Слышит Агрыч слова ласковые:

— Подойди, красавица, не страшись.

Видит Агрыч, дерево высокое к ней клонится. Испугалась она, еле на ногах стоит. А дерево и говорит:

— Не бойся, Агрыч, послушай меня. Суждено тебе жить здесь, у нас. Быть женой внука моего меньшего. Привыкнешь, неплохо тебе у нас будет. Много лет мы ждали тебя, караулили. Теперь не отпустим! — Закряхтело старое дерево, замахало ветвями, словно призывая кого-то. Видит Агрыч — зашагали деревья вокруг, все ближе и ближе к ней подходят, а одно корявое да изогнутое впереди всех вышагивает. Смотрит тут Агрыч, что раздвинулся ствол дерева, словно двери открылись:

— Заходи, Агрыч, это и будет дом твой.

Испугалась Агрыч, заплакала.

А рядом на дереве все белочка прыгает. Позвала ее Агрыч и попросила отгрызть кончик косы и отнести ее Григорию, чтобы знал он, что жива Агрыч и думает о нем. Белочка вмиг перегрызла толстую косу и потащила ее в юрту старого Григория. А Агрыч не хочет идти в двери корявого дерева. Агрыч простор любит! Агрыч ветер любит! Агрыч домой хочет!

Говорит старик лесной царь:

— Ты — лесная девка! Нет у тебя ни отца, ни матери! Ты в лесу жить должна!

И деревья опять зашумели, замахали ветвями.

Попросила тогда Агрыч пустить ее ненадолго к Григорию, чтобы успокоить его. Отпустили, только стражу крепкую приставили. Бежит Агрыч, ног под собой не чувствует.

Увидела Григория, как начала плакать, слова сказать не может, а сама от такого плача все меньше и меньше становится, и на глазах Григория в маленькую птичку-кукушку превратилась. Вспорхнула, села на плечо Григория и закуковала. Облетела вокруг юрты и снова закуковала.

Ждет-пождет лесной царь Агрыч, а ее все нет и нет. Прибежали слуги и сказали, что птичкой Агрыч стала, и еще сказали, что когда кукушка куковать перестанет, тогда и придет к ним Агрыч. Ждут, ждут деревья, а кукушка перестанет куковать да снова начнет. Так и конца не видать.

И летает с той поры по тайге птица кукушка. По прежней жизни тоскует и гнездышка своего не вьет. Кукует все.

ГОРДАЯ ЛИСА

Построил как-то в лесу охотник чемью{18}, потому что время было осеннее, пора было думать о том, чтобы сделать припасы на зиму. Тут же случилось и уток ему набить, а куда понесешь большую котомку? Вот он и сложил все в чемью. Приходит на другой день, смотрит: ни одной утки нет.

— Ай, беда какая! — говорит охотник. Пригляделся — лиса была. — Вот разбойница эта лиса! Поймать ее надо. Ноги короче сделать. Везде лезет.

А лиса выскочила из-за пригорка, да и дразнит охотника.

— Плохо тебе будет, лиса! — говорит он. — Поймаю, ноги резать буду. Зачем чужих уток взяла?

А лиса скалит зубы:

— Не поймать тебе меня! — говорит.

Подразнила она охотника и пошла искать жирную уточку, которая ей сегодня во сне приснилась, „Отведаю свеженькую, не то что у охотника в чемье…“

Шла она тихо, про себя напевала хвастливую песенку. Вот и озеро показалось, и утка плавает около самого берега. Стала лиса подкрадываться: лапки длинные да цепкие вытянула, ползет на животе, чтобы уточка ее не заметила, а сама глаз с добычи не сводит. Ползет от куста к кусту, от пенька к пеньку. Так загляделась на утку, что не заметила, как угадала в петлю, поставленную охотником. Как закричит, как забарахтается лиса, про всякую осторожность забыла. Услышала ее утка, вспорхнула и улетела. Совсем обозлилась лиса. Дергается, кусает петлю, а лапу вытащить не может. Пуще всего досадно ей, что не пришлось уточки отведать свежей. Успокаивает себя лиса: „Что ж, пусть летит, не очень-то и жирная была. Вот вытащу лапу, лучше найду“.

Вдруг слышит лиса шорох в кустах. Присела. Ждет. Бежит зайчик. Увидал лису в петле, удивился:

— Как это, лисонька, случилось с тобой? — спрашивает зайчик. — Дай я покажу тебе, как петли распутывать надо. Много раз я бывал в них, знаю, что делать.

