул ему вслед рукой и уставился на спокойную бирюзово-синюю воду.

* * *

Через пару месяцев после переезда в США Кира перестала волком смотреть на окружающих. Она становилась более открытой для эмоций и словно спешила впитывать новую жизнь. Вскоре девушка стала полноценным членом клана «Черный дракон», и Кэно взялся лично обучать ее рукопашному и ножевому бою. В честь этого события она украсила свое плечо черно-красной татуировкой в виде герба клана. Кире давно нравилось это цветовое сочетание. После вступления в ряды анархистов она обыкновенно носила черные военные ботинки, красные брюки, черный кожаный топ и красную жилетку. Одежда прекрасно подчеркивала ее фигуру — девушка всегда была стройной и даже худощавой, с тонкими запястьями и изящными ключицами, небольшой аккуратной грудью и гибкой талией, а рельеф мышц, становящийся от регулярных тренировок все выразительнее, только украшал ее, уподобляя бронзовой статуе амазонки. Любой, кто встречался с Кирой взглядом, ощущал, какая страстно-пламенная душа жила в этом дисциплинированном теле. А чтобы менее походить на женщину с Ближнего Востока, девушка перекрасила волосы в красновато-рыжий цвет.

Осенью Джарек все-таки уболтал главаря смотаться в Германию к Генриху Вайнеру — хирургу с мировым именем.

— Ты знаешь, я никогда не говорю: «Невозможно», — еще раз повторил ему Генрих. — Только на разработки уйдет не один год.

— Я никуда не спешу, — отвечал Кэно.

Вожаку оставалось только покорно ждать.

Февраль 1989 года выдался по-весеннему теплым. Ясным вечером Кэно сидел на крыше заброшенной детройсткой электростанции, служившей штабом «Черным драконам», и беспечно смотрел на закат. Кира была рядом. Она пристально вглядывалась в его лицо, и он почувствовал ее навязчивый взгляд.

— Что, не нравятся шрамы? — спросил он.

Теперь Кэно носил на правом глазу черную повязку, из-под которой расходились глубокие, пугающего вида рубцы, уродующие правую половину лица. Но Кира была другого мнения:

— Отчего же? Тебе идет. Ты на пирата похож.

Кэно горестно улыбнулся:

— Вот так, сбылась мечта стать пиратом! Да вообще, анархисты и пираты — братья по духу. Любовь к свободе! Некоторые думают, что и ножи у меня похожи на пиратские…

— Чего ты хочешь?

— В жизни — создать анархическое государство. Конкретно сейчас — есть.

Кира ненадолго ушла и принесла тарелку плова. Анархист достал из-за пояса нож и приступил к ужину. Кира наблюдала за ним с каким-то угнетением и тоской.

— Будем ругаться с тобой, Кэно, — проронила она.

— Почему это вдруг?

— С ножа ешь — значит, драчливая натура.

— Да ладно, детка, я с детства еще так привык. Хотя, отрицать не буду — драться я люблю. Но с тобой драться больше не буду — мне и одного раза хватило, — он усмехнулся, потирая Т-образный шрам на ребре ладони, оставленный чурой.

Кира грустно взглянула вдаль.

— Просто странно как-то: у меня на родине плов руками едят.

Кэно поднял на нее взгляд, их глаза встретились. Анархист сразу понял по ее печальному отчужденному взору — она не избежала противоречивой тоски по родине. Воинственный, живущий традициями предков Афганистан, красивый и суровый, властный, но родной… Он навсегда остался далеко, Кира уже не вернется назад. Никогда.

— Все же… Скажи, детка, а почему ты сражалась за моджахедов, если тебе хотелось свободы? Это ведь была война не за свободу, а за диктатуру самих себя. Тем более, ислам угнетает права женщин. На кой черт тебе это было надо — переодеваться в мужчину и воевать на «священной войне»?

— Это была война за мой дом, моих братьев, мою веру. Я не собиралась после гибели моей семьи сидеть и ждать, когда коммунисты придут хозяйничать на наших землях! Чужакам там не место, не говоря уже о том, чтоб нести туда свои порядки! Да, я выбрала меньшее из двух зол, но это был действительно джихад, — Кира сложила руки и взглянула с надеждой в небеса, — Аллах, храни мой народ!

Кэно взглянул на нее с восхищением и уважением.

— Это я и хотел услышать. Знаешь, детка, говорят, что из Афганистана ушел последний советский солдат. Из твоей страны официально вывели войска!

