Если нанести на карту все эти «зигзаги» маршрута, проделанного отрядом в июне 1874 года, то станет ясно, что уже сами по себе такие переходы — в среднем по 30 км в день (да еще каждый день!) — это подвиг, достойный восхищения не меньше, чем боевые подвиги гайдуков.
Нападение на Дедеагачскую железнодорожную станцию, когда столько сил было потрачено в сражениях и походах, было более чем смелым предприятием, которое, как мы увидим впоследствии, едва не стоило жизни всем членам отряда.
Это нападение было вызвано возмутительным об ращением начальника станции, немца по фамилии Гумберт, с рабочими железной дороги Дедеагач — Фере. Гумберт обращался с ними хуже, чем со скотиной, осыпал бранью, часто пускал в ход кулаки, принуждал работать даже в праздники, а при расплате норовил обсчитать их и положить побольше в свой карман.
Бесправные рабочие несколько раз жаловались воеводе, тот, по своему обыкновению, послал сначала немцу письменное предупреждение, немец в ответ только рассмеялся и в присутствии рабочих обозвал Капитана «мазуриком». Капитан не хотел и не мог проглотить эту обиду, и в один знойный июльский день гайдуки окружили Дедеагачскую железнодорожную станцию, а Петко собственной персоной явился в кабинет Гумберта. Увидев перед собой тех самых «мазуриков», над которыми он так издевался, надменный немец затрясся, как в лихорадке, поднял руки и стал ждать решения своей участи. За издевательства над рабочими-болгарами Гумберту было приказано уплатить штраф в 450 лир. Помимо того, немец поклялся, что отныне будет по-человечески относиться к своим рабочим, иначе — пригрозили гайдуки — ему несдобровать, как уже было со многими более важными и гордыми особами.
Весть о нападении на станцию в тот же день по телеграфным проводам донеслась в Стамбул и Адрианополь.
Железная дорога принадлежала барону Гиршу и была частным предприятием, а ее служащий Гумберт — подданным великой державы, и потому случившееся с ним говорило о неспособности властей обеспечить безопасность иностранных подданных. Высокая Порта была в ярости! Причем с полным на то основанием. Подумать только! На протяжении стольких лет местные власти не могут справиться с одним мятежником, даже если он и зовется Капитаном Петко. Вали-паша приказывает во что бы то ни стало одолеть гайдука и смыть, наконец, нанесенное империи публичное оскорбление.
На следующий же день после нападения на железнодорожную станцию Вали-паша прибыл туда во главе двухтысячного отряда регулярных войск. Все каймакамы и карагалары в окрестностях Эноса, Димотики и Гюмюрджины были по боевой тревоге подняты на ноги, из всех сил в погоню за «разбойником» были высланы отряды башибузуков. Христианские села подверглись страшному террору. Угрозами, насилием турки пытаются заставить их жителей указать, где скрывается мятежник. Вновь обещана награда в пять тысяч лир тому, кто поможет схватить Петко живым или мертвым.
Этот настоящий военный поход под командованием самого Вали-паши продолжался несколько недель с небывалой еще настойчивостью и ожесточением. В горах была прочесана каждая пядь земли, каждый кустик, каждое дерево, в селах и на пастбищах было установлено неусыпное наблюдение за всеми хлевами, сараями, подвалами, сеновалами, пастушьими хижинами.
Взбешенный жестоким нагоняем из Стамбула, Вали-паша сорвал злость на карагаларах и каймакамах, не сумевших поймать «разбойника», и приказал им пешком преследовать гайдука, чтобы «понабраться ума-разума». Эносский каймакам Тахир-бей счел этот приказ шуткой и предстал перед Вали-пашой верхом на лошади, чем привел пашу в такое неистовство, что тот на глазах у трехсот человек ударил Тахир-бея хлыстом.
Вне себя от стыда и обиды Тахир-бей принял поистине чудовищное решение: сжечь, сравнять с землей Доган-Хисар, родное село Капитана, а жителей истребить всех до единого. Намерение Тахир-бея стало известно воеводе на следующий же день. Не желая стать причиной гибели родного села, он молниеносно составил план, как предотвратить беду.
По приказу Капитана его отряд в полном составе занял Шейнар-Курусу — лес в окрестностях Доган-Хисара. Четники отыскали чье-то стадо, закололи на глазах у пастуха вола, а затем Петко написал в соседнее село, некоему Ибидаа, записку, в которой попросил, чтобы тот прислал ему с пастухом соли и хлеба.
