— Каждый из нас когда-нибудь попадет сюда. Так какая разница? — пробормотал я, наблюдая за тем, как Тарригата быстро поднимается в свой хаб-блок.

Везула работал. Он уже срезал броню Кабэ, его атрибуты, и теперь занимался сбором органов. Мы были в некотором роде вурдалаками, по крайне мере те из нас, что все еще были живы. Наше дальнейшее существование зависело от смертей и успешного присвоения частей наших павших братьев по оружию.

И наш доминус, Тарригата, обладал средствами и оборудованием для трансплантации этих частей. В этом плане, мы зависели друг от друга.

Остановившись на понятии того, кем мы все стали, я посмотрел сквозь узкую щель в тенте. Желтое облако отбрасывало грязную завесу, но под ней я увидел следы винтовых нитей «Мау». Если Мау был огромным спуском, ведущим вниз, то Свот являлся миазмой знаменующей его окончание.

Факторумы и нефтеперерабатывающие заводы цеплялись за кольца Мау, подобно мерзким паразитам, отринувшим иной способ существования, к пищеводу огромного глубоководного левиафана. Иногда, одна из этих конструкций опускалась, сбрасывая вниз громадные тонны отходов и мусора, из которого местные медленно возводили свои неприметливые лачуги, колонизируя близлежащие территории, словно раковая опухоль.

Терра выглядела совсем иначе.

— Я все еще мечтаю о славе, Дах, — сказал мне Везула. Его голос заставил меня вернуться к настоящему. Я боялся, что он снова соскользнет, погрузится в старые воспоминания, но его глаза были ясны, когда он разделывал тело Кабэ. Инструменты и поблескивающие от крови органы располагались среди бесполезных отходов. Работа, даже столь грязная и кровавая, помогала сосредоточить ум.

Он остановился, с лезвия хирургической пилы капала кровь, его руки были покрыты ей вплоть до локтя.

— Иногда мне сложно отличить видения от реальности. Понять, где вымысел, а где действительность.

— Я понимаю, — тихо ответил я. — Все слишком правдоподобно.

В глубине души я действительно его понимал. В моем мозге, в моем сердце охваченном раковой опухолью, я понимал его.

— Старые времена давно ушли, я это знаю, — продолжил Везула. — Дни Грома, Единства. Дни наших войн и завоеваний. Империи преклоняли колени перед Ним, они преклоняли колени перед нами… — он сделал паузу, его костяшки побелели, когда он сжал ручку пилы. — Я скучаю по ним.

— Как и я, Вез. Но мы больше не те, кем были раньше. Мы прожили слишком долго. Просто некоторые из нас слишком упрямы, чтобы умереть.

Я взял части механизмов, старую Кибернетику Кабэ и стал промывать ее при помощи старого ручного насоса. Жидкость в нем была непригодна для питья и более того, раздражала кожу, однако она прекрасно смывала кровь. Органы были помещены в большие апотекарские колбы и будут хранится там в вязком, разъедающим слизистую носа при нескольких вдохах, растворе формальдегида, глутарового альдегида и метанола. Этому меня научил Тарригата.

— Возьми их, — сказал Везула. — А я займусь сжиганием.

В задней части владений Тарригаты располагалась специальная печь. Окончательный покой Кабэ.

Поднимая колбы с органами, я спросил:

— Ты сам, брат?

— Я сам.

— А если и ты когда-нибудь?

Везула встретил мой взгляд. Его глаза, полные смирения, выглядели невероятно спокойными.

— Тогда окажи мне почетную смерть.

— Почетная смерть, — проговорил я, и направился к хабу Тарригаты.

Внутри помещения было темно, понадобилось немного времени на то, чтобы глаза привыкли к практически полному отсутствию света. Было тесно, а потолок был настолько низким, что мне приходилось пробираться нагнувшись. Тарригата был скопидом. Полки с ящиками полнились кучами кибернетических частей старых гладиаторов, и банками с соленой жидкостью в которых находились медленно атрофирующиеся органы. Он хранил абсолютно все, независимо от того, собирался ли использовать это в будущем. Я застал его сидящим на потрепанном стуле, согнувшим спину и хмуро смотрящим на свое счетное устройство.

