― Значит, вот как получается! Сначала все вокруг вопят о том, как священны и нерушимы законы древнейших и заветы великих ангов, однако когда возникает острая необходимость древние правила можно вот так взять и спокойно нарушить?! Два сына терра убивают своего брата, будущего Великого Террхана, и потом делают, что хотят, а Совет в столице «поднимает лапки» и прячется за пятерых наследников древних домов, вешая на них огромную ответственность и подвергая опасности их самих, их семьи и людей, которые живут на прилегающих землях! А потом вдруг ангалинам приспичивает попасть в недоступный Храм и для этого тоже можно использовать любые способы! И людей можно внутрь пустить и оружие иметь на пути и всё это прикрываясь каким-то там пророчеством о священном пути ангалина, который начнётся на Востоке!

И Дайк, и Макс и даже Бумер, сидящий возле колонны, подпирающей потолок, не сводили с меня ошарашенных взглядов. А Макс так, вообще, квакать начал от возмущения. В конце концов, Дайк опустил глаза и несколько раз хлопнул в ладоши:

― Прекрасная речь, Кари, только ведь, кроме нас, здесь никого нет,― развернулся и выбежал наружу.

И вот тут до меня дошло, что меня понесло куда-то не туда и неизвестно почему. Я наговорила глупостей и накричала на них, непонятно за что. Плюхнувшись перед Максом на колени, я вцепилась в ангалина:

― Прости, Макс! Я не хотела тебя обидеть, и твоего отца тоже. Прости меня, Максик! Я просто очень боюсь, что вся эта затея плохо закончится, ведь и так уже столько всего случилось!

Он расслабился под моими руками, я сразу это почувствовала. Проведя горячим языком по шраму на щеке, Макс прошипел:

― Иди перед Дайком из-з-звиняйс-с-ся. Ты так на него с-с-смотрела, будто это он во вс-с-сём виноват.

― Ты не злишься?

― Нет... Ночная с-с-с-хватка очень с-с-сильно повлияла на тебя. Это мне привычно, а ты не только вс-с-сё видела, но и с-с-сама убивала. Первый раз-з-з всегда с-с-самый трудный...

Дайк стоял у лошадей, прочёсывая пальцами длинную гриву Рыжего. Я обняла его сзади и прижалась к спине. Он замер, а потом усмехнулся:

― Не подлизывайся...

Язык прилип к небу, и получилось только пробурчать что-то не совсем вразумительное.

― Кари, я всё понимаю,― голос друга был тихим.― Мне тоже было очень больно, когда я первый раз убил человека, я и переживал долго и не спал... А тут такое... Ты девушка, пусть и не такая, как все и тебе ещё тяжелее это преодолеть. Не жалеешь, что мы не остались в Латрасе?

Дайк обернулся и взял моё лицо в ладони, а я покачала головой:

― Нет, несмотря ни на что... А скольких ты убил, ну до этого, как мы вместе?

Он отвёл глаза и отстранился:

― У каждого лекаря за спиной есть своя пещера Хранителя: к кому-то не успел, кому-то просто не мог помочь. Двоих я убил в схватке, мы как-то с Кареллом напоролись на сыскарей террхана и по-другому было никак, а не так давно мальчик умер по моей вине. Если бы я не задержался в пути, то удалось бы его спасти, но я решил заехать в несколько селений по пути, не подумал, что с тем малышом всё настолько серьёзно. Я тебя тогда искал, а когда всё-таки приехал, он умер у меня на руках. Моя задержка стоила ребёнку жизни...

Я вгляделась в его лицо, такое родное и любимое, в скорбь и боль в затуманенных влагой глазах.

― Ты раньше об этом никогда не рассказывал...

Дайк пожал плечами:

― Да как-то к слову не приходилось... Я так понял, ты тогда в Банкоре была. Я как уехал из того посёлка, так потом напился вусмерть, а когда очухался немного видел такой странный сон...

― Какой сон?

― Будто мы снова на Кифовом носу и идём с тобой к обрыву и словно прощаемся там. Я понимаю, что ты уходишь, и я больше не увижу тебя никогда. Пытаюсь уговорить остаться, но ты меня не слушаешь и будто совсем не слышишь. А потом появляется сказочный радужный мост от края обрыва прямо в небо, ты ступаешь на него и уходишь. Я кричу тебе вслед, зову изо всех сил, а ты даже не оглядываешься и постепенно исчезаешь в сиреневой дымке...― он замолк на мгновение, сильно сжимая мои пальцы.― Я так звал тебя, что половину постоялого двора на уши поставил...