Пастух не поверил своим ушам.
— Да ведь село кишмя-кишит турками! — предупреждает он. — Налетят, всех до одного перебьют вас.
— Ступай, куда велено! — крикнул на него воевода. — И пускай налетает, кто хочет! Лучше пасть в бою, чем сдохнуть с голоду!
Делать нечего — пастух, захватив с собой воловью шкуру, отправился в путь и передал Ибидаа записку от Петко. Не прошло и нескольких минут, как турецкая воинская часть уже знала, где находится Петко и чего он хочет. Вали-паша был на седьмом небе от счастья, что след «разбойника» наконец-то найден! Немедленно последовал приказ: выступить к Шейнар-Курусу, бесшумно оцепить лес со всех сторон. После того как кольцо осады сомкнулось, преследователи принялись прочесывать лес из конца в конец. Ружья были наготове, а сам Вали-паша со свитой каймакамов, сидя на опушке, ожидал исхода операции.
Лес был прочесан, обшарен каждый куст, но гайдуков нет, как не бывало!
— Осмотреть деревья! — приказал Вали-паша.
Вновь двинулись цепи преследователей, на этот раз оглядывая крону каждого дерева, но и на этот раз кроме птичьих гнезд ничего не высмотрели. Только несколько диких зверей выскочили из нор, всполошив турок — и все. Ни Петко, ни гайдуков…
Потеряв самообладание, Вали-паша сначала было вновь разбушевался, а потом собрал вокруг себя приближенных и местных заправил и принялся обсуждать создавшееся положение. Все были единодушны: негде гайдуку быть, кроме как в лесу, и раз нету его ни на земле, ни на деревьях, значит, укрылся он со своими людьми где-нибудь под землей, а посему следует поджечь лес, и тогда воевода-невидимка волей-неволей вынужден будет показаться.
Затребовали по телеграфу дозволение из Стамбула, оно не замедлило, и вскоре лес действительно заполыхал со всех сторон. Пожар был невиданный и неслыханный. Полыхали ветки, трескались от жара стволы деревьев, исчезая в море огня. Столбы дыма вздымались до самого неба, затянули его черной тучей, а Вали-паша со своей свитой сидел на соседнем холме и ждал, когда гайдуки, не выдержав, выскочат из огня.
Вооруженное оцепление из башибузуков, солдат и по лицейских стояло, наставив на огонь ружья, но кроме животных, в паническом бегстве спасавшихся от пожара, никто больше из леса не показывался. Три дня горел вековой лес, пока не сгорел дотла. Остались от него только груды пепла, да зловещими головнями торчали обугленные стволы, но нигде — ни на земле, ни под землей — ни одного гайдука не оказалось, и посрамленные вояки молча повернули туда, откуда пришли.
А воевода и его молодцы тем временем с соседнего холма наблюдали за «огненной операцией» обезумевшего Вали-паши и довольно потирали руки, радуясь, что так успешно провели его: ведь гайдуки ушли из леса еще до того, как прибыли турецкие силы, и все остальное время потешались над Вали-пашой.
Трагикомедия, разыгравшаяся в лесу Шейнар-Курусу, отвлекла внимание Тахир-бея от Доган-Хисара и вынудила его отказаться от намерения сжечь это «разбойничье гнездо». После того, как нависшая над родным селом угроза была таким образом отведена, Петко понял, что ему следует на некоторое время исчезнуть, дать поутихнуть ярости турецких властей, и он перешел со своим отрядом в Маронию.
В этом городе у Петко издавна было много знакомых и сподвижников, и он надеялся, что здесь отряд будет в большей безопасности. Действительно, и в городе и в его окрестностях было спокойно, а кроме того Петко обрел в Маронии влиятельного друга в лице одного местного жителя по имени Калын Тома (Тома Толстый).
Кто же он такой, этот Калын Тома?
Настоящее его имя Тома Янушев, родом из бедной греческой семьи. Ребенком попался он на глаза некоему Али-паше из Стамбула. Смышленый и проворный мальчишка понравился турку, и он увез его с собой в столицу империи. Там он вырастил его, воспитал, добыл для него титул бея и сделал собственником роскошного дома и большого состояния в родной Маронии, где Тома занялся темными сделками и ростовщичеством.