Магнум помолчал с минуту, затем выпил стопку чачи и неспешно начал:

— Ваша проблема, ребята, в слишком поверхностном взгляде на вещи. Вы, в силу своего рвения и юношеского максимализма не в состоянии оценить всей ситуации. Вы думаете, что Курдюк хитростью, силою и запугиванием захватил власть в этой агрофирме, а теперь из-за своей глупости и недальновидности все портит. Что из-за неумелого руководства с комплекса бегут специалисты, процветает воровство и раздолбайство. А ваша единственная мысль — как бы с ним договориться, чтобы свалить отсюда, но без последствий в университете, ведь работать в таких условиях вам совсем не хочется, так?

Леонид попытался что-то возразить, но Магнум прервал его жестом и продолжил:

— Я понимаю, Лёня, у тебя другие причины, но я сейчас о студентах говорю, они эту бучу подняли. Начнем с того, что вы думаете, будто Курдюку неизвестны изложенные вами факты. Это понятно, забор вокруг комплекса, колючая проволока, видеокамеры — все указывает на борьбу с воровством. Но это совершенно не так. Вы ошибаетесь в целях этого человека. Вам он видится типичным бизнесменом из девяностых — захватил удачный актив, а теперь управляет им железной рукой, стремясь выжать себе побольше денег, для личного обогащения. Новый русский, только старой партийной закалки. Точно?

— Ну да, — ответил за всех Юра. — Мы, когда его в кабинете слушали, все признаки были налицо.

Магнум лукаво усмехнулся и продолжил:

— Нет, друзья, перед вами вождь племени. Древнего такого племени, туземного или индейского, как вам больше нравиться. Племени, живущего до сих пор древним, родоплеменным строем, которое все блага цивилизации коснулись лишь условно.

— Не понял, — признался я. — Что ты имеешь ввиду?

— Как бы попроще объяснить, не запутывая ничего, — Магнум задумчиво почесал лоб. — Ну, вот жило некое племя, землю обрабатывало, письменных законов не имело, подчинялось вождю, вопросы решал вождь и его приближенные, а также некие обычаи и договоренности. Потом пришли более сильные племена, обложили сначала данью, потом объявили себя владыками, даже наместника, вроде, оставили, а племя живет себе как жило, постепенно ко всему приспосабливается, меняет способы добычи пропитания, но все по-старому. Лишь вождь теперь не из своих, а наместник, но и он через пару лет в доску свой становится. Потом уже и государство возникает, всякие князья-бояре, баре, крепостничество — а деревенькой все равно правит староста и родоплеменные устои, которые даже церковь победить не в состоянии. Барин душит племя оброком и барщиной — племя отвечает хитростями вождя-старосты, да просто банальным воровством. Потом коммунистические времена приходят, опять после некоторых потрясений — племя прикинулось колхозом и дальше существует с вождем-председателем. Все законы и государства имеют условную силу, туземцы, от мала до велика, всегда знают, как этот закон обойти или наоборот, использовать к своей выгоде. Так вот теперь, когда советский строй рухнул, вождь Курдюк продолжает вести племя за собой. Ему главное — сохранить стабильность. Чтобы люди землю не бросили, уклад и устои. Чтобы не уехали никуда и все было как раньше. Он теперь учит племя приспособиться к новой жизни, внешне измениться, а внутри чтобы все как прежде осталось.

Магнум остановился и обвел нас внимательным взглядом. Все смотрели на него ошарашено, силясь понять смысл его монолога. Андрей вздохнул и продолжил:

