– Хочу тебя любовью наградить.
– С чего бы это?
– А вот хватит тебе одному на свете белом жить. Да и смотрю, не весел ты что-то. Не люблю скуку.
– Ты бы сначала узнал, нужна ли твоя благодать мне? Скуку он, видите ли не любит!
Загадочная улыбка сменила предыдущую. Лихой хмыкнул.
– Тебе в мою черепушку все едино не пробиться. Так, что, гуляй вальсом и не мешай спать.
– Пробиться-пробиться! Я ведь не со злом, а с добрым намерением.
– Слышь? Добряк-самоучка, изыди по-хорошему!
Сморгнул. Привиделось, что ли? Перед глазами предстал пустой проем открытой двери. Луч света пробившись через растительность, упал на порог. Вот и вставать пора.
Лошадь демонстративно вручил деду на попечение, забросив котомку на плечо, пошагал по тропе. Про ночного посетителя, если таковой и вправду заявлялся, и думать забыл. Выбросил из головы, как ненужное воспоминание. Как только чуть отошел, сразу ускорился, перешел на бег. Сунулся в бурелом, туда, где не так много пней и полусгнивших стволов валялось. На ходу срывая с себя одежду и запихивая ее под куст, вместе с оружием и с вещмешком. Кубарем перевоплотился в ипостась волка и бегом назад. Ну не лежала душа к дедовой усмешке. Хоть ты тресни!
Высунув нос из листвы и умостившись в лежку, наблюдал как Колояр споро подогнал стадо к полоске реки, а потом отбросив палку, направился по над лесом вниз по течению. Зверь мягко ступая и обходя препятствия двинулся параллельно движению деда, в какой-то момент опередив его, решил присесть и подождать чего тот хочет. Какое там. Выскочил на прогалину с деревянным строением, похожим на сарайчик, но поднятый на брусках метра на полтора над землей. Большой скворечник? Очень похоже. Тонко оструганные рейки вставлены в раму по типу полуоткрытых жалюзи. Тихое курлыканье развеяло все вопросы. Голубятня. Вот куда старый намылился. Письмецо решил черкнуть. Вот она первая встреча с гараманом. Добрый дедушка.
Появившийся Колояр потянулся рукой к дверце голубятни.
– Гыр-р-р-р! – Послышалось из-за спины вятича протяжное рычание, вроде как предупреждение.
Не делая резких движений, старик повернулся, взглядом выцветших водянистых глаз посмотрел на того, кто посмел потревожить его. Лиходеев страха у старого не почувствовал. Правая рука медленно поднялась на уровень груди, а ладонь растопырившись, уперлась в пространство в районе волчьей пасти. Между человеком и волком расстояние не больше пяти метров. Заговорил спокойно, не повышая голоса, не искажая тембр:
– Силой щуров, законом леса, правом Волоса заклинаю и повелеваю, в камень оборотись, к земле прижмись, лап не разомкни. Замок и ключ словам и делам, замок на тебе, ключ в моей руке. Стой кротко и стоять тебе до вечера!
Уже при звуке первых слов, Егор почувствовал неладное. Голова потяжелела, словно на макушку возложили гирю весом пятьдесят кило. В глазах помутилось, а самое интересное то, что лапы стали врастать в почву. Попробовал дернуться. Эффект болота. Голове стало еще тяжелей, а лапы, наверное погрузились в грунт по самые, ну в общем по них…
Вятич опустил руку. Рукавом согнал со лба выступивший пот. Присел перед мордой Лихого, разглядывая экземпляр вышедший из леса, спросил, скорее всего себя:
– И откуда ты такой взялся?
Новый голосовой звук, запустил механизм регенерации Лиходеева, в мозгу прорезался знакомые нотки говора волхва.
– Ой, ты Свет, Белсвет, коего краше нет. Ты по небу Дажьбогово коло красно солнышко прокати, от, онука Дажьбожего Егора, напрасну гибель отведи: во доме, во поле, во стезе-дороге, во морской глубине, во речной быстроте, на горной высоте бысть ему здраву по твоей, Дажьбоже, доброте. Завяжи, закажи, Велесе, колдуну и колдунье, ведуну и ведунье, чернецу и чернице, упырю и упырице на Егора зла не мыслить! От красной девицы, от черной вдовицы, от русоволосого и черноволосого, от рыжего, от косого, от одноглазого и разноглазого и от всякой нежити! Гой!
