Кулькен стоял минут семь или восемь, прижимая к груди небольшую подушку с дивана, прежде чем что-то произошло. Тележка поднялась на холм. Нога двинулась вперед, и остановиться теперь было невозможно. Словно в тумане, Кулькен ощутил, как в руке провернулась холодная металлическая дверная ручка. Ему казалось, что тело просто устало от нерешительности и взяло бразды правления. Миновав дверной проем, он оказался в небольшом коридорчике, ведущем к лифтам и пожарной лестнице. Не пройдя еще и половины расстояния, Кулькен понял, что рука уже тянется к дверной ручке, которая с этой стороны открывалась беспрепятственно. Ехать на лифте было неблагоразумно, генератор хоть и включен, но в таких обстоятельствах лучше не рисковать. Открыв дверь, Кулькен помедлил. Если генератор заглючит, дверь к пожарной лестнице может остаться заблокированной, и он уже не сможет попасть в свою крепость. С грустью посмотрев на подушку, Кулькен вздохнул.

– Тебе, придется остаться и подстраховать меня. Понимаешь?

«Конечно же нет, тупой ты осел, – ответило ему Я, – это всего лишь синтепоновая подушка!»

Подложив ее в проем двери, Кулькен отправился в свое путешествие по ступенькам, навстречу к тому, что он больше всего на свете ненавидел: к веселью, поздравлениям и похлопываниям по плечу от людей, которых боялся.

Одолев один пролет, Кулькен решил, что его, скорее всего, ждут именно на этом этаже. В прошлом году сотрудники компании устроили ему вечеринку-сюрприз, от которой у него потом еще четыре дня дергался глаз. И за год до этого на этом же этаже организовали совещание, а потом, откуда ни возьмись, повыскакивали клоуны.

«Клоуны! – в сердцах возмущался Кулькен. – Более страшных и отталкивающих персонажей сложно придумать!»

Конечно, на традицию это не тянуло, но он был уверен, что ждут его именно здесь. Коснувшись очередной дверной ручки, Кулькен замер. Сотрудники уже, конечно же, в курсе, что он вышел из убежища, но нужно дать им возможность собраться всем вместе. Он взглянул в камеру, висевшую высоко в углу, а затем быстро отвел глаза. Ему было не по себе думать, что они его видят, а он их нет. Постояв так еще минуту-другую, наконец распахнул дверь. То, что представилось взору, ошеломило его.

Об увлечениях Кулькена знали все, ему дарили самурайские мечи, подобия лазерных мечей, комиксы редких изданий, костюмы супергероев и много другое. Тут уж он пожаловаться не мог, но эти их шумные вечеринки-сюрпризы просто сводили с ума. Теперь все было иначе. Он решил, что в этот раз если и сойдет с ума, то от радости! Все еще не в состоянии переступить порог, Кулькен разглядывал стены, как ребенок, пусть даже на них и были закреплены глупые воздушные шарики, а в конце коридора на противоположной от него стене и висел плакат: «Дорогой босс! Не прячьтесь, идите к веселью по указателям!». Его, скорее всего, придумал ненавистный Кларест, любитель плакатов и баннеров. Но впечатление плакат не портил, даже наоборот, добавлял изюминки.

Кулькен ликовал. Они проявили фантазию, да еще как! То, что он видел перед собой сейчас, было куда лучше любого обычного квеста с записками и тайниками.

На полу перед ним в маленькой кровавой лужице лежало оторванное человеческое ухо. Правая стена была вся заляпана отпечатками чьей-то ладони. И уж ладонь эта точно была не в чернилах от принтера. Половина коридора была отмечена кровавыми ладошками, словно кто-то шел, опираясь на стену, а потом решил присесть. Там, где он сидел, осталась еще одна кровавая лужица, только куда большая по размеру, чем лужица с ухом. Но то, что было дальше, привело Кулькена в полнейший восторг. Красные полосы на полу выглядели так естественно и натурально, словно присевшего отдохнуть кто-то куда-то тащил. Или, может быть, он полз сам, не в силах больше идти вперед.

«Мне туда», – весело подумал Кулькен.

– Вот они, подсказочки! Яснее ясного, – несмотря на то, что его бормотание было едва слышным, Кулькен был готов кричать во все горло.

