Я слышал лязг металла, бьющегося о камень, звук закованного в броню тела, сбитого чем-то большим и тяжелым. Подрагивающий факел подводил меня к краю туннеля, давая намек на просторное помещение, что стало мелькать на горизонте.

Я вновь ощутил холодный воздух ледяных равнин, услышал завывания ветра и боролся в попытке держать нахлынувшие воспоминания под контролем. Что бы там ни было, это оно убило Везулу и привело к смерти Тарригаты. Теперь лишь я мог взыскать этот долг и отомстить за павших.

Пистолет Тарригаты бился о мое бедро, когда я бежал. Широкий клинок тяжестью отдавался в моей руке, старые мышцы, протестуя, готовились к последней битве. Я проигнорировал боль и активировал клинок. Он вспыхнул, а затем погас. Я попытался еще раз, все еще бежав на свет в конце лабиринта. Клинок вспыхнул и уловил нужный ритм. Актинический треск, бегущий по лезвию, ужалил меня своей энергией.

Я добрался до источника света и увидел золотого воина, лежащего на спине. Существо рядом с ним, бросало вызов пониманию, оно разило его своими острыми когтями. Я узнал воина, не по имени, конечно. Кустодианец Императора. Я сражался рядом с ними во время Войн Объединения.

Он обернулся, завидев мое приближение, ожидая нового врага, бессильный что-либо сделать. Его лицевая панель обладала бесстрашным выражением, однако борьба внутри ее была более, чем очевидной. Зверь, наполовину легионер, наполовину мутант, молотил по кустодию не обращая на меня никакого внимания.

Восемь фигур в кровавых одеяниях повернулись ко мне, сбросив свои мантии, обнажая длинные изогнутые клинки. Культисты.

— Тарригата, старый ублюдок. Ты все-таки был прав.

В приступе безумного воя они кинулись на меня.

Я выпотрошил первого, ударив его наконечником моего меча. Ореол разрушительной энергии разорвал его тело на куски. Кожа, кость, органы, все испарилось в мутной дымке, отскакивающей от лезвия, будто страшась его. Напор остальных не ослабевал. Отрубив руку одному из культистов, я почувствовал, как лезвие вонзается в бой бицепс. Я зарычал, пытаясь сдержать боль, когда оно вошло глубже. Никогда не показывай слабости, этому научила меня арена. Еще один клинок впился в мою спину. Теперь я ревел от ярости. Они окружили меня. Я чувствовал, как грезы о Единстве вторгаются в мой разум. Если я поддамся сейчас, то погибну вместе с кустодианцем. Ослабленный, он изо всех сил пытался дать отпор существу, что атаковало его в тот момент. Зверь набросился на него, как хищник на свою добычу. Еще несколько минут, и все будет кончено.

Я взмахнул рукой, ощутив сильный удар и треснувшую кость, когда один из культистов отлетел, словно разломанное копье, разбившись где-то на горизонте моей видимости. Держа широкое лезвие в одной руке, я схватил свой короткий меч другой, нарисовав кривую дугу в воздухе, поразив еще одного еретика. Несмотря на свое безумие, отброс начал плакать.

Я покончил с поверженным врагом, мой череп с легкостью расколок его голову. Неистовый удар моего силового меча принес смерть другому, режущий удар, заставивший его внутренности повалиться на землю. Картина, на которой я ненадолго задержал свое внимание, прежде чем расправиться с остальными двумя.

Теперь зверь повернулся ко мне, и в его взгляде я уловил нечто непостижимое и злое. Я знал, что в моем понимании, это нельзя было назвать зверем. По крайней мере, не естественного порядка. Все истории, которые я слышал, о тьме, приближающейся к Терре, о пактах, заключенных с существами старше самого Империума, я верил им.

Зло было среди нас, бросало вызов порядку Императора. Но я служил Императору. Всегда служил. И всегда буду служить. Это моя клятва. Это Гром и Молния.

Оно отбросило кустодианца в сторону, откинув его, подобно жесткому мясу, отдавая предпочтение более сладкому убийству. Я взмахнул мечом.

— К Единству! — взревел я.

Мы кинулись друг на друга, человек против зверя.

Он ударил, как танк, свалив меня с ног. Мой меч с трудом оставил борозду в его доспехах, напоминающих панцирь арахнида, только во много раз надежней и крепче.

