Покойник пролежал в земле почти восемь месяцев, то есть с 22 Сентября 1591 до 18 Апреля 1592 года, и был выкопан в присутствии Магистрата того Города; тело оказалось целым, ничуть не разложилось и не имело дурного запаха, помимо могильной плесени. Одежда не расползлась, суставы были гибки и подвижны, как у живых, кожа отличалась дряблостью, но вместо нее начала появляться новая, в отверстой ране на горле не было заметно ни гниения, ни порчи; также был найден Волшебный знак на большом пальце правой ноги, а именно нарост в форме розы; тело держали вне могилы с 18 до 24 Апреля, и на протяжении этого времени многие из того Города и из других мест ежедневно приходили смотреть на него. Несмотря на это, треволнения не прекратились, и с ними решили покончить, захоронив тело под Виселицей, но все было напрасно и явления его продолжались своим чередом, и теперь он не жалел даже собственную Семью, так что в конце концов вдова его обратилась в Магистрат и заявила, что отныне не возражает против того, чтобы приняты были, если это будет сочтено необходимым, более суровые меры против ее мужа.

Вследствие этого седьмого Мая он снова был выкопан, причем было замечено, что со времени последнего захоронения он стал гораздо плотнее на вид. Скажем коротко, что у трупа отсекли Голову, Руки и Ноги, затем разрезали спину и вытащили сердце, которое оказалось таким же свежим и нетронутым, как у только что зарезанного теленка. Все это вместе с телом положили на кипу дров и обратили в Прах, каковой старательно собрали и, положив в мешок (дабы никто не смог воспользоваться им в зловредных Целях), бросили в реку, после чего Призрак более не появлялся.

Случилось еще так, что его Служанка, умершая вслед за ним, через восемь дней после своей смерти явилась другой прислужнице и так грузно на ту навалилась, что у последней сильно опухли глаза. Она так ужасно обошлась с ребенком, спавшим в колыбели, что он претерпел бы немалый урон, если бы не появилась Кормилица, которая перекрестилась и воззвала к имени Иисуса, отчего Призрак исчез. На следующую ночь она явилась в образе Курицы и, когда одна из Служанок приняла ее за таковую и последовала за ней, Курица эта выросла до непредставимой величины и вмиг схватила Служанку за горло, и оно раздулось так, что она долго еще не могла толком ни есть, ни пить.

Свои выходки она продолжала целый месяц; некоторым наносила шлепки с такой силой, что они слышны были стоявшим рядом, из-под других вытягивала постели, и являлась то в одном, то в другом облике, иногда как Женщина, или же как Собака, или Кошка, или Козел. Но после того, как ее тело выкопали и сожгли, Видение более не появлялось.

Эти события произошли в Бреслау, в Силезии, где жил в ту пору Вейнрих, что делает Рассказ более достоверным. Сокрытие имен действующих лиц, полагаю, было проявлением благовоспитанности по отношению к усопшему Горожанину, Вдове этого Горожанина и их Семейству.

Иоганн Кунце (Cunthius), силезский городской старейшина, вошел в историю под прозвищем «Силезский вампир». Об этом случае вампиризма со слов силезского врача и философа Мартина Вейнриха (1548–1609) также рассказывает английский философ и поэт Генри Мор (1614–1687) в своей книге An Antidote against Atheism, or an Appeal to the Naturall Faculties of the Minde of Man, whether there be not a God («Антидот против Атеизма, или Воззвание к Естественным Способностям Человеческого Разума в вопросе существования Бога», Лондон, 1653); как и рассказ о сапожнике из Бреслау, эта история вошла в Schlesisches Historisches Labyrinth («Силезский исторический лабиринт», Лейпциг-Бреслау, 1737) Христиана Штифа (Stieff), а затем и в сборник легенд немецкого библиографа и собирателя народных преданий Иоганна Грассе (1814–1885) Sagenbuch des Preufischen Staates (1868–1871). Грассе относит изложенные ниже события к 1592 г. Перевод выполнен по второму, дополненному изданию сочинения Мора, кн. III, гл. IX (1655).