А лиса гордая была. Не хотелось ей зайцу признаться в своей оплошности. Она и говорит:

— Что ты, заинька, да это я сама лапу в петлю засунула, чтобы знать, как зайцев из беды выручать.

— А-а! — сказал зайчик. — Ну, поучись. — И поскакал дальше.

Прыгает лиса из стороны в сторону, зубами грызет петлю. Пот градом бежит с нее, а лапу высвободить не может. Вдруг слышит — сучья трещат. Смотрит — волк бежит. Удивился волк, что лиса в петле сидит. Глазам своим не верит.

— Ты ли это, сестрица, в такую беду попала? Умаялась вся, обессилела. Дай я тебе помогу, покажу, как петли перемозоливать надо. Бывало и со мной такое.

А лиса гордая была. Стыдно ей признаться волку в беде, она и говорит:

— Иди, серый, по своим делам да невздумай кого насмешить, что я в петле сижу. Все равно никто не поверит. Это я сама сделала, чтобы знать, как несчастных из беды выручать.

— Ну, ладно! — сказал волк и убежал…

Уж и солнце закатилось, а лиса все из сил выбивается, язык высунула, лежит чуть жива. Вдруг слышит: шум по лесу. Бежит медведь.

— Ой, батюшки! Вот невидаль-то какая! Да ты чуть жива, лисонька. Дай я разорву петлю. Силы у меня хватит!

А лиса чуть жива, да горда.

— Спасибо, мишенька, за услуги твои! Все это я сама придумала. Захотелось научиться из петли вылезать. Вот выучусь этому ремеслу и других обучать стану.

— Смела ты, сестричка. Шутейно ли дело — в петли залезать. А я-то думал, что беда с тобой стряслась. Ну, как знаешь! — И, треща сучьями, пошел медведь дальше.

Как ушел медведь, давай лиса плакать. Слезы вытирает, жалеет, что от помощи отказалась.

Вот уже солнце спряталось за горы, и слышит тут она свист в лесу, собачье тявканье. Душа у нее в пятки ушла. Стала лиса кричать:

— Заинька, миленький, помоги мне!

Нет зайца.

— Серый волк, сильный волк, помоги мне!

Нет волка.

— Мишенька, ты недалеко ушел, приди, помоги мне!

Нет медведя косолапого.

Сидит лиса ни жива ни мертва, а охотник уж близко.

Стала ругать себя лиса, что от помощи отказалась, что горда слишком. Да поздно уж. Подошел охотник.

— А-а, — говорит. — Старая знакомая попалась. Ловко я тебя обманул.

А лиса зубы оскалила, вот-вот укусит охотника. Да разве побоится он ее.

— Не убью я тебя, рыжая, не бойся, а вот ноги окоротить придется, чтобы по деревьям не лазила, гнезд чужих не разоряла, в чемью не забиралась, чужие припасы не трогала.

Взял он да и окоротил ноги-то ей наполовину. Вот она и начала с тех пор хвостом след заметать.

ОГОНЬ-КАМЕНЬ

Было как-то раз, что снег долго не падал. Заждались все. На зверях шкурки поспели, охотники уже наготове, истосковались за лето по охоте, а снега все нет. Сушь стоит в тайге. Бывают у нас такие осени, только очень редко. Все насторожилось в ожидании северного ветерка, а с ним и снега. А когда подул долгожданный северный ветер, приключилась в тайге беда.

Остался в юрте мальчик один. Самбиндалом звали его. Захотелось ему огнем поиграть. Слышал Самбиндал, что нельзя огнем играть, слышал, что тайга разгневается и сделает озорника камешком маленьким. Да уж больно хотелось Самбиндалу посмотреть, как огонь будет играть с деревом. Достал Самбиндал огонь и бросил на шкуру оленью. Затрещали, вспыхнули ворсинки. Встал Самбиндал на шкуру ногой — нет огня. Вышел Самбиндал из юрты, бросил огонь на траву — нет огня. Собрал он в кучу сухие листья и бросил на них огонь. Огонь быстро побежал по листьям, от листочка к листочку. Самбиндал как падет всем телом на огонь, огонь и потух. Вскочил Самбиндал. Весь в саже, а весело, смешно ему. „Боится меня огонь! — думает Самбиндал. — Ладно, — думает он, — посмотрю еще, как огонь играет“. Поднес он огонь к сухому листку на дереве, а тот будто того и ждал. Побежал по веточке, вмиг перемахнул на другое дерево, опалил там каждый листок и на третье. Самбиндал глазам своим не верит.