Я пошатнулся, меч становился все тяжелее, как надгробный камень, череп пульсировал.

«Сибирь», ледяная равнина…

Вздымающиеся столпы дыма в Абиссне…

Отбросив видения, я с трудом парировал рубящий удар. Он обладал чудовищной силой, столкновение чуть не вырвало мне плечо. Однако само его присутствие было… неправильным. Более глубокое недомогание начало сковывать меня, больше, чем обычная физическая боль. Шепот давно умерших, видения битвы, что еще не случилась. Моей бесславной смерти, принесенной в жертву какой-то сущности извне…

Я вскрикнул и осознал, что его когти разорвали мою плоть, вырывая окровавленные куски мяса. Я пошатнулся, с силой отсекая руку или коготь. Отросток рухнул на землю, перевернулся, а затем растворился, подобно паутине в тени.

С такими ужасами я еще не встречался.

Я попятился назад, прекрасно осознавая, что умираю, не из-за опустошения моего разума, а от ран, которые он нанес. Я чувствовал это. Я знал это.

У меня едва хватило сил на то, чтобы поднять свой меч. Второй клинок выпал из моей руки. Он рассеялся в тех же тенях, что и отсеченная конечность.

Я сделал резкий выпад, пытаясь удержать зверя. Он смеялся над моими усилиями, его голос, достаточно нечеловеческий для того, чтобы заставить волосы на моей спине встать дыбом. Я потянулся, инстинктивно, я не был уверен, но почувствовал очертания рад пистолета Тарригаты. Символ Единства врезался в мою ладонь, когда я достал его из кобуры, не зная даже, сможет ли он выстрелить.

Я нажал на курок.

Сфокусированная вспышка интенсивного излучения ударила зверя в область туловища. Смертная оболочка, которую он носил, содрогнулась. Она повисла, ослабла на мгновение. В этот момент, прикладывая каждую частицу оставшейся во мне силы, я взмахнул широким лезвием. Оно прошло через плечо, через туловище, через шею.

Любой на его месте был бы уже мертв, но вместо этого он рыдал и подрагивал, издав столь пронзительный вопль, чтобы заставить мои зубы заскрипеть.

Затем я упал, больше не в силах стоять на ногах, осознавая глубину своей неудачи.

— К Единству, — сплюнул я кровью.

— К Единству, — ответил кустодианец, подходя к зверю. Его прекрасный золотой клинок расколол голову зверя надвое.

Когда второй удар этого совершенного оружия поразил место, где должно было находиться сердце, зверь распластался по земле. Крик вырвался из его вокс решетки, ужасающий, сверхъестественный звук. Смрадный дым вырывался из сочленений в его доспехах, подобно пылающей свече, изголодавшейся по воздуху.

— Он мертв? — спросил я, опустившись на колени, с тяжестью опираясь на меч.

Кустодианец посмотрел на меня, я почувствовал взвешивание решения в его осторожном взгляде. Наконец, он кивнул.

— В некотором смысле, да. Я благодарю тебя…

— Херук, — сказал я, распознав паузу, как приглашение, — Дахрен Херук.

— Громовой легион?

Настала моя очередь кивнуть.

— Я думал, что твой род мертв.

— Мы. Достаточно близко. К этому.

— Тагиомальчян. Я в твоем долгу, Дахрен Херук. Терра в твоем долгу.

— Тогда у меня есть одна просьба к тебе, — сказал я, подняв руку, подозывая к себе рукоять его меча.

Он посмотрел на меня, бесстрастная маска, неподвластная прочтению, но потом я уловил едва заметный кивок.

Когда тиски смерти окружили меня, я вновь ощутил видения.

Поначалу лишь запах и вкус, но позже, я начал слышать радостные крики победы, видеть, как Молниеносное знамя вздымается в небо. Я стоял на склонах горы Арарат, а рядом со мной Кабэ и Гайрок и Везула.

Реальность становилось все более мимолетной, хотя я все еще слышал слабый звон доспехов кустодиацна, когда он стоял позади меня, и взмах его лезвия, когда то проносилось в воздухе.

— Предоставь мне почетную смерть, — сказал я, и победные кличи громче взвыли в моей голове.