Весь вопрос в том, можно ли как-то приглушить явную преднамеренность этого убийства. Даже для весьма гибкой совести старшего инспектора это представлялось сомнительным. Но посмотрим, посмотрим. Подобно ранним воздухоплавателям, он из кожи вон лез, только бы запустить в небо свое ненадежное детище из хрупких плоскостей и проволоки. Предумышленность тут несомненна, вот что хуже всего.

— Самое неприятное, — сказал он, — фальшивая подпись на документе о совместном владении фермой, она выдает заранее обдуманное намерение. И однако, может быть, и через это удастся перейти. Была бы только добрая воля с обеих сторон. Нотариус, к которому обращался ваш брат, подтверждает, что клиент просил его составить это соглашение, так что уперся он, видно, только когда дошло до подписи. Подпись вполне могла быть подделана после его смерти.

Брон рассмеялся:

— Извините, инспектор, но вы бы заглянули в мое дело. Подлог не по моей части.

— Да, верно, — чуть разочарованно сказал старший инспектор. А он-то надеялся, что уложил Брона на обе лопатки. — Наш эксперт по почеркам сказал, что это типичная первая попытка. В девяти случаях из десяти, когда подпись подделывают непрофессионалы, они ее просто сводят. Наш эксперт даже не стал прибегать к помощи микроскопа. Углубления на бумаге видны невооруженным глазом. — Он оживился: — Конечно, если бы отбросить мысль о предумышленности, это могло бы нам помочь. — И уже совсем бодрым голосом задал себе новый вопрос: — А может быть, драка была вызвана тем, что в последнюю минуту брат отказался поставить свою подпись? — Про себя же подумал: нельзя ли, если Брон пойдет ему навстречу, вообще не включать этот подлог в число улик? Десять против одного, что присяжные все равно вынесут обвинительный приговор, однако… — Ну, что скажете? — спросил старший инспектор. — Найдем мы с вами общий язык?

— Боюсь, что нет, инспектор, — сказал Брон.

— Жаль. Право, очень жаль. Вы умный человек. Мне казалось, вы должны бы понимать свою выгоду. Могу я спросить, почему вы не согласны?

— Вы очень любезны, что хотите свести обвинение к непредумышленному убийству, но меня это мало волнует. Если моего брата нет в живых, я тут ни при чем.

— Но согласитесь, все улики против вас.

— Согласен, — сказал Брон. — Картина настолько ясная, что тут вполне могла бы совершиться судебная ошибка, если б только не одно обстоятельство.

— Какое?

— У меня есть алиби.

— Вот как? Интересно. И вы скажете какое?

— Да, — ответил Брон, — конечно. Предполагается, что я убил брата в ночь на воскресенье. Так вот, я могу сказать, где я провел эту ночь.

— И в подтверждение представите свидетелей? — спросил старший инспектор.

— Одного свидетеля, — сказал Брон. — Надеюсь, этого будет достаточно.

Центральный архив сообщил основные данные о прошлом Уэнди: приставала к мужчинам на улице, уличена в краже в магазине, в воровстве, участвовала в непристойных представлениях за деньги. Бродбент ожидал увидеть вульгарную, размалеванную девку и немало удивился, когда перед ним оказалась привлекательная, скромная на вид женщина, которая к тому же премило держалась. Она охотно согласилась тотчас отправиться с ним в полицию.

— Вы обождете минутку? Я только переоденусь.

Она быстро и тщательно оделась для поездки в Бринарон. Бродбенту трудно было представить себе, чтобы эта чистенькая, спокойная женщина могла ночь напролет грубо и бурно предаваться любви на заднем сиденье маленькой машины или в разрушенном здании рудничной администрации. «Вы привезли туда тело вашего брата и сбросили его в ствол шахты». — «Нет, — сказал Брон. — Я привез туда женщину». — «Тогда почему же там есть только ваши следы?» — «Она попросила, чтобы я взял ее на руки. Боялась испачкать туфли».

Разыгралась небольшая семейная сцена — Оукс непременно желал отправиться с ними.

— Вы не против, чтобы я тоже поехал?

— Если дама желает, чтобы вы ее сопровождали, сэр, сделайте одолжение, но разговор с ней будет происходить при закрытых дверях.

