До самого магазина он больше ничего не сказал.

Молча мы встали к терминалам и выбрали покупки (рыжая сумка здесь нашлась!), и я собиралась уйти, не прощаясь и не благодаря за помощь, но Микаэль догнал меня на пороге и вдруг сказал:

- Если тебе не нужна жалость, я не буду жалеть. Позволишь тебя проводить?

В вопросе прозвучала симпатия. Он был задан легко, словно мы уже стали друзьями, которым приятно находиться вместе, идти рядом и просто молчать.

- Да, - почему-то ответила я.

11. Тот и этот

Я опять попала на телевизионные экраны.

Примерно полторы секунды отвели моему слегка размытому крупному плану, от всего Микаэля в сюжет попал лишь стройный стремительный силуэт, а пожилой женщине и администратору лучше было бы вообще эту запись не видеть - они вышли некрасиво. Большую часть сюжета заняло интервью с виновником локальной техногенной катастрофы, худым рыжим мужчиной лет сорока, бледным и испуганным.

- Запретили, да... Верите, нет - не понимаю, как это произошло... Я уже зачехлил эту штуку, но такой эксперимент остался незавершенным!.. Не выдержал, значит. Конечно-конечно, я все отремонтирую, и ущерб магазину возмещу...

Тут он заплакал.

Я взглянула на Кастора, который тоже смотрел телевизор. Его лицо на пару секунд застыло в насмешливо-жалостливой гримасе, потом он резко встал, и, повернувшись спиной к телевизору, начал что-то перекладывать в навесном шкафу.

Не досмотрев, как спасатели распекают администрацию магазина за неработающий огнетушитель, я пошла к себе собирать багаж. Надо было все проверить и захватить даже то, что понадобится с малой вероятностью - теперь мне некого просить что-нибудь привезти, как раньше, когда я просила об этом папу.

Наутро после почти бессонной ночи и не полезшего в рот завтрака я в последний раз попыталась спрогнозировать возможные потребности, но ничего нового не придумала. Как только я встала и взялась за лямку сумки, на пороге комнаты появился Кастор.

- Я провожу, - сказал он и забрал сумку.

Однако он лишь вынес ее за территорию домовладения, а на улице уже ждал Микаэль.

- Привет, - он протянул руку за сумкой. - Не волнуйся, опекун, дальше Лору буду провожать я.

Кастор удивленно поднял бровь.

- Это Микаэль, мой знакомый, - поспешила представить я.

- Угу... - ответил Кастор и мысленно о чем-то спросил Микаэля.

Микаэль спокойно что-то ответил. Кастор передал ему сумку.

- Будь умницей, Лора, - на прощание произнес мой опекун и вернулся во двор.

Микаэль беззвучно, только губами, усмехнулся, что заставило меня задуматься о том, к чему относилось напутствие Кастора: ко всей практике или только к знакомству с Микаэлем...

- Как прошел день рождения? - автоматически завела я светскую беседу.

- Отлично, как всегда, - весело ответил Микаэль, открыл багажник припаркованного рядом мотоцикла и кивнул на пассажирское сиденье. - Сбор у школы, правильно?

- Да.

Устроившись на сиденье, не представляя, что еще можно сказать навязавшемуся провожатому, я надела шлем: если Микаэль внимательно смотрел передачу про заседание комиссии и умеет пользоваться компьютером, он знает, куда ехать.

Не обменявшись больше ни звуком, мы тронулись, проехали полгорода и остановились только за пятнадцать метров до посадочной площадки "Каменного соло". Я стянула шлем, собираясь слезть с мотоцикла, но Микаэль остановил меня:

- Зря торопились, - заметил он. - еще не все собрались. Побудь пока в мотоцикле.

На трех скамьях площадки, действительно, сидели только пятеро: Захар, Лесь, Клара, Светлана и Джеппо. Они сонно щурились на мотоцикл, с трудом подавляя зевки.

- Обещай, что в следующий раз пойдешь со мной, - вдруг сказал Микаэль.

- Что?! - от возмущения я выронила ручку сумки. - Ничего я тебе обещать не буду.

Он тихо рассмеялся.