Тяжесть с головы одномоментно спала, ноги не на миллиметр никуда не врастали. Один обман да и только. Лиходеев в эйфории из чувства вредности подмигнул гараману. Тот видно всю жизнь в хитрых играх участвовал, сразу понял нестыковку в поведении животного, что что-то пошло не так и с действующим заговором против любого зверя. Шустрый, гаденыш, но наивный, попытался отскочить в сторону. Да куда там! Хищник прыгнул. Челюсти сомкнулись на старческой шее, ломая позвонки, а из тела прижатого к земле крупной лапой, вырывая мясо с кровью. Кирдык деду!
Как там у нас на Родине говорят: «Сделал дело, гуляй смело!». С чувством исполненного долга, отступил от тела. Кувырком через голову принял человеческий облик. Голышом, одежда-то вся в лесу, наклонился над мертвецом, гадливо морщась, ощупал дедов прикид. Что и требовалось доказать! Под широкой полосой ремня на поясе, нашел послание свернутое так, чтоб доверив птице, та донесла его до адресата. С текстом был полный облом. Две строчки каракуль шифрованного сообщения. Вот и весь привет с того света.
Как мог, прибрался у голубятни, взвалив мертвого гарамана на плечо, потопал к реке. Зайдя по щиколотки в воду, отбросил мертвое тело поближе к стремнине. Плыви старинушка своей дорогой, авось встретят щуры на Калиновом Мосту. Смыл с плеча потек крови, направился к избушке. Осмотрелся. Вроде бы все благопристойно, все в первозданном порядке, следов чужака нет. Выведя лошадь на луговину, снял узду, хлопнув ладонью по крупу, погнал прочь.
– Пошла!
Отбежав метров на двадцать, животное остановилось, потянувшись губами к траве под ногами.
– Ну ты мне тут всю картину обгадишь, волчья сыть! Пошла.
Ничуть не бывало. Плюнув, снова пошел к реке. С берега, без всякой жалости сбросил в воду седло, узду и потник, туда же отправилась и переметная сума. Теперь точно все. Кувырок через голову и большой волк, рыкнув, присев на задние лапы, приподняв голову, протяжно завыл. Лошадь проняло. Увидав хищника, сорвалась с места и не просто потрусила прочь, а что есть сил и духа, унеслась вдоль реки. Лиходеев поспешил и сам покинуть место развернувшихся событий.
У выворотня, где разбросал одежду, снова вернулся к прежней ипостаси. Холщовую суму лямками приладил на спину. Легкая. В ней всего-то рубаха и порты. Остальные вещи, включая оружие, задвинул под корневище. Сверху прикрыл землей, присыпал листьями. Не знаешь, так и не найдешь. Теперь в путь.
Встав на тропу, по ее извилинам припустил вглубь леса, когда надоело петлять, сошел и побежал по-прямой. Лес густой, смешанный. Тут тебе и сосны и ели, и дубы вперемешку с осинами. Ни один всадник не одолеет такой бурелом перемешанный природными окопами низменностей и возвышений. Только разгонишься по прямой и уже нужно съезжать вниз, потом выбираться из сырости извилистой ямы на сухую, освещенную солнцем поверхность. По косогорам повыползали острова камыша в талицах. Красиво и дышится легко. Яры, поросшие терновником и боярышником, приютили в ветвях тысячи птиц. Он сам стал частью леса, бежал и слушал бесшабашный птичий гомон. Спустившись в яр оказался в царстве тишины. Слышно как лесные обитатели шуршат по павшим прошлогодним листьям и траве. Поднявшийся прямо из-под лап русак, с топотом скрылся за косогором. Лиходееву не до него. Резвиться с дичью время не приспело, сытый. Из океана леса выпрыгнул на широкую полосу летника, как раз на полупетле. Что справа, что слева, дорога уворачивала за изгиб поворота. Звук копыт заставил извернуться и снова занырнуть в надоевшую зелень. Побеспокоенные птицы, взрываются хором разноголосья и перепархивая все дальше и дальше уносят с собой тревожный шум. Ах, дед! Ну, змей подколодный! Тропинки, говоришь? Да тут целые магистрали натоптаны! Мало того, они еще и в порядке содержатся.
Из-за изгиба дороги появляются два всадника, одетые в одежду камуфляжной расцветки. Проносятся мимо, не замечая в густой листве зверя в белой шубе. Из-за зеленого шатра над головой, затемняющего свет и преломляющего немногие лучи, достигающие тверди, все выглядит каким-то сказочным в узком пространстве света и тени. Кажется, нет бесконечной сини неба. Принюхался, как говорится, поводил жалом. Запах летника рассказал о бурной движухе на нем. Выскочил на пустую дорогу и побежал в ту же сторону, что и всадники. Куда ты приведешь, дорога?