Изменить стиль страницы

Я танцую, танцую и в какой-то момент перестаю понимать, что я существую. Меня словно укачивает на волнах. Уносит далеко-далеко. Утопия — какое хорошее чувство. Так тупит боль и отчаяние. Ничего не чувствую. Ни о чем не думаю. Просто дышу.

— Миа, поедем. — Возвращает меня к реальности Рита. Я смотрю на нее затуманенным взором и послушно киваю головой. Бросаю взгляд на то место, где стоял Илья, но его уже нет… И блондинки тоже.

Мы покидаем клуб, садимся в такси и я, положив голову Рите на колени, засыпаю. Я так измучилась. Хочу, чтобы ничего этого не было. Пусть, когда я проснусь утром, мой мир станет прежним. Таким, каким он был до встречи с Константином. Таким, каким он был до раскрытия Валериного обмана. Таким, где я просто мечтала жить нормальной жизнью. Где я на самом деле жила нормальной жизнью. И чего мне только не хватало?

— Как ты, подруга? — участливо спрашивает Антон, когда я захожу в кухню. Здесь пахнет блинчиками и кофе. Подруга суетится у плиты. Заметив меня, она выдает слабую улыбку и жестом предлагает мне сесть.

— Душа болит сильнее головы, — честно признаюсь я и сажусь за стол.

— Кофе будешь? — спрашивает Рита.

— Да и блинчики, — воодушевленным тоном говорю я. Супруги удивленно переглядываются.

— Что? — недоумеваю я.

— Ничего. — Подруга пожимает плечами. — Просто не думала, что ты так… Впрочем, неважно.

Она не договаривает, ставит передо мной чашку с кофе и садится напротив.

— Какой план? — спрашивает Антон.

— В смысле?

— Что будешь делать дальше?

— Антон, не все же сразу, — корит его Рита.

— Я к тому, что Миа может пожить у нас, если нужно.

— Спасибо, возможно, это мне пригодится. Но пока я надеюсь, что Валера не сунется туда.

— Валерон, конечно, дал маху, — не сдерживает себя муж Риты. И я замечаю, как она бьет его по бедру. Однако, он настойчиво продолжает: — Миа, ты не переживай. Мы на твоей стороне. Любой вопрос. Все решим.

— Спасибо тебе, вам. — Я натягиваю на себя улыбку и чувствую, что от такой заботы мне хочется бежать, куда глаза глядят.

— Сейчас, главное, не оставаться одной, — поддерживает его Рита. И я тяжело вздыхаю. Я благодарна им за поддержку, но она настолько сильная, что все мои «краны» снова дают течь.

— Слушайте, ребят, спасибо, что поддерживаете и все такое, но давайте пока не будем касаться этой темы.

— Конечно! — восклицает Рита. — Кушай блинчик.

Нам удается продолжить завтрак в светской беседе о погоде, последних новостях мира и моды. Последнее Антон с охотой разделяет с женой, и они на какой-то момент, забыв о моем присутствии, окунаются в эту тему. У меня появляется возможность подумать о себе. Что я буду делать дальше? Как смогу встретиться с Валерой? Что скажу? Что он скажет? Будет ли просить прощения? Прощу ли? Нет. Не прощу. Не могу простить. Где я буду жить? Квартира и все, что в ней принадлежат Валере. С другой стороны у меня, теперь, есть работа. Так, что я могу подыскать себе съемное жилье. Или он оставит все мне и красиво уйдет? Хотя на этот вариант я рассчитываю в последнюю очередь. Как вести себя на работе? Господи, столько всего нужно решить! Но все, что я способна сейчас делать, так это задавать миллион вопросов и плакать. Меня разрывает изнутри. Я не была к этому готова. Как мне выпутаться? Что предпринять?

В воскресенье я возвращаюсь в пустую квартиру. Антон и Рита подвезли меня до дома, и хотя они очень настаивали пойти со мной, я не согласилась. Мне с лихвой хватило их сочувствующих взглядов и попыток меня успокоить и развеселить. Разве человеку в моем положении может быть весело?

Я прохожу на кухню, достаю из бара непочатую бутылку вина, откупориваю ее и наливаю себе полный бокал. Жаль, что я не курю. Сейчас мне бы и этого хотелось.

Включаю на телефоне песню Monroe «Перчатки» и отдаюсь своей боли. Я плачу, кричу, пою, заливаю горечь. Как же мне больно! Как же больно. Я сжимаюсь в комок, обхватывая голову руками. Как я переживу это? Как справлюсь?