- Не стоит отказываться от того, о чем ничего не знаешь. Если это не имеет потенциальной опасности, конечно. Но я не опасен, и мои друзья тоже.

Про какую-нибудь опасность я даже не задумалась. От легкомысленных знакомств меня всегда удерживало лишь опасение впустую потратить время.

- Тебе понравятся мои друзья. Анри, правда (он самый близкий друг), бывает иногда грубоват, но его стоит один раз осадить, и он сразу приходит в себя. Есть еще Чимола - он сходу сочиняет отличные стихи, Кичи на досуге рисует фантастические пейзажи, Отто любит нас всех разыгрывать. Мои любимые девчонки, близнецы Марианна и Марина - красавицы, они любят петь дуэтом и смеяться...

Я глубоко вдохнула и медленно выдохнула: неприятное это занятие - отшивать в общем-то милого человека.

- Микаэль, еще раз: меня не надо жалеть. И не надо говорить, что не жалеешь. Тебе не могут нравиться девушки моего типа - таким, как ты, с такими, как я, скучно...

- Спорить не буду! - не переставая излучать потоки обаяния, поспешно согласился он. - Но разве ты не хочешь измениться? Тебе, как и всем твоим яйцеголовым одногодкам, не хватает сумасшедшинки, но это, поверь, дело наживное.

Я на пару секунд онемела.

Микаэль был таким же, как Саша - из "первой волны" нашестранцев по рождению, из тех, кого с пеленок растили защитниками Нашей Страны, в ком усиливали инстинкты и чувствительность. Они слишком хорошо видели, слышали, распознавали фальшь, слишком чутко реагировали на неосторожные мысли и эмоции и, когда не нужно было сдерживаться, обдавали окружающих таким жарким темпераментом, что другие, иначе воспитанные, от них просто уставали.

Я и мое окружение относились к "второй волне" - к "интеллектуалам". В нас тренировали емкость памяти и быстроту мыслительных операций, мы были холоднее.

Эти различия казались понятными и непреодолимыми, но раньше я не предполагала, что одна "волна" к другой может относиться настолько пренебрежительно, даже враждебно...

- Яйцеголовым? - уточнила я. - Вы так о нас думаете? А нам, значит, нужно считать вас тупыми?

Это было бы несправедливо. Представители "первой волны", хотя и не способные за полминуты в уме решить дифференциальное уравнение, в аналитике нам ничуть не уступали, однако обида требует компенсации.

Микаэль дурашливо изобразил испуг.

- Я что, прямо сейчас развязываю классовую ненависть?! Нет-нет, что ты, мы вас очень уважаем, ценим и без колебаний отдадим свои жизни, защищая вас, если понадобится.

Это я и без него знала - в смысле, что они за нас отдадут жизни. Их так настроили. Саша всегда неосознанно искал, от чего бы меня защитить, и, поскольку в настоящем такой необходимости не возникало, он пытался обезопасить мое будущее, обучая некоторым приемам самообороны.

Может быть, их пренебрежительное отношение - всего лишь ответная реакция на нашу подразумеваемую большую ценность? Хе-хе.

- Короче, поищи подружку среди своих.

В светлых глазах Микаэля загорелась улыбка.

- Мне нравишься ты. В тебе точно есть потенциал живого человека.

Проглатывая мое мысленное возмущение, он помолчал, а потом вдруг пустился в объяснения:

- Твоя жизнь изменилась. Лучшее средство смириться с этим - измениться самой. Тебе нужно пообщаться с моими друзьями, чтобы хоть узнать, насколько ярче может быть жизнь, и захотеть жить в полную силу. Увидишь - тебе понравится.

Кому нравится слышать, что ему надо измениться? Я, сцепив зубы, подавляла раздражение.

Микаэль вдруг бросил взгляд через плечо:

- Улыбайся. ОН смотрит.

Это усиленное "ОН" развернуло перед моими глазами отражение Игоря, стоящего на посадочной площадке, сцепив руки на груди, и прилагающего явные усилия для того, чтобы сохранить равнодушное выражение. Злая радость на миг отогрела сердце, но его тут же ужалила догадка: Микаэль все это время сидит здесь со мной и точит лясы только ради того, чтобы помучить Игоря! Зачем? Как он узнал?