— Да об чем разговор-то, хоть намекните?

— К сожалению, никак не могу, сэр.

— Будь умницей и посиди спокойно дома, — сказала Уэнди. — Я ненадолго. Ведь правда, сержант?

— Думаю, что да, мисс Фрост.

Старшему инспектору Уэнди тоже пришлась по вкусу. Поразительно, чего может достичь такая женщина, стоит ей только взять себя в руки. Она может далеко пойти. Может даже открывать благотворительные базары. Им бы только еще уметь избавляться от сутенеров. Сутенеры высасывают из них все соки. Но эта сумела развязаться со своим прошлым. Толковая бабенка. С такой и поговорить приятно.

— Вы знакомы с мистером Броном Оуэном с «Новой мельницы»?

— Это тот брат, который пониже ростом? Да, я его знаю. Он бывает у нас в «Привете».

— У вас с ним добрые отношения?

— Как со всеми посетителями. Наша работа такая, надо всех привечать. Стараешься запомнить, кого как зовут. Иначе нельзя. А если кто предложит выпить с ним стаканчик, приходится и выпивать. Сами знаете, так уж заведено.

Старший инспектор сочувственно покивал:

— Да, конечно.

— Всякий тебе рассказывает про свои беды. Человек — он всегда ищет, с кем бы поделиться.

— И с Оуэном тоже так, не больше? Вы и его тоже держали на расстоянии?

— А как же? Да он и был-то у нас всего раз пять-шесть.

— И уж конечно, вы никогда не катались с ним в машине?

— Никогда — ни с мистером Оуэном, ни с другими посетителями. Это не положено.

Инспектору ясно представилось, сколь неприступна будет она в броне своей добродетели лет этак через десять.

— А что, кто-нибудь говорил, что я катаюсь с посетителями? — Она удивленно подняла брови.

— Буду с вами совершенно откровенен. Мистер Оуэн заявил нам, что состоял с вами в близких отношениях.

— Вот еще выдумал, — сказала Уэнди. — Надо же такое выдумать.

— И вы никогда не ездили с ним в машине к Лисьему руднику?

— Я ж говорю, я видела его только у нас в баре, подавала ему выпивку да здоровалась, вот и все. И вообще я скоро выхожу замуж.

— Этого я не знал, — сказал старший инспектор. — Примите мои поздравления. Значит, можно считать, вы готовы заявить суду, что никогда никуда с ним не ездили?

— Ясно, так и скажу.

— Вряд ли это нам понадобится, но вы случайно не помните, что вы делали в ночь на десятое? — спросил старший инспектор.

— В ночь на десятое? — переспросила Уэнди. — Дайте подумать. Какой это был день?

— Воскресенье, — сказал старший инспектор.

— Предпоследнее воскресенье?

— Предпоследнее.

— Как же, помню, — сказала она. — Я ходила в кино с нашей уборщицей. Потом мы вернулись домой и поужинали. Потом, наверно, еще послушали пластинки… мы всегда их ставим. А часу в двенадцатом легли. Все как всегда.

— И вы больше не выходили в тот вечер из дому? Извините, что я так настойчив. Но у нас тут должна быть полная ясность.

Она спокойно улыбнулась ему в знак того, что ничуть не обижается.

— Нет, я легла и сразу уснула. У меня будильник заведен на без четверти восемь, и, пока он не зазвонит, я сплю как убитая.

— Благодарю вас, мисс Фрост. Пожалуй, это все. Спасибо, что приехали, сержант отвезет вас домой.

Когда она уже выходила, старший инспектор задал еще один вопрос:

— Скорее всего, вы нам больше не понадобитесь, но на всякий случай скажите, вы пока никуда не уезжаете?

— Недели две тут еще побуду, а потом у нас медовый месяц, — ответила Уэнди.

18

Брон, который уже больше недели находился под стражей и совсем измучился от бесконечных допросов, при виде веселого лица Далласа сразу ожил. Его снова поразила молодость доктора, которую в Хэйхерсте он уже перестал было замечать и которую сейчас лишь подчеркивала вызывающая острая бородка. А Брон показался Далласу вялым и равнодушным. Едва надзиратель вышел, заперев их в сумрачной комнате для свиданий, Даллас сказал: