Сторонники «этичного отношения к растениям» часто утверждают, что мы просто не можем сказать, действительно ли растения являются чувствующими. Они могут быть чувствующими в такой форме, которую мы пока не можем распознать. Мы просто не знаем. Например, хотя Чамовитц и признает, что растения не могут думать, он добавляет «но, может быть, это как раз именно тот вопрос, в ответе на который я все еще ограничен в моем собственном мышлении!» На это есть три простых ответа.
Во-первых, вы можете сказать тоже самое о любом предмете. Вы можете, например, утверждать, что мы не можем по-настоящему знать, является ли конкретная травинка реинкарнацией Эйнштейна. Она вполне может оказаться Эйнштейном; у нас просто нет сейчас возможностей узнать это. Делать абсурдные заявления и говорить, что они могут и не быть таковыми потому что есть вероятность, что они не абсурдны — это абсурдная попытка.
Во-вторых, если вы не собираетесь игнорировать принцип эволюции, вам понадобится объяснить, зачем растениям характеристика, которая для них совершенно бесполезна. Если бы растения могли чувствовать боль, они ничего не могли бы с ней поделать, кроме как постоянно ее испытывать. Растения не могут убежать.
В-третьих, даже если, в противовес всему, что мы знаем, растения были бы способны к ощущениям, мы по-прежнему убиваем больше растений, когда едим животных, чем когда потребляем эти растения напрямую. Поэтому, когда кто-нибудь, поедающий однофунтовый стейк, спрашивает вас о потребляемых вами растениях, вы можете напомнить ему или ей, что корова, из которой сделан этот стейк, однажды была чувствующим млекопитающим, у которого была нервная система очень похожая на нашу и которое вне всякого сомнения было чувствующим. Для того чтобы произвести этот однофунтовый стейк, необходимо около 16 фунтов растительного белка. Так что мы имеем чувствующее млекопитающее, которое погибло вместе с 16 фунтами якобы чувствующих растений.
Так что даже если бы растения были чувствующими, человек, поедающий стейк, и человек, поедающий растения напрямую, оба участвуют в разных вещах, и действия первого намного хуже. И в этом случае, если бы человек, поедающий стейк, действительно морально беспокоился о растениях или о страданиях чувствующих существ в целом, она или он потребляли бы растения напрямую.
Хотя беспокойство о способности растений чувствовать и глупо, это «Но», также, как и «Но Гитлер», является показателем того, что человек, с которым вы разговариваете, признает, что есть что-то неправильное, или, по крайней мере, сомнительное в потреблении животной пищи. Также, как никто на самом деле не считает, что диета Гитлера имеет отношение к чему либо, никто по-настоящему не думает, что ваша брокколи страдала, когда ее резали или варили. И, также как «Но Гитлер», «Но Растения» — это то «Но», которое, несмотря на его глупость, часто используется людьми во всех других отношениях умными. В любом случае, тот факт, что кто-то предлагает «Но», в частности, такое нелепое как это, может быть верным признаком того, что она или он задеты и обеспокоены употреблением животной пищи.
Но… Употребление в пищу продуктов животного происхождения — это традиция
Существует одно слово, всякий раз, когда вы слышите которое в контексте аргумента в пользу какой-либо позиции, вы знаете с уверенностью, что человек, использующий его для защиты позиции, не имеет ничего сказать по существу. Это слово — традиция.
Использовать традицию или культуру для оправдания чего-либо, просто другой способ сказать, что мы делали что-то очень долго, поэтому мы оправданы в том, чтобы продолжать это делать, Другими словами, это никак не может служить поддержкой той практике, которой мы бросаем вызов.
Мы знаем, что люди ели пищу животного происхождения в течение долгого времени. В том-то и дело. Мы подвергаем сомнению такое поведение, как не совместимое с нашей общепринятой точкой зрения, что мы должны быть способны оправдать причинение страданий или смерти животным. Поэтому, повторение того факта, что люди ели пищу животного происхождения в течение долгого периода времени, является полностью бесполезным в той мере, в какой речь идет о продвижении вперед; это просто заново ставит обсуждаемую проблему и не предлагает для нее никакого решения.
Практически все, о чем стоило бы говорить с моральной точки зрения, происходит на протяжении долгого времени и является частью чей-то традиции.
Возьмите для примера женское обрезание.
Эта совершенно ужасная практика включает в себя частичное или полное удаление внешних женских половых органов для цели обеспечения добрачной девственности и предотвращения внебрачных сексуальных связей. Хотя можно убедительно возражать против мужского обрезания, женское обрезание значительно более сурово и, в дополнение к сокращению или прекращению любого удовольствия, которое женщина получает в результате полового сношения, существуют серьезные риски и побочные эффекты, включая смертельную геморрагию, цистит, инфекции, хроническую боль и целый спектр гинекологических и акушерских осложнений. Возраст для такого обрезания от нескольких дней до 15 или 16 лет. Иногда это делается позже.
Существует серьезное движение против подобной практики и ряд международных организаций, включая ООН, пытаются ее прекратить. Аргумент довольно прост: делать что-то подобное кому-либо поднимает серьезные вопросы прав человека; делать такое с детьми, молодыми девочками и подростками, которые не могут дать своего информированного согласия, — просто монструозно.
Несмотря на годами прикладываемые усилия, подобная практика сохраняется.
Почему? Каковы возможные оправдания?
Отбросив в сторону совершенно глупые причины, относящиеся к несостоятельным опасениям, что женщина с ее нетронутыми гениталиями не может безопасно управляться с пищей, или что женский клитор опасен для мужского пениса или для головы новорожденного, основная причина проста: это традиция. Это часть культуры в некоторых районах Африки, на Ближнем и Среднем Востоке, и в Юго-Восточной Азии. Они делали это в течение долгого времени. Женское обрезание имеет свои корни в Древнем Египте.
Итак, какие выводы мы делаем из этого?
Мы можем заключить, что нечто очень ужасное происходит уже очень долго.
Мы не можем, однако, сделать вывод, что подобная практика является морально приемлемой вследствие того, что продолжается в течение долгого периода времени.
Аналогичный не-аргумент используется для защиты корриды. Если вы критикуете корриду в таких местах, как Испания, те, кто ее защищают, станут кричать на вас по поводу того, что это давняя традиция. Опять же, что это означает?
Это значит, что люди мучают быков ради удовольствия в течение долгого времени.
И что же?
Существует один смысл, в котором мы должны реагировать на тему аргументов, использующих слово традиция. Они часто приводятся людям в тех обществах, которые были эксплуатируемы или угнетаемы, теми, кто эксплуатировал или угнетал их. Поэтому некоторые защитники практики женского обрезания свирепеют, когда люди из США или Западной Европы, не имеющие большого опыта, когда дело касается Африки, критикуют африканцев за эту практику. Или выходят из себя коренные жители, живущие на севере Канаде, когда некоренные канадцы или выходцы из США критикуют убийство ими тюленей или китов.
Конечно, нам следует с вниманием отнестись к этим опасениям и последствиям других неоправданных практик, таких, как колонизация. Но это не означает, что люди получают карт-бланш делать другие морально неоправданные вещи. Два заблуждения не создают правильное решение.
Наконец, использование традиции для оправдания поедания животных, является особенно абсурдным. Каждый, включая людей из каждой этнической группы, может заявить, что употребление животной пищи является частью их культурной традиции. Одна из причин того, что «Но Традиция» находит отклик в других контекстах заключается в том, что оно часто употребляется, чтобы защитить практику, которую очень малая часть людей считает священной, каковыми являются женское обрезание или коррида.