— Анализ, вы говорите?

— Да вы что: русского языка не понимаете?

— Хе-хе… как то есть не понимаю? Отлично понимаю, товарищ Афанасьев. Тоже скажете… хе-хе-хе… Русского языка не понимаю… это я-то… Остроумно, между прочим!

— Поймите: мы производим обследование деятельности вашей конторы. Вот вы и помогите нам; расскажите: хорошо ли работает ваш директор? На месте ли он?

При этих словах в голове Чекильцева мелькнуло: «Вон как ставится вопрос: „На месте ли“!.. Пожалуй, пора поднажать, кое-что открыть о нем…»

И он, улыбнувшись саркастически, произнес:

— Да уж, знаете, у нас тут многим приходил в голову этот вопрос…

— Какой вопрос?

— Да вот, который вы сейчас задали…

— Ну, и как же вы считаете?

— Я?..

Чекильцев чуть было не спросил: «А как считаете вы?» Но, вспомнив правила игры, удержался и только искоса глянул на председателя. Лицо председателя не выражало ничего такого, что можно было бы принять за осуждение деятельности директора конторы. Ввиду этого Чекильцев решил подождать с нападками на своего начальника.

— Хммм… да-а-а, — протянул он, — вопрос сложный… Если хотите знать, даже не нашего ума дело.

— Это почему?

— А как же? Наш директор назначен главком. Утвержден министерством. Значит, заслужил так сказать. Вошел в номенклатуру. Да! Значит, он имеет данные.

— Он имеет свои данные. А вы — свои.

— Это в каком же смысле, товарищ Афанасьев?

— Так вы в плановом отделе у себя разбираетесь, хоть немного, в работе конторы?

— Хе-хе!.. Помилуйте!.. Только этим и занимаемся.

— Вот и расскажите нам.

— Об чем именно?

— О чем хотите. Обо всем. Да что вы притворяетесь наивным таким ребенком?

— Помилуйте, какой же ребенок… Скоро двадцать пять лет, как по этому делу, так сказать…

— Что-то не заметно. Ну, рассказывайте!

— Умм… Рассказывать? Сейчас… Умм… А что именно?

— Что хотите.

— Ах, так?.. Умм… Сейчас… Да. Кхм… Ну, вот. Наш плановый отдел… умм… он по штатам располагает четырьмя единицами. По смете конторы на нас приходится триста семьдесят пять рублей в месяц зарплаты, что составляет ноль целых шесть десятых процента бюджета конторы, а с расходом на почтовые, канцелярские и командировочные расходы…

— Не то, товарищ Чекильцев, не то рассказываете!

— Разве?

— Будто вы сами не знаете!.. Так как же: будете вы говорить или нет?

— Помилуйте, я лично — с восторгом…

— Так в чем же дело?..

— Господи!.. Да разве я… Вы только прикажите…

— Ну вот, скажите: правильно работает контора, товарищ Чекильцев?

— Вот именно!

— Значит, есть недостатки. Так?

— Безусловно! Где их нет!

— Ну, вот видите. А вы нам поможете вскрыть эти недостатки?

— А? Разве?.. Хотя — да. Да, да, да, это — мой долг. Именно помочь вам вскрыть недостатки.

— Я вас слушаю.

— Слушаюсь.

— Ну?

— А?

— Говорите!

— О чем?

— Да о недостатках же!

— А они есть?

— Вы же сами сказали!

— Когда?

— Тьфу!

— Вот именно! Я всегда это самое и говорил про наши недостатки: тьфу, да и только!..

Короче, когда через девяносто три минуты, протекшие в беседе с председателем комиссии, Чекильцев покидал кабинет, председатель перешел со стула на диван, где он полулежа вытирал увлажненные лоб и шею, повторяя:

— Вот это — тип… Ну и ну… Это что ж такое, а?.. Ну и тип!

А Чекильцев, закрыв за собой дверь в кабинет, позволил себе улыбку слегка саркастического характера. И думал он теперь так: «Что, съел? То-то, брат! Не на такого напал!»

