Я смущенно извиняюсь.

— Я не против, — тихо говорит он. — Но кое-кому из присутствующих это не понравится.

Мы сидим на расстоянии от остальных, от чего создается иллюзия интимности.

— Ты давно с ними знаком?

— С некоторыми всю жизнь, — глядя на ребят, отвечает Себастьян. — Хотя вот семья Тоби переехала сюда всего два года назад. А кое-кто из них ребят новообращенные. Кажется, для Кэти это первое дело на общее благо.

— Ни за что бы не догадался, — смеюсь я.

— Да брось, она милая.

— Что не помешало ей потратить минут двадцать на подсчет сорока штырей.

С тихим смешком он со мной соглашается.

— Извини, что не предупредил тебя насчет молитвы. Вечно забываю.

Небрежно отмахнувшись, я поворачиваюсь к остальным и теперь смотрю на группу подростков другими глазами.

— А с кем-нибудь из них ты ходил на свидания?

Себастьян кивком показывает на высокую девушку, которая сидит у футбольных ворот на другой стороне поля.

— С Амандой.

Я с ней знаком. Она выпустилась вместе с Себастьяном и состояла в студсовете. Красивая, умная, и о ней я не слышал ни одной грязной сплетни. Уверен, Себастьяну Аманда подошла бы просто идеально.

— Долго? — спрашиваю я. Ох, вопрос звучит слишком грубо.

И он это замечает.

— Ревнуешь?

— Немного.

Очевидно, что Себастьяну это нравится. Его щеки розовеют.

— Мы встречались около года. С десятого класса по одиннадцатый.

Ого. Мне хочется расспросить, чем они занимались, часто ли целовались и насколько сблизились… Но вместо всего этого я говорю:

— Но даже тогда ты знал…

Себастьян резко поднимает голову, смотрит по сторонам, и выражение его лица смягчается, когда он понимает, что нас никто не услышит.

— Да. Знал. Но думал, что если я все-таки попытаюсь…

Его слова ощущаются тысячей вонзившихся мне под кожу иголок. Отношения длиной в год означают немало попыток.

Я не… из этих.

— Но ты ведь с ней не спал?

Себастьян берет еще один огромный кусок пиццы и мотает головой.

— И ты считаешь, что однажды можешь жениться на Аманде?

Когда он, жуя пиццу, поворачивается ко мне, в его взгляде я замечаю раздражение.

— А ты считаешь, это подходящее место для такого разговора?

— Можем перенести на потом.

— Я хочу тебя, — тихо отвечает Себастьян и наклоняется за новым куском. Расправившись с ним, он смотрит прямо перед собой и добавляет: — Больше никого.

— Как по-твоему, Церковь изменит свое отношение к нам? — интересуюсь я. А потом киваю в сторону ребят на поле. — Опомнятся ли все они когда-нибудь?

Себастьян пожимает плечами.

— Я не знаю.

— Но ты счастлив со мной?

— Более счастливым я никогда не был.

— Значит, ты не считаешь наши отношения ошибкой.

Когда он наконец поворачивается ко мне, его глаза сияют искренностью.

— Конечно же, нет.

Он наплыва эмоций я чувствую, как сдавливает горло. Мне очень хочется его поцеловать. Взгляд Себастьяна опускается на мои губы, а потом он снова краснеет и отворачивается.

— Ты ведь знаешь, о чем я думаю, — говорю я. — О чем думаю постоянно.

Кивнув, он наклоняется вперед за бутылкой воды.

— Да. Я тоже.

К тому моменту, когда мы собрали все столики и скамейки и убедились в их надежности, солнце уже начинает садиться за горизонт. Ребята смеются, играют в салки и бросают фрисби. Это куда лучше драк и обзывательств, которые были основным развлечением у озера. Здесь же ощущается уважение ко всему вокруг: к общине, к ближнему, к самим себе и к их Богу.

Большинство ребят садятся в большой минивэн, который отвезет их на парковку у церкви. Но мы с Себастьяном решаем остаться и машем им вслед, пока они не скрываются из виду.

Себастьян поворачивается ко мне, и в этот момент его показная улыбка исчезает.

— Ну как тебе? Ужасно?

— Вот прямо сейчас и думал, что все прошло неплохо, — отвечаю я, и он смеется. — Даже круто, на самом деле. Все очень милые.