Дайк усмехнулся и, сграбастав меня, прижал к себе:

― Правда, потом я услышал голос, как ответ на мои дикие вопли. Он был очень тихим и словно доносился из каких-то неведомых далей. Этот голос повторял моё имя, и я даже успокоился как-то, уверился, что докричался и мы встретимся, обязательно встретимся. И ведь так и получилось...

Дайк начал нежно целовать меня, легко касаясь губами, а я, отвечая на чувственную ласку, тоже вспомнила свой сон, когда звала его и разбудила постояльцев и хозяев «Тихого островка». Выходит, Дайк тоже видел меня во сне и звал меня... И мы тогда услышали друг друга...

― Ну мож-ж-жет хватит миловатьс-с-ся!― голос Макса и шлепок по моему мягкому месту, прервал прекрасные минуты чувственной откровенности.― Я наш-ш-шёл откуда бочка выдвигаетс-с-ся!

Оставив Бумера охранять лошадей, мы пошли обратно в Храм навстречу новым, удивительным открытиям. Размер бочки содержащей легендарные «слёзы богов» меня просто убил! Это ж сколько надо было плакать, чтобы наполнить такой объём, вернее, объёмище?! Часть дальней стены Храма, за центральной колоннадой, раздвигалась по такому же принципу, что и внешняя. Макс опять просунул хвост в какое-то отверстие невысоко от пола и переключил что-то внутри. Зал немного дрогнул и стены подались в стороны. Гигантская, высотой около четырёх метров, тёмная бочка начала выдвигаться из проёма. Каких-то направляющих или пазов, по которым она перемещалась, я не заметила. Однако она чётко встала в круг, контуры которого угадывались в кладке пола, состоящего из небольших, величиной с кирпич, плиток.

Внутри самого Храма, на удивление, было чисто, сухо и прохладно: ни пыли, ни другого какого мусора. Как я поняла, первую пыль за тысячелетия с ногами сюда принесли мы. Бочка встала на место, а Макс победно уставился на нас:

― Вот она! Правда, з-з-здорово?!

Мы с Дайком, задрав головы, обалдело рассматривали чудо-техники великих ангов. Я невольно хихикнула, представив картину, как на облаках вокруг этого огромного, пузатого сосуда сидят древние старцы, ну типа боги, в белых балахонах, с длинными седыми бородами и сверкающими нимбами над головами и рыдают горючими слезами. Потом они достают из многослойных одежд белоснежные носовые платки, утирают прозрачные ручьи с морщинистых лиц и выкручивают их в бочку. Хорошо порыдали, ничего не скажешь!

Обежав загадочную ёмкость по окружности, Макс опять нашёл место, куда можно было сунуть свой длинный хвост. В нижней части бочки располагалось нечто вроде плоской кнопки, надавив которую, он вызвал внутри какое-то загадочное постукивание и перещёлкивание, словно тиканье часового механизма. Через несколько секунд в метре от пола отодвинулась панель и из неё вывалилась парная такая штучка, как мягкая запаянная ампула из двух половинок. Потом панель закрылась и всё стихло.

Мы смотрели на лежащий у ног предмет, пока Макс не подпихнул меня:

― Воз-з-зьми их...

Я наклонилась и подняла с пола столь долгожданную и, как оказалось, вполне реально существующую добычу. Упругий материал, немного вытянутая и с одной стороны заострённая форма упаковки, внутри заметно содержимое, в виде светлой, мутноватой жидкости, по центру насечки или перфорация, чтобы разъединить ― и правда, как ампула на две дозы. Я слегка дёрнула и разделила их на части. Дайк рядом выдохнул:

― Так вот они какие... «слёзы богов»...

Он взял у меня одну и принялся рассматривать на свет. Я тоже вгляделась:

― Как-то не очень на слёзы похоже...― а потом, от пришедшей в голову не совсем уместной мысли, чуть не расхохоталась.

― А на что это похож-ж-же по-твоему?!― Макс плюхнулся на хвост, сверля меня ехидным взглядом.

Я всё-таки не сдержалась и выдала:

― На семенную жидкость организмов мужского пола! Сперму, проще говоря...― и, сунув ампулку в протянутую трёхпалую ладонь, отвернулась, сдерживая хохот. Дайк прикрылся ладонью и было видно, что его плечи вздрагивают.