Чекильцев полагал, что матч игры в «барыня прислала сто рублей» он выиграл целиком и полностью. На расспросы сослуживцев он весело ответил:

— Полтора часа говорили… Что мог, все раскрыл. Председатель комиссии меня благодарил, руку жал…

«Если бы, говорит, не вы, прямо не знаем, как бы мы тут разобрались»…

А через сутки на доске извещений висело решение комиссии: помощника начальника планового отдела Чекильцева от работы отстранить ввиду полного незнания своего дела.

Теперь на досуге Чекильцев думает о том, что выигрыш в игру «барыня прислала сто рублей» в иных случаях означает крупный проигрыш по работе. Пожалуй, тут он прав — хитроумный Чекильцев.

Речь как самоцель

Всем известно, что извержение речи имеет смысл способствовать успеху того дела, о коем говорится в речи. А если самый процесс говорения наносит вред делу?.. Казалось бы, что в таких случаях оратору лучше замолчать. Но происходят иной раз такие эксцессы на фронте красноречия, когда оратор говорит во вред делу.

Оговариваем заранее: для воспроизведения такого эпизода нам потребовалось прибегнуть не к методу стенограммы, а к драматургической форме изложения.

Голос по радио: «Через пять минут от второй платформы отходит поезд номер семнадцать; просят пассажиров занимать места». Вбегает Отъезжающий в пальто, с чемоданом в руках.

Отъезжающий. Фу, кажется, успел… (Поставил чемодан, вытирает пот со лба.)

Появляется Провожающий. У него в руках — букет цветов.

Провожающий. Вот ты где!..

Отъезжающий. Вася? Какими судьбами?!

Провожающий. Тебя, брат, провожаю.

Отъезжающий. Ты шутишь!..

Провожающий. Что за шутки? Решение месткома. Поручили проводить тебя от лица нашей профсоюзной организации и пожелать тебе, так сказать.

Отъезжающий. Спасибо, друг! (Пожимает руку Провожающему.)

Провожающий. Это, брат, чепуха — твое «спасибо». Ты не перебивай… Я должен от имени месткома пожелать тебе…

Отъезжающий. Понимаешь, поезд сейчас уходит…

Провожающий. Ну и что? Поезд — это личное дело, а общественные дела и обязанности поважнее всякого поезда. Стань здесь! (Поставил Отъезжаюгцего, сам принял позу.) Дорогой товарищ Скачков! Разрешите мне…

Отъезжающий. Мы же с тобой двадцать лет на «ты»…

Провожающий. Попрошу не перебивать! Потом возьмешь слово. Да. Официально, от имени общественности я не могу говорить вам «ты». Я буду говорить тебе «вы». Уважаемый и дорогой товарищ Скачков!..

Отъезжающий (жалобно). Поезд уйдет!

Провожающий. Позвольте мне в вашем лице от лица месткома приветствовать то лицо, которое по путевке нашего месткома едет лечить свою печень, в лице которой данное лицо имеет больной орган.

Голос по радио: «Поезд номер семнадцать сейчас отходит. Провожающих просят покинуть вагоны».

Отъезжающий. Спасибо, пока, дорогой мой! (Пожал руку Провожающему.)

Провожающий (не выпуская руки). Э, нет… надо дослушать… На! (Дает Отъезжающему цветы.)

Отъезжающий. Поезд же!..

Провожающий. Ничего. Я — кратенько. Разрешите мне от лица нашего месткома и лично от себя в вашем лице приветствовать отъезжающее лицо, каковое, несомненно, возвратится с лицом как пополневшим, так и посвежевшим на базе путевки, выданной вам со значительной скидкой с полной цены таковой от лица нашего месткома. Мне думается…

Удары станционного колокола, свисток, гудок паровоза, шум тронувшегося поезда, который ускоряет движение. На этом фоне идет борьба Отъезжающего с Провожающим.

Отъезжающийй (кричит). Уходит! (Рвется, но Провожающий крепко держит его за руку.)

Провожающий (продолжает говорить, не обращая внимания ни на железнодорожные сигналы и шумы, ни на слова и действия Отъезжающего). Мне думается, что эта путевка сделает значительный вклад в ваше здоровье, каковое дорого нам всем не менее, чем лично вам. Почему я так говорю? Я говорю так потому, что мне известно решение по данному вопросу пленума нашего местного комитета, а также резолюция культбытсектора от двадцать пятого февраля. О чем гласят эти документы? Они гласят, что все мы, как один человек, готовы, чем возможно, помочь вам…