— Радик Клев потребует компенсации за свою потерю, — сказал он мне, прежде чем откинуться назад для того, чтобы взять свою кисеру. Шлейф серого дыма вырвался из старой длинношеей трубки, табак в чаше ярко вспыхивал, когда Тарригата вдыхал его. — В свою очередь этот долг ляжет на тебя.

— Мне жаль, доминус, — ответил я, пытаясь найти свободное место для установки колб.

— Ты убил его бойца, так что, — добавил Тарригата, — а также незаконно прервал схватку Кабэ. За это тоже нужно заплатить.

— И снова, я сожалею.

— Сожаление не выплатит чёртовы долги! — огрызнулся он, и хриплый кашель, исходящий из самих бронх, охватил его несчастное тело.

Я хотел помочь, но Тарригата остановил меня дрожащей рукой. Когда припадок кончился, он вытер свой рот рукавом и сделал еще одну длинную затяжку.

— Я заглажу вину, — ответил я.

Тарригата медленно кивнул.

— Да, так и будет. Иди в Свот. Найди Гайрока. Приведи его сюда или поставки органов иссякнут.

На такие вещи мы шли ради выживания.

— Даю Вам слово, доминус, — сказал я, поклонившись, направляясь к выходу.

— Мне плевать на твое слово или твою честь, Херук. Просто приведи его. И сделай это, как можно скорее.

Судно зависло чуть выше желтеющих слоев смога. Его гладкие контуры сияли золотом в свете подулья. Грав-транспорт Коронус. Он прибыл из башни Гегемона для выполнения специального задания, порученного ему самим Вальдором.

Один воин находился в мрачном трюме, наедине со своими мыслями. Он держал золотой шлем в руках.

— С тех пор, как мы сражались в Нассау, — сказал голос через вокс-бусину воина, это было первым, что он услышал за последние несколько часов.

Он поднял взгляд, его зеленые глаза были яркими, как изумруд. Штурмовые рампы распахнулись, являя свет и атмосферу.

— Ты знаешь, что нужно сделать? — спросил голос.

Воин одобрительно кивнул.

— Я исполню свой долг.

— Найди их, Тагиомальчян.

Он надел шлем, и шквал систем, активируясь, замелькал на его тактических дисплеях.

Он поднялся, закрепляя свой клинок часового и грозовой щит. Затем он закрепил мономолекулярный трос на своей броне. Несложная конструкция из длинной катушки и магнитного замка с резким щелком закрепилась на его аурамитовых доспехах. Трос разматывался по мере того, как кустодианец продвигался вперед. Окончив приготовления, Тагиомальчян приблизился к выходу. Он стоял у самого края, вглядываясь в очертания под плотной пеленой смога, его плащ взбивался на ветру. Зелёные глаза сузились за линзами его шлема.

— Я найду их, — прошипел он, прежде чем уйти в небытие.

Абиссна пылала. Я не мог видеть этого, дым затмевал все вокруг, но я мог чувствовать запах, мог слышать. Горящая плоть солдат, трещины полуразрушенных стен, запеченных в преисподней и увядающие крики. Единство пришло на эту землю.

Густые слои пепла разбредались по полям сражений за пределами величественной крепости, ныне павшей со смертью своего правителя. Их вылазка не смогла сломить наши ряды и добраться до осадных орудий. Артиллеристы имперской армии, также пропавшие у меня из виду, продолжали вести беспощадный обстрел. Такая жестокая музыка. Мое сердце билось в такт с этой громовой мелодией. Я изнемогал от высокой температуры в своём тяжелом доспехе, и жар от моей кожи начал туманить визор. Везула находился неподалеку, призывающий начать наступление, взывая обрушить на защитников еще большую ярость Громового легиона.

Мы побежали, оставив наши грав-корабли позади, мы прорывались вперед с разящими болтерами в руках, нагревшимися из-за продолжительного использования.

Выстрел поразил мою броню, проникая внутрь неё и разя мою плоть. Я зарычал, используя гнев для притупления боли. Я обратил взор к Молниеносному знамени. Это было единственное, что я мог видеть сквозь столпы едкого сгустившегося дыма, окутавшего все вокруг.