В отношении другой рассказываемой им Истории, он <Вейнрих> является не единственным Повествователем (хотя эти события произошли в его эпоху и, как я понимаю, спустя некоторое время после изложенного выше, на что указывают, судя по всему, некоторые подробности его Рассказа); но он узнал ее от человека, каковой жил в тех краях и вдобавок часто сталкивался с зловредными деяниями этого беспокойного Привидения, причинившего столько бедствий месту своего обитания. Сообщение его довольно велико, и я сокращу его, насколько возможно.

Иоганн Кунце[95], Житель Пентша[96] в Силезии, почти шестидесяти лет от роду и один из Старейшин того Города, человек весьма достойного вида и всю свою жизнь, по мнению горожан, отличавшийся безупречным поведением, будучи послан в дом Мэра (в качестве лица понимающего и искусного в коммерческих делах) для разрешения одного спора между некими Возчиками и Купцом из Паннонии[97]и покончив с этим затруднением, был приглашен Мэром на ужин; но сперва он отправился домой, чтобы заняться кое-какими делами, произнеся на прощание: Будем веселиться, покуда можем, ибо несчастья подстерегают нас всякий день.

У этого Кунце имелись в Конюшне пять крепких Меринов, одного из которых он велел привести; увидев, что подкова его расшаталась, он привязал его к столбу, и затем Хозяин со Слугой попытались поднять коню ногу и осмотреть подкову; но взбешенный конь тотчас швырнул обоих наземь, причем Кунце получил большую долю ударов; стоявший рядом помог им обоим подняться. Не успел Кунце встать на ноги и прийти в себя, как воскликнул: Горе мне, как я горю, я весь в огне! И слова эти он повторял снова и снова. Но когда женщин удалили из комнаты и осмотрели те части тела, на какие он более всего жаловался, не нашли на них следов ударов или ссадин. Говоря вкратце, он сразу же заболел и прискорбным образом повредился в уме, и громко жаловался, будто совершил такие грехи, что не мог надеяться на прощение, и что меньшая доля их превышает все грехи остального мира, однако не допускал к себе Священнослужителей и не признавался никому в своих грехах. Ходили слухи, что якобы однажды он сказал одному из сыновей — но которому из них и когда, никто не знал — что заключил Сделку с Дьяволом и тому подобное. Все видели и достоверно знали, однако, что он сделался так богат, как никто и ожидать не мог, и что за четыре дня до этого несчастного случая, будучи восприемником Ребенка, он сказал, что то его последнее крестное дитя.

В ночь, когда он умер, с ним оставался старший сын. Он испустил Дух примерно в третьем часу ночи, и в это время черная Кошка, открыв створку окна когтями (поскольку она была закрыта), подбежала к его постели и принялась так дико царапать его лицо и перину в изголовье, словно хотела силой стащить его с того места, где он лежал. Но после Кошка вдруг исчезла, и едва она скрылась, как он испустил свой последний вздох. Священнику тамошнего Прихода рассказали вымышленную историю, и с разрешения городского Магистрата он был похоронен с правой стороны Алтаря, за что его друзья щедро заплатили. И тотчас по смерти Кунце поднялась страшная Буря, каковая продолжалась почти до конца его Похорон, и порывы ветра несли снег, так что тела людей дрожали и зубы стучали у них в головах. Но как только его похоронили, все внезапно стихло.

Не пролежал он и день или два, как по городу поползли слухи о Spiritus incubus[98] или Эфиальте[99] в образе Кунце, каковой якобы совершил насилие над женщиной. Произошло это еще до того, как он был похоронен. После похорон указанный Призрак разбудил одного человека, спавшего в своей гостиной, говоря: Я с трудом могу удержаться, чтобы не забить тебя до смерти. И голос его был голосом Кунце. Равно и городские стражники заявили, что каждую ночь слышали превеликий шум в доме Кунце, звуки падающих и переворачиваемых вещей, и что поутру иногда видели распахнутые настежь ворота, хотя на ночь их всегда тщательно запирали. Его кони также вели себя беспокойно в Конюшне, и по всему Городу слышен был необычный лай и завывание Собак. Но все эти подозрения были лишь прелюдией к дальнейшим событиям, которые я изложу по возможности кратко.