А вот восемнадцатилетний мальчик, по фамилии Бравый; он организует товарищество «Древпром» с капиталом в 100 руб. Товарищество это получает кредит в Госбанке и через два-три месяца ворочает делами, ставит 75 тыс. лопат железным дорогам и т. д. В силу практической трудности контроля над тем, как пользуется частный капитал получаемым кредитом и насколько имеется основание для кредитования, кредиты Госбанка частнику превращались порою в средство добавочного вскармливания частного капитала без пользы для страны.

Между тем надо сказать, что штамп Госбанка означает такое же почётное клеймо на коммерческом рынке, каким на старых золотых и серебряных изделиях служила «проба». Если частный предприниматель доставляет удостоверение о том, что он кредитуется в Госбанке, то это уже гарантия его солидности, ему открыт кредит в целом ряде государственных и кооперативных органов, с ним имеют дело как с надёжным человеком, и дела его развиваются очень хорошо — ибо предполагается, что Госбанк уже знает, что делает, и дальше проверять нечего.

Тов. Кондурушкин рассказывает, как частному предпринимателю Петрице и его компаньону Инглинку, бывшему миллионеру, который производил земляные работы на недавней Сельскохозяйственной выставке в Москве, удалось получить даже не кредит, а гарантийное письмо Госбанка, и что из этого вышло. Они сняли с этого гарантийного письма заверенные копии и разослали заграничным фирмам и советским учреждениям. Эффект получился полный. Они успешно завязали переговоры с заграничными фирмами «Алямерико» и др., с европейским лесным концерном, даже с Нобелем, получили из-за границы заказ на 50 тыс. шпал, получили в аренду Нижегородский лесопильный завод в Майкопе, до революции оценивавшийся в миллион рублей, почти успели получить паркетный завод в Батуме, бывший де-Гай, фабрику гнутой мебели в Майкопе «Майбук» и т. д., — когда вдруг попались на неакуратно данной взятке в 100 тыс. рублей и были арестованы. Петрица в настоящее время уже расстрелян. Между прочим на суде выяснилось, что они приступили к работе, имея только помещение в одну комнату и штамп с наименованием своей фирмы, а под ним очень длинный список товаров, которые они будто бы заготовляют и производят на собственных предприятиях и заводах. Госбанк, очевидно, не устоял против такой представительной видимости.

Вывод, который из всех этих примеров надо сделать, заключается в том, что кредитование частных предприятий, поскольку оно необходимо (а в ряде случаев оно пока ещё необходимо, хотя гораздо меньше практиковавшегося), нужно сосредоточить в Обществах взаимного кредита, т. е. в частных кредитных учреждениях, которые фактом кредитования штемпель государства (Госбанка) частной фирме не ставят, не вызывают специального доверия к этим капиталистическим предпринимателям. При этом самые общества взаимного кредита (ОВК) надо твёрдо подчинить нашим указаниям, чтобы сделать из них орудие кредитного регулирования частного капитала государством. Для этого также нужно всё кредитование частного капитала сосредоточить только в ОВК, запретив одновременное кредитование одной фирмы в разных банках. Между тем в 1926 г. общества взаимного кредита представляли собою собственную кредитную сеть частного капитала, которая росла довольно быстро и деятельность которой почти не регулировалась государством, хотя изрядную часть своих средств они получали от государства. На 1 сентября 1926 г. по сравнению с 1 октября 1924 г. число обществ взаимного кредита с 86 увеличилось до 280 — более, чем в три раза. Количество их членов возросло с 20 000 человек до 87 200 членов — более чем вчетверо. А сводный баланс возрос с 14 млн. руб. до 99 млн. руб, т. е. в семь раз за два года (все данные по докладу комиссии НК РКИ). Выше указано, что в том числе там находится 31 млн. руб. государственных и кооперативных средств для коммерческого кредитования частного капитала. Вполне возможно, чтобы был введён представитель Госбанка в их правления, который контролировал бы, что деньги идут не на заготовку частниками кожи или масличных семян, которую мы считаем вредной, и не на такого рода виды частной торговли и промышленности, какие признаются государством нежелательными, и, наконец, не на дальнейшее усиление крупных оптовиков[2], а, наоборот, чтобы они использовались только на те отрасли частного предпринимательства, какие мы считаем сейчас допустимыми, — например на такую частную промышленность, которая производит изделия из сырья, имеющегося у нас в избытке, но такие изделия, каких у нас не хватает, и т. п. Таким образом те суммы, которые мы сейчас вкладываем в работу частного капитала в форме денежного кредита, будут в наших руках не просто стихийным анархическим финансированием частного капитала, в значительной мере на что ему угодно, а будут средством, при помощи которого мы сможем в некоторой степени держать в руках и направлять его деятельность в ту сторону, в какую целесообразно. Самые размеры кредита должны быть уменьшены до пределов сумм, какие вкладывают в кредитные учреждения сами частные лица (кроме случаев особых государственных заданий по специальным постановлениям, буде такие оказались бы необходимыми).

