Вся квартира состояла из двух комнат.

В той, где я находился, стояла плита и корыто.

Значит, одновременно она была кухней, прачечной и комнатой.

Внезапно в дверях появилась женщина колоссальных размеров.

Хотя сам Лепен был здоровенный мужчина громадного роста, но все же его любовница превосходила его в этом отношении и при взгляде на худощавого маленького полицейского во мне зародились опасения за его участь.

Борьба между нами и этими двумя гигантами, наверное, не кончилась бы в нашу пользу.

Поэтому я положил пред собой на стол револьвер, велел Лепену сесть на известном расстоянии и начал допрос.

Я. Отвечайте на мои вопросы! Вы Лепен?

Лепен. Да.

Я. Вы знаете, что ваша жена убита сегодня ночью?

Лепен. Знаю. Поделом ей. Кто ей велел водить знакомство с хулиганами?

Я. Я не спрашиваю вас об этом. Почему вы не заявились полиции или не пришли на квартиру вашей жены после того, как узнали об ее убийстве?

Лепен. Я не хочу иметь никакого дела с полицией.

Я. Вы ее боитесь?

Лепен. Вовсе нет, но я не люблю с ней возиться.

Я. Вас не интересовало узнать, кто убийца вашей жены?

Лепен. Конечно, это Мервильяк.

Я. Почему вы это знаете?

Лепен. Я так полагаю.

Я. Когда вы видели в последний раз вашу жену?

Лепен обменялся взглядом со своей любовницей.

Она сделала движение рукой, означавшее — говори, все равно.

Лепен. Я видел ее еще вчера.

Я. Где?

Лепен. На улице.

Я. У вас было условлено встретиться на улице?

Лепен. Да. Затем я проводил ее на квартиру.

Я. С какой целью?

Лепен. Она хотела со мной поговорить.

Я. О чем же?

Лепен. Она требовала, чтобы я бросил Евгению и вернулся бы к ней. Я сказал, что этого никогда не будет. Она осыпала ругательствами Евгению. Я вышел из себя и затем побил ее немного. Я пригрозил ей также ножом. Но больше ничего.

Я. Как вы ушли от нее?

Лепен. Она сама открыла мне дверь.

Я замолчал.

Итак, новые противоречия, если этот человек говорил правду.

Но я ему не верил. Он обменивался со своей любовницей такой нахальной улыбкой, что я вышел из себя.

— Что вы скажете, — спросил я его, — если на вас падет подозрение в убийстве вашей жены?

Он побледнел, и рука его задрожала.

— Я… я… я же тут не при чем… — пробормотал он в ужасе.

— Этот человек, безусловно, внушает подозрения, — заметил полицейский. — Он записан у нас на черной доске. Хотя он еще ни в чем не провинился, но все его боятся.

— Так, — воскликнула женщина-колосс, подбоченившись, — вы хотите его арестовать? По какому праву? Потому что вы слишком глупы, чтобы поймать настоящего виновника, вы хотите захватить невинного человека!

Мои последние сомнения в виновности этой парочки исчезли при этих словах.

— Лепен, — сказал я спокойно, — я вас арестую.

— Это не так-то легко сделать, — крикнула женщина и бросилась к нему.

Но мой полицейский, хотя и был мал ростом, отличался необыкновенной ловкостью.

С быстротой молнии он выскочил вперед и прежде, чем я мог понять, что случилось, женщина испустила крик боли и покачнулась.

Мой полицейский нанес ей такой удар в глаз, что она потеряла всякую охоту пробовать на нем свою силу.

Лепен же не смел пошевельнуться под дулом моего револьвера. Полицейский надел на него наручники, и мы увели его под аккомпанемент криков ярости его любовницы.

После того, как я с полицейским отвез арестованного в тюрьму, я отправился к Стагарту.

Он лежал на диване, курил папиросу, читал новый роман и имел очень довольный вид.

— Ну, — сказал я, — у тебя все-таки такой довольный вид?

— Все-таки? Да ведь я захватил молодца!

— Какого молодца?

— Убийцу.

— Вот как, — проговорил я, немного смущенный. — Отлично. Я его тоже захватил.

Стагарт рассмеялся.

