Итак, первая попытка добиться дипломатическим путём отмены Парижского трактата не удалась...

Летом 1859 года вспыхнула франко-австрийская война. Армия «лоскутной монархии» после нескольких битв потерпела полное поражение. Австрийцы были изгнаны из Италии. Франция присоединила к себе Савойю и Ниццу. Поражение Австрии ускорило процесс объединения Италии: в 1860 году революционные отряды Гарибальди прогнали неаполитанского короля, ставленника австрийцев.

Разумеется, монархист и умеренный либерал Горчаков опасался, что пример гарибальдийцев может оказать революционизирующее влияние на Польшу, где уже начиналось брожение. Однако всякое выступление в то время против Италии должно было привести к усилению Австрии. Горчаков был решительным противником этого. Его точка зрения взяла верх, хотя при петербургском дворе имелась сильная проавстрийская партия.

Итог был таков: в октябре I860 года по просьбе австрийского правительства в Варшаве состоялось свидание Александра II, Франца-Иосифа и принца-регента прусского. Деятельное участие в переговорах принимал Горчаков. Австрийскому императору дали понять, что Россия не поддержит его агрессии на Апеннинском полуострове. Австрии пришлось примириться с потерей своих позиций в Италии. Так принципиальная линия Горчакова принесла первый успех: у давнего и коварного противника России — Австрийской империи появился политический противовес на юго-западе: независимая Италия.

Медленно, но верно дело двигалось: Австрия временно была выведена из русофобской игры поражением в войне и появлением Италии, Франция хоть не увидела пока в России самой природой данного союзника, но от прямых и открытых действий против неё пока воздерживалась. Однако в это самое время опять обострились русско-английские отношения.

С конца пятидесятых годов Россия начала продвижение в глубь Средней Азии. Конечно, основным тут являлись потребности быстро растущей русской буржуазии в источниках сырья и сбыта. С другой стороны, это продвижение никак не походило на классические колониальные захваты, связанные с порабощением или даже истреблением целых народов: в средневековых ханствах, существовавших грабежом чужих и «своих», прекращался разбой, уничтожалось рабство, открывались пути к прогрессивному развитию с помощью трудящегося русского народа и передовой культуры России.

Но было тут ещё одно важное обстоятельство — военно-политическое. Английская плутократия усилила своё колониальное наступление в глубь Центральной Азии. На очереди были Афганистан и Средняя Азия. Народом этих стран грозила громадная опасность — британские хозяева не знают милости к покорённым. Объективно Россия помогла этим народам сохранить свою национальную самобытность и возможность для культурного развития. Горчаков понимал большое значение среднеазиатской политики для России. Помимо чисто экономических наших выгод утверждение на Аму-Дарье позволило бы оказывать стратегическое давление на английские владения в Индии. Непосредственным исполнителем политики министра стал талантливый Ковалевский.

В конце 1857 года Александр II утвердил предложение Горчакова направить посольство в Среднюю Азию. Главным аргументом министра иностранных дел было сообщение об английских агентах, которые стремятся «разрушить наши торговые сношения как с Хивой, так и с Бухарой». По предложению Горчакова во главе посольства стал молодой дипломат Н.П. Игнатьев, ставший позже крупным государственным деятелем: как всегда, министр подбирал себе сильных исполнителей.

В ближайшем будущем эта политика принесла свои плоды. После нескольких лет всесторонней подготовки началось военное наступление в Средней Азии. Ему предшествовала дипломатическая увертюра. 21 ноября 1864 года Горчаков направил всем представительствам России за границей пространный циркуляр о политике России в Средней Азии. Там говорилось о необходимости обеспечить «безопасность границ» России, защитить торговлю от «грабительства», освобождении пленных различных стран от рабства. Уже в 1865 году русскими войсками был взят Ташкент, а через три года правители Коканда и Бухары признали вассальную зависимость от России.

Великобритания отвечала на это русское продвижение сильными антирусскими выпадами, причём давление это шло со всех сторон. Силы были в ту пору неравными, однако в начале 60-х русская дипломатия нашла и использовала против нараставшего английского давления сильный противовес — события в Северной Америке.

В Соединённых Штатах Америки шла гражданская война между Севером и Югом. У сельского Юга было мало шансов на победу, но южные штаты, образовавшие Конфедерацию, рассчитывали на помощь со стороны Англии и Франции. И действительно, английская буржуазия поддерживала рабовладельцев, так как их победа над промышленным Севером устранила бы опасного для Англии конкурента на мировых рынках. Французский император Наполеон III, стремившийся к колониальным захватам на Американском континенте, также признал Юг воюющей стороной и намерен был оказывать ему поддержку. В этой обстановке отношение России к происходящим событиям приобрело немалую значимость: несмотря на недавнее поражение, наш флот оставался всё же главным в Европе (после английского и французского).

Традиции русско-американских отношений были весьма благоприятны — никаких осложнений в прошлом. Напротив, в период Крымской войны правительство США благожелательно относилось к России. В то время как Англия стремилась к расчленению США, чтобы усилить своё влияние на мировой арене, Россия была заинтересована в сохранении США для международного равновесия, и русская дипломатия настойчиво выступала за сохранение независимости и единства Соединённых Штатов. Англия была общим противником для обеих стран.

В России с большим вниманием следили за развивающимися в Америке событиями и, несмотря на дальность расстояния, довольно хорошо разбирались в них. Уже в самом начале войны, в апреле 1861 года, поверенный в делах США в Петербурге

Д. Эпплтон посетил Горчакова, стремясь заручиться его поддержкой. Русский министр держался осторожно, ибо опасался поспешными шагами втянуть Россию в большой международный конфликт, но в общем высказался явно благожелательно для северян. Он заявил, что русское правительство «не забывает о дружеских отношениях, так долго существовавших между нашими странами».

В Вашингтоне известие об этом вызвало немедленный положительный отклик: вскоре в Петербург прибыл новый американский представитель, но уже в более высоком ранге (немаловажное обстоятельство в дипломатических играх!) — посланник К. Клей. Тогда Горчаков направил в Вашингтон ноту, где вновь выражалась надежда на сохранение единства Соединённых Штатов. Россия проявляет по отношению к ним, писал Горчаков, «в высшей степени дружеский интерес, ибо обе эти страны, расположенные по обеим сторонам света, по-видимому, призваны к естественной солидарности интересов и симпатий, неоднократно ими друг другу выраженных».

Вскоре сочувствие России к Штатам выразилось уже в практических результатах. Речь идёт о так называемом «деле Трента»: в ноябре 1861 года северяне задержали английское купеческое судно «Трент» и арестовали двух находившихся на борту корабля южан. Этот эпизод Англия и Франция хотели использовать как предлог для открытой интервенции. В Петербурге к намерениям такого рода отнеслись резко отрицательно. Благоприятное для северян отношение русской дипломатии оказало существенное влияние на то, что случай с «Трентом» не принял характер военного столкновения.

После благополучного разрешения этого дела Горчаков в январе 1862 года направил в Вашингтон ноту, написанную в очень дружественном тоне. Тем самым ещё раз было заявлено перед всем миром, что Россия выступает против раскола США. Позднее английский премьер-министр Пальмерстон объяснял в палате общин недостаточно активную поддержку Великобританией южан именно тем обстоятельством, что в этих условиях Соединённые Штаты могли «заключить военный союз с Россией». Это вынужденное признание красноречиво свидетельствует о важной роли, которую сыграла в тот период русская дипломатия.