— Курдюк видел, как рушились окрестные колхозы-гиганты, которым наш в былые годы и в подметки не годился. У них было два пути — либо все разворовывалось и распродавалось, а оставшиеся без работы люди все бросали и уезжали, оставляя за собой деревни призраки. Либо их выкупали крупные агрохолдинги и все переиначивали на новый, безжалостно-капиталистический лад. В котором все жестко подчиненно эффективности, нужно меньше людей, зато востребованы высококлассные специалисты. Например, высокоавтоматизированным свинокомлексом может всего лишь дюжина свинарей управлять, когда в советские годы на такое поголовье не меньше сотни народу нужно было. И вот Курдюк решил любой ценой и деревни сохранить со всем укладом, и современные хозяйства в них понастроить. Поэтому, как и в советские годы, воровство допускает, для своих, деревенских. Но и спуску ни в чем не дает, каждого готов прижать — а воровство очень хороший повод. Эдак он законы использует — как вожди в древности дубину. А самое обидное для него, — когда люди из деревни уезжают, молодежь в особенности. Это ему хуже всякого воровства. Поэтому он и не хочет людей на учебу отпускать, боится, что не вернутся. Ему нужно, чтобы пришлые, как вы, оседали и обживались. Курдюку-то ничего самому и не надо, дом у него с советских времен тот же, разве что машину купил, тут уж без статуса никуда. А все эти защиты, видеокамеры и прочее — так, пыль в глаза инвесторов, которые ему денег на комплекс дали.

Речь Магнума была весьма сумбурной и путанной, видимо, сказывался алкоголь, но все равно его взгляд на вещи выглядел неожиданно интересным. Он выпил еще и продолжил:

— И вот теперь он пытается и новым хозяевам угодить, и в деревнях все как есть оставить, ради этого на все готов. Семьи у него нет, была когда-то жена, да померла, а второй раз он и не женился. «Отец племени» в самом что ни есть прямом смысле. Он, когда помоложе был, столько баб перетрахал, что и не перечесть. Кто ж председателю откажет? Так что неизвестно, сколько тут у него детей среди местного населения, может сотня, а может все три. Из ваших знакомых Женька-пекарша — точно его дочурка. Помню, много раз он её мамку с фермы на ниве своей подвозил, хорошая баба была, царствие ей небесное. Местные-то не рады были, когда она вдовой воротилась, а Курдюк приютил, работу дал. Чует родную кровь-то.

Мы замерли, ошарашенные описанными подробностями. Первой опомнилась Беговая:

— И что нам теперь делать?

— А ничего, — улыбаясь, ответил Магнум. — Ситуацию вы не измените, если работать тут не планируете, так лучше валите подобру-поздорову, пока на вас Курдюк крючок подходящий не подобрал. Вы ему здорово на мозоль наступили, когда Аню с собой в город увезли. Вот так примерно.

С этими словами Магнум взял стакан воды и неожиданно плеснул в блюдце с расплавленным стеарином, в котором догорали фитили свечей. Вместо того, чтобы погаснуть, огонь вспыхнул с невероятной силой, столб пламени на несколько секунд коснулся потолка, а хозяин заулыбался, довольный произведенным эффектом. Он взялся за бутылку, наполнил наши стопки и произнес:

— Я вас, ребята, не случайно всех собрал у себя. Думаю, вам стоит прямо завтра в город отсюда свалить, так безопаснее будет. Если что-то особо ценное в гостинице оставили, я думаю, смогу потом доставить, это сейчас не важно. Подумайте пока, посовещайтесь, а с тобой, Леонид, мне отдельно потолковать нужно. Пойдем-ка на улицу выйдем…

Глава 27. Чемоданное настроение

После ухода Магнума в комнате на несколько секунд повисло гробовое молчание. Мы в оцепенении смотрели на блюдце с догорающим стеарином, погруженные каждый в свои мысли. Первым, с нарочитой бравадой, заговорил Юра.

— Андрей Петрович перебрал походу, несет какую-то херню. Трезвая мысль только в том, что в этом колхозе делать нехер, мне лично совсем не улыбается крышу на родилке менять.

— По факту мы все видели множество подтверждений его слов, просто не могли сложить воедино, — мрачно заметил Вован. — А из-за своеобразного изложения, объяснение Магнума выглядит довольно невероятным. Но если мы заменим население деревни на каких-нибудь горцев или представителей востока, то всё резко станет на свои места. Такие родоплеменные отношения и воля вождя сразу перестанет казаться чем-то необычным для нашего времени. Просто мы и не думали взглянуть на ситуацию под этим углом, а, между тем, таких племен у нас и в городе навалом. Я предлагаю воспользоваться предложением Андрея Петровича и свалить отсюда прямо завтра. Но вот за вещами, как мне кажется, лучше сразу вернуться, с утра пораньше, и уехать, пока все не очухались. Не погонят же они нас на работу в кандалах? Ну, поорут и перестанут, главное, с деканом договориться.