— Нет, мой милый. Был только один убийца, и я его захватил. Да он и сознался.

Он встал и по телефону отдал приказание выпустить Лепена.

— Где же ты его нашел? — с некоторой досадой спросил я.

— У апашей, — ответил мой друг. — Дело дошло даже до рукопашной. Одному из молодцов пришлось распроститься с жизнью. Но что тебя побудило арестовать Лепена?

Я рассказал.

— Ты поступил совершенно правильно, — заметил Стагарт, — и все же он сказал сущую правду. Он был посетитель, которого видела свидетельница Пино. Но я тебе расскажу все по порядку. Признаюсь, мне с самого начала дело показалось довольно запутанным. Но после того, как я констатировал, что убийца пробрался в квартиру с помощью громоотвода, я сейчас же понял, кто убийца.

— Но ведь и Мервильяк мог быть убийцей! — вырвалось у меня.

Стагарт покачал головой.

— Ты помнишь, что до этого дела мы были заняты расследованием грабежа со взломом, произведенного на улице С.-Женевьев? При этом взломе грабитель прокусил веревку, так что на ней можно было ясно видеть отпечаток его зубов.

— Вот как? — заметил я, — я на это, собственно, не обратил внимания.

— Но зато я обратил, — продолжал Стагарт. — Я мог констатировать, что Мервильяк, едва выйдя из тюрьмы, уже занялся хорошими делами. Поэтому-то он не мог привести своего алиби, боясь, что узнают о произведенном им грабеже.

— Ага! — проговорил я, — теперь я понимаю.

— Я прежде всего, — продолжал Стагарт, — поехал к тому фотографу, который снимал карточку женщины, найденную нами в комнате убитой. Фотограф знал эту женщину и дал мне ее адрес. Это была девка самого низшего сорта, которая, как я тебе тотчас сказал, не могла принадлежать к числу подруг госпожи Марион. Значит, убийца потерял эту карточку при совершении своего преступления. Я отправился к этой девке, живущей у крепостной стены Парижа. Дом ее я окружил полицейскими. У нее как раз в это время был ее любовник и это был не кто иной, как убийца.

— А! — воскликнул я, пораженный, — как же это ты так скоро узнал?

— Благодаря полному отсутствию самообладания у этого молодца. Едва только он меня увидал, как он выхватил из-за пазухи револьвер и выстрелил в меня. Но он промахнулся. Женщина издала резкий свист и тотчас все оживилось. Из всех улиц и переулков показались апаши. Но мои агенты встретили их подобающим образом. Произошла схватка, во время которой один из разбойников был убит. Другие бежали. Я с помощью моих агентов схватил молодца, которого, как разъяренная тигрица, старалась защитить женщина. Когда он увидал, что все пропало, он сознался.

— И почему же он совершил преступление? — спросил я.

— Мотив поразителен. Его четыре дня как выпустили из тюрьмы. Там он сидел вместе с Мервильяком и тот рассказал ему, что он арестован по доносу Марион.

— Это была правда?

— Нет. Но Мервильяк был в ярости, потому что Марион не хотела ничего знать о нем. Он знал законы апашей. Они присудили Марион к смерти. И черный шарик попался как раз этому молодцу.

— Какой черный шарик? Тот, который мы нашли?

— Вот именно. Тот, к которому он попал, должен был привести в исполнение приговор. Он влез через окно и дал даже Марион время написать завещание. Очевидно, он воспрепятствовал ей защищаться или кричать. Он просто-напросто застрелил ее и положил затем на кровать.

— А Мервильяк?

— Он и не думал, что его ложь окажет такое быстрое действие и, конечно, сам был крайне поражен в первый момент.

Это очень опасный парень; говорят, он принадлежал раньше к лучшему обществу. Я боюсь, что мы еще будем иметь с ним дело, так как я слыхал, что он предводитель всех парижских апашей.

— Это была бы интересная борьба!

— В Америке, — проговорил Стагарт, — апаши были самым страшным военным племенем, которое боролось с цивилизацией огнем и мечом.

В Париже апаши еще гораздо более опасные враги цивилизации, потому что они сумели подчинить себе цивилизацию.