1964

В Беркли начинается Движение за свободу слова. Открытие Пензиасом и Уилсоном фонового космического излучения подтверждает теорию "Большого взрыва". Гельман и Цвейг постулируют существование кварков. "Религиозная эволюция" Белла. "Essais critiques" ("Критические исследования") Ролана Барта. "Автобиография Малькольма X"

1965

Развязывание США войны во Вьетнаме. "Мирской град" Кокса. Последнее интервью Хайдеггера журналу "Der Spiegel"

1966

"Радикальное богословие и смерть Бога" Альтицера и Гамильтона. "Наука и выживание" Коммонера. "Ecrits" ("Письмо") Жака Лакана. Теорема Белла о нонлокальности

1967

"Политика опыта" Лэнга. "L'ectriture et la difference" ("Письмо и различие") Жака Деррида. "Исторические корни нашего экологического кризиса" Уайта

1968

"Знание и человеческие интересы" Хабермаса. "Критика и методология научно-исследовательских программ" Лакатоса. "Общая теория систем" Людвига фон Берталанфи. "Учение Дона Хуана" Карлоса Кастанеды. "Всемирный каталог" Брэнда. "Взрыв народонаселения" Эрлиха

1968–1970

Студенческие волнения, антивоенное движение, расцвет контркультуры

1969

Высадка астронавтов на Луне. Лавлок выдвигает гипотезу о Гее. "Создание контркультуры" Розака. "Сексуальная политика" Миллета. "Desert solitaire" ("Уединенная пустыня") Аббэ. "Гештальттерапия verbatim" Перлза. "Семиотика" Юлии Кристевой. "Столкновение интерпретаций" Рикёра

1970

Первый День Земли. "По ту сторону веры" Белла

1971

"Теология освобождения" Гутьерреса. "Наше тело и мы сами" – книга по здоровью Общества Бостонских женщин. "Языки мозга" Прибрама. "Над краем истории" Томпсона

1972

"Шаги к экологии мышления" Бейтсона. "Пределы роста" Медоуза

1973

"Маленькое – значит прекрасное" Шумахера. "Интерпретация культур" Гертца. "По ту сторону Бога-Отца" Дэли. "Мели и глубины экологического движения" Нисса

1974

"Религия и сексизм" Рутер. "Богини и боги древней Европы" Джимбутас

1975

"Области человеческого бессознательного" Грофа. "Пересматривая психологию" Хилмена. "Дао физики" Капры. "Социобиология" Уилсона. "Животное освобождение" Сингера. "Против метода" Фейерабенда

1978

"Способы сотворения мира" Гудмена. "Воспроизведение материнства" Ходорова

1979

"Философия и зеркало природы" Рорти

1980

Появление персональных компьютеров. Развитие биотехнологии. "Цельность и внутренний порядок" Бома. "От бытия к становлению" Пригожина. "Смерть природы" Мёрчент

1981

"Новая наука жизни" Шелдрейка

1982

"Другим голосом" Джиллиган. Теорема Белла подтверждается опытным путем. "Судьба Земли" Шелла

1983

Открытие субатомных частиц W и Z

1984

"Состояние постмодерн" Лиотара

1985

"Размышление о роде и науке" Келлер. Горбачев начинает перестройку в Советском Союзе

1985–1990

Быстрый рост общественного сознания в отношении экологического кризиса на планете

1989–1990

Конец "холодной войны", крушение коммунизма в Восточной Европе

ПРИМЕЧАНИЯ

Введение

Поскольку сегодня особую важность приобрел вопрос рода и поскольку он напрямую затрагивает язык настоящего повествования, здесь требуется ряд вступительных замечаний. Как и в любом другом историческом изложении, временами различие между авторским взглядом и разнообразными взглядами, им описываемыми, может быть несколько затемнено, поэтому мне представляется целесообразным предварительно внести некоторую ясность в этот вопрос. Как и многие другие, я не нахожу оправдания для того, чтобы сегодня писатели употребляли слово "человек" и "человечество"[35] или традиционные местоимения "он" и "его", говоря непосредственно о роде человеческом или о некой обобщенной человеческой личности (например, в выражениях "назначение человека", "отношение человека к окружающей среде" и т. д.). Я признаю, что подобными терминами в данном контексте продолжают пользоваться многие серьезные писатели и ученые — в основном, это мужчины, но попадаются среди них и женщины, — и я сознаю, насколько трудно менять глубоко укоренившиеся привычки, однако, в конечном итоге, я не думаю, что подобному словоупотреблению можно найти приемлемое оправдание, диктуемое, главным образом, соображениями стиля (краткость, изящество, ораторский пыл, сила традиции). Таких мотивов — самих по себе достойных — недостаточно для того, чтобы оправдать подразумевающееся тем самым "отлучение" женской половины от рода человеческого.

Тем не менее, подобное словоупотребление оказывается вполне корректным — а на самом деле и просто необходимым для соблюдения семантической и исторической точности, — когда речь идет о том, чтобы отобразить способ мышления, мировоззрение и сам образ человека (the human), что нашли выражение у большинства главнейших фигур западной мысли со времен древних греков и почти до наших дней. Ибо на протяжении всего своего существования западная интеллектуальная традиция вела свое происхождение недвусмысленно "по отцовской линии". С завидным постоянством (к которому сегодня вряд ли можно отнестись с пониманием) эту традицию закладывали и формировали почти исключительно мужчины, писавшие для других мужчин, так что в конце концов такая "андроцентрическая" перспектива стала молчаливо приниматься за "естественную" перспективу. Не было случайным совпадением и то, что практически все основные языки, в рамках которых развивалась западная интеллектуальная традиция, — как древние, так и новые, — как правило, применяли для обозначения рода человеческого или некоего обобщенного человека слова мужского рода: например, anthropos (др. — греч.), homo (лат.), l'uomo (итал.), l'homme (фр.), el hombre (исп.), der Mensch (нем.), man (англ.), человек. Кроме того, и обобщения относительно человеческого опыта делались, как правило, с применением тех слов, которые в прочих контекстах обозначали единственно представителей мужского пола: например, aner, andros (др. — греч.); man, men (англ.). При анализе этой тенденции следует помнить о ряде сложностей: в каждом языке существуют свои грамматические условности в обозначении рода, свои семантические особенности, оттенки и обертона; разные слова в разных контекстах предполагают разные степени и формы исключительности или пристрастия; к тому же, все эти переменные неодинаковы для разных авторов и для различных эпох. Однако и сквозь все эти наслоения просматривается очевидный языковой крен в сторону мужского рода, характерный практически для всех мировоззрений, последовательно представленных в этой книге. Нельзя оставить такой перевес без внимания, не исказив при этом сущностного смысла и структуры этих культурных воззрений. Этот перевес представляет собой не просто одну из языковых особенностей: скорее, это языковое проявление глубинной и системной — пусть по большей части и не осознанной — мужской предрасположенности в характере западного мышления.