— «Милые»? — слегка покачав головой, переспрашивает Себастьян.

— Ну а что? Вообще-то, я серьезно. Они милые и хорошие люди.

Мне нравится бывать в обществе мормонов не потому, что я надеюсь, будто смогу вписаться в их сообщество, а чтобы лучше понять Себастьяна. Что стоит за его словами, когда он говорит что-то вроде: «В эти выходные я сильнее ощущал присутствие Духа». Или каким образом в молитвах находит ответы на вопросы. Себастьян всю свою жизнь прожил в этой атмосфере и понимает этот язык. Церковь СПД имеет свою специфическую лексику, которая и по сей день звучит для моих ушей несколько высокопарно, но для мормонов она естественна, и, как мне кажется, я начинаю понимать, что его слова главным образом означают «Я стараюсь сделать лучший выбор» или «Мне нужно понять, насколько правильны мои чувства».

В парке сейчас тихо, слышно только пение птиц на деревьях и отдаленный гул машин.

— Чем хочешь заняться? — интересуюсь я.

— Домой точно не хочу.

Все мое тело начинает мелко дрожать.

— Тогда давай домой не поедем.

Мы садимся в мою машину, и я кожей ощущаю предвкушение от грядущего вечера. Выехав с парковки, я просто еду куда-то вперед. Не думая, куда мы в итоге попадем и что будем делать, когда остановимся. Но когда оказываемся в нескольких километрах от города, Себастьян кладет руку мне на колено и медленно скользит вверх. Дома вдоль шоссе редеют, и вскоре мы попадаем на пустынную дорогу. Повинуясь какому-то инстинкту, я сворачиваю на грунтовую дорогу, ведущую к  берегу озера, доступ к которому ограничен.

Себастьян оглядывается назад, когда мы въезжаем в распахнутые ворота с висящим на них знаком «Въезд запрещен», наполовину скрытым ветками деревьев.

— Нам действительно стоит сюда ехать?

— Наверное, не стоит, но ворота открыты уже давно, так что мы не единственные, кто сюда заявлялся.

Себастьян ничего не отвечает, но по напряженной позе и замершей руке на моем бедре я ощущаю его неуверенность. Надеюсь, он расслабится, как только поймет, что после наступления темноты нас здесь совершенно никто не увидит.

Грязь на дороге становится гуще, и, свернув на обочину, я выключаю фары и глушу мотор. В наступившей тишине тихо щелкает двигатель. Если не считать мерцающего на поверхности озера отражения луны, на улице почти совсем темно. Отец научил меня всегда держать в багажнике вещи, которые могут пригодится в чрезвычайных ситуациях — в том числе и теплый плед, — так что несмотря на наступивший холод, решаю воплотить одну свою идею.

Я открываю дверь и поворачиваюсь к Себастьяну.

— Пойдем.

Тот неохотно выходит.

Достаю из багажника плед и расстилаю его на еще теплом капоте. Из запасных курток и случайно оказавшегося тут пляжного полотенца делаю нам обоим по подушке и кладу их на лобовое стекло.

Мы можем лежать и смотреть на звезды.

Увидев, чем я занят, Себастьян помогает мне все разложить и забирается на капот. Мы ложимся на спину и одновременно издаем довольный стон.

Он хохочет.

— Выглядело это более комфортно.

Я пододвигаюсь к нему поближе, от чего капот машины протестующе скрипит.

— Не так уж и плохо, вообще-то.

Луна над нами висит низко, а до звезд можно дотянуться рукой.

— Кое-что мне в этих местах особенно нравится, — замечаю я. — Здесь звезды видны всю ночь. Что было невозможно в Пало-Альто — слишком много искусственного освещения.

— Тебе нравится тут только это?

Я поворачиваюсь к Себастьяну и, наклонившись, целую.

— Извини. Не только.

— Я не разбираюсь в звездах, — признается он, когда я снова откидываюсь на спину и смотрю на небо. — Все хочу начать изучать, но времени нет.

Показав пальцем на звезды, я говорю:

— Вот здесь созвездие Девы. Видишь вон те четыре звезды наверху, образующие кривую трапецию? А вон гамма Девы и Спика — они чуть ниже и похожи на что-то вроде воздушного змея.