— Почему ты так со мной поступил? Почему? — шепчу я, облизывая соленые губы.

В шесть утра я вызываю такси и еду в офис. Сейчас мне хочется оказаться в его кабинете, в его кресле. Прошу таксиста включить мне музыку громче и опустить сзади окна до предела. Парень изумленно смотрит на меня, но выполняет мою просьбу. И я начинаю подпевать песне Ване Сэл «Поговорим». Холодный воздух делает кожу гусиной, треплет, путает мои волосы, но я ощущаю счастье в этот момент. Мир проносится мимо, а гитарные аккорды заполняют пустоту. И пока такси не привозит меня к месту назначения, мы успеваем прослушать песню три раза.

В холле «Гранд Плазы» приглушен свет, охранник мирно посапывает за стойкой. Я стараюсь быть бесшумной и не пьяной, но выходит плохо. Блюститель порядка просыпается, подозрительно смотрит на меня, затем прищуривается, видимо узнает и кивает.

Я вхожу в лифт и поднимаюсь на семнадцатый этаж. В коридоре темно, что мне приходиться двигаться на ощупь. Я достигаю нужной двери, открываю офис своим ключом и подхожу к своему столу. Достаю из ящика его подарок и сразу проскальзываю на запретную территорию. Тут пахнет мускусом, словно он только что ушел. Я включаю свет над его столом и медленно иду к цели. Когда я опускаюсь в кресло, оно принимает меня как родную. Я беру его кружку и наливаю в нее еще вина.

— Я здесь такая счастливая, — говорю вслух, смотря на свой портрет. — Как ты только смог разглядеть это во мне? Кажется, что я никогда так не улыбалась. У меня не было повода для безудержной радости. Моя жизнь всегда хлестала меня по щекам и нажимала на болевые точки. А тут я счастлива, безмятежна. — Я делаю большой глоток вина и откидываю голову назад. — Как же я устала. Я хочу, чтобы ты меня защитил, чтобы спрятал от этой боли, но я так одинока.

— Миа. — Я слышу его голос. Какой чудесный сон. — Миа.

Я вздрагиваю и открываю глаза. Передо мной на корточках сидит Константин. Он встревожен и совсем не изменился.

— Что это? — с осуждающим беспокойством спрашивает Громов.

— Вино, я. — Мой голос немного сиплый. И, кажется, я до сих пор пьяна.

— Это я вижу. — Вдруг злится он. — Что произошло?

Я испуганно смотрю на него и часто моргаю. Мне хочется разреветься и уткнуться носом в его шею. Но вместо…

— Простите, Константин Игоревич. — Я делаю над собой усилие и неуклюже встаю. Костя поднимается за мной. — Я не должна была сюда приходить.

Я покачиваюсь, и его сильная рука касается моего локтя.

— Миа, брось. Что с тобой? — Он обхватывает меня обеими руками за плечи и легонько встряхивает.

— Он мне изменил, — говорю я, смотря себе под ноги. Отчего-то мне стыдно. Я хочу отмыться от всей этой грязи.

Костя берет меня за руку, помогает сесть на диван, затем выглядывает из кабинета, говорит парням, что собрание отменяется, запирает дверь на ключ и садится рядом со мной.

— Рассказывай.

Я поднимаю на него глаза и спрашиваю себя: «Зачем ему это? Могу ли я говорить об этом с ним?»

— Миа, не тяни, рассказывай, — давит на меня Громов и крепко сжимает мои ладони, сложенные на коленях.

— Я не могу. — Я отчаянно мотаю головой. — Только не с тобой.

— Почему?

— Потому что ты это ты.

— Я хочу знать, — настаивает он.

— Любопытство тут неуместно.

— Какое любопытство, черт возьми?! — Повышая тон, Громов ерошит свои и без того всклокоченные волосы. — Ты посмотри на себя! Что он с тобой сделал?!

— Тебе то что?! — накидываюсь на него я.

— Я хочу тебе помочь!

— Чем?! Чем ты можешь мне помочь?! — Я вскакиваю на ноги и смотрю на него с яростью. Я знаю, что он не виноват, но ничего не могу с собой поделать. Костя медленно встает, и я оказываюсь на уровне его груди. Мне приходится задрать голову. Красивые карие глаза снова открыли для меня безопасный «мир». И сейчас я очень хочу туда войти, однако все равно не могу, он не свободен.

— Я не смогу этого узнать, пока ты нападаешь на меня, — совершенно спокойным тоном говорит он. И мне становится стыдно.