— Ну, а вы, как замполит, разве не могли бы поднажать со своей стороны?

— Нажимаем, товарищ майор. Думаю, что не случайно вас назначили сюда. Я докладывал на военном совете и просил, чтобы нам прислали опытного помощника по огневой и тактической подготовке. Такого, знаете, настойчивого, волевого…

— Так, так. Всю надежду, значит, на меня возлагаете? Глядите, не просчитайтесь! — пошутил Поддубный.

— Пока что ваш мундир производит неплохое впечатление, — сказал замполит, явно намекая на нагрудные знаки майора. — Разумеется, и партийная организация, и командир поддержат вас.

Поддубного позвал к себе полковник.

— Идемте, я покажу вам наш дежурный домик, — сказал он.

Дежурный домик — это помещение, где отдыхают летчики и авиационные специалисты, которые находятся на дежурстве. Домик представляет собой капитально оборудованную полуземлянку, разделенную на несколько отдельных комнат. В первой находились летчики. Кто отдыхал, кто играл в шахматы. Окна завешены марлей — не столько от мух, сколько от фаланг и скорпионов — этих ядовитых обитателей пустыни. В углу стояли радиоприемник и телефоны. Увидев полковника, летчики вскочили с мест. Командир звена отдал рапорт.

Второе помещение было предназначено для авиационных специалистов. Они стояли вокруг стола, где четверо техников «забивали козла».

Полковник Слива и майор Поддубный осмотрели еще командный пункт, после чего уехали обратно в городок.

По дороге, как бы между прочим, Поддубный попросил командира охарактеризовать старшего лейтенанта Телюкова.

— Мы ехали вместе, — добавил он.

Полковник задумался. Видимо, Телюков не из тех, кого можно охарактеризовать двумя-тремя словами.

— Это правда, что за ним числится множество предпосылок к летным происшествиям? — задал майор наводящий вопрос.

— Множество не множество, а имеются. На обе ноги хромает у него дисциплина. А летчик способный, смелый.

— Выпивает?

Полковник пристально поглядел на собеседника, сжал губы, от чего усы его вдруг ощетинились:

— А что, напился в дороге?

— Малость было.

— Вот сучий сын. Вообще-то он не пьет. Но если попадет в компанию гуляк — пиши пропало. Все плохое удивительно быстро прилипает к нему. Подражает этим… ну, как их, фу ты! Ну, их «Крокодил» частенько на вилы берет.

— Стилягам?

— Во-во! Усики отпустил, бакенбарды завел. Жалеет, пожалуй, что в армии мундир не разрешается носить по своему собственному образцу. А то вырядился бы стилягой. Молод еще, зелен… А летчик — прекрасный. Смело можно сказать — талантливый летчик!

— Стреляет как?

— Отлично.

Поддубный промолчал о бахвальстве Телюкова. Семен Петрович продолжал:

— Да, стреляет отменно… — И. Помолчав еще, добавил: — Телюков — это сила. Если бы взяться за него как следует, получился бы преотличный ас.

— Попытаюсь взяться.

Возьмитесь, Иван Васильевич, да покрепче. Для таких, как он, можно не пожалеть ни времени, ни усилий. Отличным летчиком станет. Правда, майор Дроздов тоже ему не спускает… Но вы подбавьте со своей стороны. Повторяю, летчик он стоящий.

«Победа» нырнула под открытый шлагбаум и завернула вправо, к коттеджам. Семен Петрович приехал домой. Выходя из машины, он любовно взглянул на свою рощу:

— Вон какую роскошь я вырастил! Приходите, Иван Васильевич, вечерком, посидим на веранде, поболтаем.

— Хорошо, Семен Петрович, приду обязательно.

За палисадником, между деревьями, майор заметил свою вчерашнюю спутницу. Она была в шароварах из синей бумажной ткани и в такой же синей коротенькой блузке. Девушка расчищала заступом оросительные канавки. В своем простом рабочем одеянии, с платком на голове, она выглядела милой, приветливой хозяйкой.

— Здравствуйте, Лиля! — окликнул Поддубный.

— Здравствуйте, Иван Васильевич, — ответила девушка выпрямляясь.

— Сразу за работу? А как здоровье матери?

— Ничего, спасибо. Как будто лучше стало. Побуду еще несколько дней и поеду в институт. Экзамены ведь у меня.

— И когда возвратитесь?