Лицо Киры озарила натянутая улыбка, но в холодных серых глазах оставалось уныние.

— Спасибо за эту новость. Может, теперь все будет хорошо.

— Все будет хорошо, если будешь в это верить, детка. Как говорил Че Гевара, «до победы — всегда»!

Он поставил тарелку на серые кирпичи и прижал Киру к себе. Кровавый закат отражался в их усталых глазах. На его груди сверкал серебряный крест, а на ней ветер трепал красную футболку с гербом Афганистана. Где-то на Ближнем Востоке над горами и мечетями, как всегда, кружили орлы. Реяли орлы и над горными хребтами и прериями Северной Америки. Птицы разных видов, но одного рода, отличные внешне, но имеющие один образ жизни. И два человека на крыше заброшенной электростанции — американец австралийского происхождения и афганская девушка, атеист и последовательница ислама — были подобны им. Их объединяли характер, идея и вера в заветную свободу. «До победы — всегда»! На этой священной войне они теперь всегда будут вместе.

4. Игра в бога

Осенний вечер в Детройте выдался хмурый и дождливый. За городом, в окрестностях озера Эри трое мотоциклистов ехали по грязным дорогам к заброшенной электростанции. Это были молодая белокожая азиатка с короткими черными волосами, крепкий японец средних лет в черной одежде, длинные волосы которого были собраны в косу, и загадочный широкоплечий человек в круглых черных очках и кожаной бандане, нижнюю часть лица которого скрывал черный платок. Доехав до станции, байкеры припарковали мотоциклы и через разбитое окно пробрались внутрь. Они знали о том, что на самом деле работа станции была возобновлена. Им также было известно, кто и в каких целях использует электроэнергию. Женщина и двое мужчин вошли в аппаратную и поприветствовали работника.

— Вход на базу открыт, — ответил тот, нажав несколько клавиш на пульте управления.

Пришедшие спустились в машинный зал, где стоял монотонный гул, и подошли к огромному люку на полу. Люк со скрежетом открылся. Японец достал фонарь и осветил лестницу, ведущую глубоко под землю. Он начал осторожно спускаться вниз, женщина направилась за ним, схватив мужчину за плечо, человек с закрытым лицом пошел последним, нажав на стене кнопку. Люк закрылся за байкерами. Лестница привела их к подземным коммуникациям. Люди прошли мимо множества бронированных дверей с кодовыми замками и детекторами отпечатков пальцев, пока не спустились к самой нижней двери многоярусного секретного подземного комплекса. Японец встал напротив тяжелой черной двери. Рядом располагался датчик движения, сканер отпечатков пальцев и диктофон. Японец положил правую руку на сканер.

— Кодовое имя? — запросил компьютер.

— Тремор, — ответил японец.

— Данные подтверждены.

Створки двери медленно раздвинулись и закрылись сразу, как только Тремор вошел. Женщина подошла к пульту и также положила на сканер правую руку.

— Кодовое имя?

— Тасия.

— Данные подтверждены.

Как только тяжелые створки двери захлопнулись за спиной Тасии, к сканеру подошел мужчина с закрытым лицом. Он снял с правой руки кожаную перчатку и прикоснулся к сканеру ладонью. На его руке не было ни единого живого места от шрамов и следов глубоких ожогов.

— Кодовое имя?

— Безликий, — глухим хриплым голосом ответил мужчина.

— Данные подтверждены.

Безликий уверенно шагнул сквозь дверной проем в длинный коридор, освещенный лампами дневного света.

— Пошли быстрее, — поторопил его Тремор.

В коридоре дежурили трое мужчин в бронежилетах и с автоматами Калашникова.

— Хой! — поприветствовал их Тремор. Охранники базы ответили ему кивком.

Тремор, Тасия и Безликий прошли в самый конец коридора к широкой черной двери. Около двери дежурили еще два охранника.

— Мы вернулись с задания, — объяснил им Тремор.

Один из охранников постучал в черную дверь и вошел в кабинет. Спустя минуту он вернулся, объявив:

— Он вас ждет.

Тасия, Тремор и Безликий вошли в просторный, отделанный дубом кабинет, где на стенах среди внушительной коллекции собственноручно изготовленных главарем ножей висели флаг «Черных драконов» и черное знамя с известным анархическим символом «А» в круге». В высоком кожаном кресле, на спинке которого лежала шкура койота, сидел Кэно и что-то просматривал на компьютере.