«Хоть раз, хоть один единственный раз они угадали! У меня будет не глупая детская вечеринка с клоунами, жонглерами или цирковыми собаками, а настоящая! Настоящая потрясающая зомби-вечеринка!»

Впервые в жизни он пожалел, что на голове у него нет колпака, а во рту нет звонкой дуделки. Переступив через ухо в лужице крови, Кулькен небольшими, но быстрыми шагами направился к концу коридора, чтобы в предвкушении веселья повернуть за кровавым следом. Сердце его выдавало барабанную дробь, а в висках начинало звенеть от усиливающихся пульсаций. Кулькен следовал дальше, с упоением разглядывая отпечатки кровавых ладошек и кровавые следы на полу, и, лишь шаг не дойдя до поворота, замер. Он услышал знакомое ему по множеству фильмов «шипение». Конечно, на шипение это было слабо похоже, но и словами это нельзя было назвать. Именно так и разговаривают между собой мертвецы, когда не знают, чем утолить свой голод.

– Все-таки они меня любят, – не без удовольствия прошептал Кулькен и шагнул за угол.

23(ПОСЛЕ) Теория «хорошести»  

Они сидели у костра где-то в поле, засеянном пшеницей или чем-то еще. Кристина в этом не разбиралась, поэтому окрестила местность «хлебной лужайкой».

Им повезло, здесь было несколько построек, одна из которых напоминала зернохранилище, другая была заперта, и открыть ее без лишнего шума не представлялось возможным. Зато с третьей Алекс легко сбил замок и, оглядев помещение, сказал, что заночевать здесь будет в самый раз. Возле нее они и осели. Губернатор дремал, Кристина грела ладошки у костра, а Алекс сидел по-турецки и ждал, пока в походной кастрюльке закипит вода.

– У меня есть теория, – нарушил он вечернюю тишину.

– Еще одна. Не та, что про смерть?

– Нет. Да и то, что я говорил тебе о смерти, не было теорией. То было моей жизненной позицией относительно смерти, не путай. Теория смерти у меня другая.

В глазах Кристины читалось «ну, началось», но она не стала лишать Алекса радости разглагольствования, поэтому мягко улыбнулась и сделала заинтересованный вид.

– Моя бабушка говорила: «Хочешь узнать как человек жил, посмотри на то, как он умер».

– И это работает?

– Не знаю, – Алекс пожал плечами, – но она в это верила.

– И как она умерла? – не ожидая от себя такой бестактности, выпалила Кристина.

– Внезапно, – хмыкнул он.

– А жила как? Так же внезапно?

– Да, – копаясь в воспоминаниях, протяжно подтвердил Алекс, – так и жила, преподнося сюрприз за сюрпризом. Помню даже, как-то разругавшись с дедом, уехала на неделю к сестре никому ничего не сказав, – грустная улыбка отпечаталась на губах, – а когда вернулась, заявила, что отныне будет водить внука, то есть меня, по музеям каждый третий выходной месяца, потому что мы слишком «одеревенщились», а ей не хватает разговоров о высоком.

Кристина прыснула, подавив хохот.

– Бабуля была огонек? Да?

Фриер кивнул.

– Получается, – продолжила Кристина, подставляя ладошки огню, – ее теория работает, хотя бы на ней самой.

– Выходит, что так.

– Поэтому мысли о самоубийстве так пугают?

– Эй, что значит, пугают? Опять все к трусости свела? – ее слова, будто оскорбили его. – Ты что, вообще меня не слушала? – он помотал головой. – Верблюда польку плясать научить проще.

– Нет, нет, я поняла. Я просто… Я не то хотела сказать.

– Ой, да рассказывай. Ничего ты не поняла! У тебя там точно аквариум без рыбки, – Алекс постучал пальцем по голове.

Она бросила на него возмущенный взгляд и скривила губы.

– Боюсь, – игнорируя возмущение Кристины, усмехнулся Алекс и опять помотал головой. – Алекс Фриер ничего не боится!

– Ага, кроме как говорить о себе в первом лице.

– Ох, и язва же ты.

Он достал пакетики с растворимым супом и стал открывать их один за другим, высыпая в котелок с кипящей водой.

– А вообще, я хотел рассказать про другую теорию, – он заговорщически посмотрел на Кристину, прищурив один глаз, – слушаешь меня?