2.9. Государственные займы

Следующий путь накопления частного капитала в период нэпа — это накопление путём участия в наших государственных займах. Здесь мы имеем картину чрезвычайно интересную. На первое октября 1926 г. вся сумма наших государственных займов составляла 417 млн. руб. (без займа хозяйственного восстановления — все данные по справке Госбанка от 23 февраля 1927 г. и старшего инспектора НК РКИ СССР т. Зангвиля от 25 февраля 1927 г.). Из них 234 млн. руб. составляют такие займы, в которых частные лица принимают участие. Остальные займы размещены целиком исключительно среди государственных органов, например в них помещаются резервные фонды госпромышленности и т. д. Из тех 234 млн. руб.‚ который могут приобретать и частные лица, они на 1 октября 1926 г. имели на 126 млн. руб. номинально, а по выпускному курсу это составляло 115 млн. руб. (остальное и из этих займов размещено среди госорганов). Но это не значит, что от частных лиц в порядке государственных займов мы действительно получили 115 млн. руб. Часть билетов займов заложена в Госбанке, причём Госбанк тем, которые закладывали, выдавал около 70%. Скажем, облигация займа (билет) стоит 5 руб.‚ Госбанк при залоге выдаёт 3 руб. 50 коп., значит, сам владелец затратил на это дело только полтора рубля. Таких ссуд частным лицам выдано более 35 млн. руб.‚ а своих средств они вложили около 77 млн. руб. Но из этих 77 млн. руб. часть вложена мелкими держателями, а именно 45 млн. руб.‚ и они получили ссуд всего около 7 млн. руб. Это главным образом служащие, рабочие, лица свободных профессий, ремесленники и т. п., приобретающие билеты займов не для спекуляции, а как способ помещения своих сбережений. При отсутствии займов они помещают свои сбережения в сберегательные кассы, где получают 8% в год с освобождением от налогов. (На 1 октября 1926 г. на «нетрудовые элементы» и «прочих» вместе приходилось только 14,5% суммы вкладов.) На 1 марта 1927 г. вклады в сберегательные кассы составляли уже 134 млн. руб. («Финансы и народное хозяйство» от 21 апреля 1927 г., стр. 3), и с тех пор ежемесячно прибавляется около 5–10 млн. руб. перевеса вкладов над обратным получением. Таким образом сберегательные кассы дают государству более значительный приток реальных средств, чем государственные займы. Притом вклады в сберегательные кассы не вызывают со стороны государства таких больших расходов, как займы. Накопляющийся невостребуемый остаток наличных денег в сберегательных кассах обычно заменяется государственными обязательствами, а средства сберегательных касс передаются Госбанку. Госбанк пускает их в оборот на финансирование промышленности и других отраслей государственного хозяйства. Из получаемой прибыли он выплачивает сберегательным кассам их 8% годовых для вкладчиков. Следовательно, развитие вкладов в сберегательные кассы имеет для государства то же значение, как и выпуск государственных займов, только при более выгодных условиях, без всяких «залогов» и т. п.