— Да теперь уже на летние каникулы приеду.

Семен Петрович остановился на крыльце, прислушиваясь к разговору. Поддубный невольно почувствовал какую-то неловкость.

— Да, роща у вас прекрасная, — сказал он, думая совсем не об этом.

А думал он о Лиле: хорошая у полковника дочь.

— Ну, не буду отрывать вас от работы. Всего хорошего!

Поддубный простился и свернул к штабу, где нужно было устроить свои дела — стать на продовольственное, финансовое и вещевое довольствие. Возле штаба он столкнулся с Максимом Гречкой, который, очевидно, специально поджидал его.

— Говорили про меня с полковником? Еще не послали документы на демобилизацию? — спросил он взволнованно.

— Не послали, Максим, не волнуйтесь. Будете у меня техником.

— Значит, можно так и написать моей Присе? — обрадовался Гречка.

— Так и напишите.

— Большое вам спасибо, товарищ майор! Вот повезло мне!.. Это встреча так встреча! — в который уже раз воскликнул техник.

Домой Поддубный возвратился вечером. Максим Гречка дописывал письмо жене. Прочитав для себя написанное, он довольно усмехнулся и снова принялся за письмо, изредка читая вслух отдельные места.

«Так вот, Прися, отдыхай с Петрусем спокойно. Майор Поддубный берут меня к себе в экипаж. На демобилизацию документов не посылали и не пошлют».

— Не «берут», а «берет», — поправил майор.

— Э, нет! — возразил Гречка. — Может, по правописанию и правильно будет «берет», но для вас такое слово не подходит…

— Ну ладно, Гречка, — махнул рукой майор. Собственно говоря, его меньше всего интересовало сейчас письмо друга. Мысли его были там, возле коттеджа полковника. Лиля… Вчера она ему просто понравилась, а сегодня… Сегодня показалась необыкновенно привлекательной, милой, обаятельной… Неужели это любовь? Так внезапно? Нет, нет, это просто мимолетное увлечение. Но почему мимолетное? Разве не так же, с первого взгляда, полюбил он Римму? Полюбил искренне и глубоко… Он тяжело вздохнул… Не его вина, что пути из разошлись…

Подобно кадрам из кинофильма, перед мысленным взором майора промелькнули московские встречи.

…Зал консерватории. Концерт. Рядом сидит молодая, черноволосая девушка. Из ее разговора с подругами Поддубный узнает, что соседка по креслу — студентка этой консерватории, будущая певица. Невзначай заговорили о незнакомом пианисте. Девушка охотно рассказала о нем все, что знала. Так они — слушатель военной академии и студентка консерватории — познакомились.

Во время антракта вместе вышли в фойе. Разговор вертелся вокруг выдающихся музыкантов и столичных театральных новостей. Потом снова слушали музыку, делясь впечатлениями. Поддубному сразу понравилась его новая знакомая.

На улице лил дождь. Офицер взял такси, и Римма позволила отвезти себя домой. Она жила недалеко — на Тверском бульваре. Офицер проводил ее до подъезда, прощаясь, крепко пожал руку. Студентка пригласила его на следующий концерт. Он согласился. После этого они начали встречаться то на концертах, то в театрах, то в кино. Так продолжалось около года. Они признались друг другу в любви. Казалось, все было решено. Кончат учиться — поженятся.

Но, узнав, что летчика посылают куда-то далеко на север, Римма всполошилась:

— Разве для того я училась в консерватории, чтобы забраться куда-то в глушь, потерять лучшие годы, зарыть свой талант? Я хочу остаться здесь, в Москве.

— Я сам, Римма, люблю Москву, но…

Тоном, не допускающим возражения, Римма прервала его:

— Никаких «но»! — сказала она властно. — В глушь я не поеду. Слышишь?

— Какая же это глушь? Областной центр. Там есть драмтеатр, филармония, Дом культуры. Ты получишь возможность работать, развивать свои вокальные способности. Меня посылают из академии в крупный промышленный и культурный центр.

— Для воробья и лужа море!

— К чему взаимные обиды, Римма?

— Для тебя это крупный центр, а для меня — провинция! — она презрительно фыркнула и цинично добавила: — Если хочешь, чтобы твоя жена была актрисой, оставайся в Москве. Ты мог бы найти влиятельного генерала, который помог бы тебе. Ведь сумела же я найти выдающегося музыканта…