— Оставь его себе, иначе твой Гефэйр его тоже проиграет, — сказал он не без едкости.

Фин-Флаэнн молча взял оружие. Только когда «дан-Энрикс» коротко кивнул и стал спускаться вниз, сэр Альверин окликнул его снова.

— Подожди, пожалуйста.

«Ну что еще?..» — мысленно застонал «дан-Энрикс», чувствуя непреодолимое желание лечь прямо на пол и заснуть.

Он вопросительно взглянул на Альверина, не желая подниматься вверх даже на несколько ступенек. Рыцарь понял это и спустился к нему сам.

— Я не сказал мессеру Родерику, кто ты, — негромко произнес он.

— Намекаешь, что я так и не сказал тебе «спасибо»? — криво усмехнулся Рикс. Сэр Альверин стоически терпел его манеры, хотя энониец видел, что они изрядно досаждают собеседнику.

— Нет, просто я хочу предупредить: я никому здесь не скажу, кто ты такой на самом деле, но сегодня же напишу сэру Ирему. Даже если ты решил оставить службу в гвардии, он вправе знать, где ты находишься.

Крикс выразительно приподнял брови.

— Вот как?.. Мне кажется, что ты неверно представляешь себе ситуацию, Фин-Флаэнн. Если лорду Ирему не наплевать на то, где я сейчас нахожусь и что делаю — то только потому, что коадъютор на меня чертовски зол.

— А мне вот кажется, что это ты_ неверно представляешь себе ситуацию. Или же притворяешься, будто неверно ее представляешь, — отозвался рыцарь, глядя прямо на него. Юноше сделалось не по себе. Неужто до Фин-Флаэнна дошли какие-нибудь слухи о его происхождении?.. Не может быть, сэр Альверин уехал из столицы раньше, чем об этом начали шептаться. И, однако, вид у Альверина был таким, как будто бы он собирался уличить «дан-Энрикса» во лжи. Меченый отвел взгляд, а Альверин спокойно продолжал — В Каларии, когда все думали, что ты погиб, а ты сражался под началом Астера, Ирем отнюдь не выглядел, как человек, которому «наплевать». И я уверен, что с тех пор ничего не изменилось.

Это было настолько непохоже на то, что энониец ожидал услышать, что «дан-Энрикс» нервно рассмеялся.

— Думаешь, это смешно?.. — спросил Фин-Флаэнн ровным голосом. Южанин яростно оскалился.

— Я думаю, что я смертельно хочу спать. Бывай, Фин-Флаэнн… И не мучай себя всякой ерундой. Мне нет никакого дела до того, что ты напишешь сэру Ирему.

По счастью, на сей раз Фин-Флаэнн промолчал, и Крикс благополучно выбрался из дома на холодный ночной воздух.

Глава Глава VI

Юлиан с Нойе фехтовали на заднем дворе трактира, подолгу кружа на одном месте, прежде чем атаковать противника — оба были порядком вымотаны и не бросали свое занятие только из упрямства — когда выглянувший из кухни трактирщик заговорщическим шепотом поведал, что приехал какой-то знатный сеньор в сопровождении шести гвардейцев, и сказал, что ему нужен Меченый. Юлиан с Нойе выразительно переглянулись. Судя по описанию, данному трактирщиком, этим таинственным приезжим был никто иной, как мессер Лориан. И то, что он разыскивает Рикса, оптимизма не внушало.

— Там, наверху, смежная комнатка свободна, — со значением сказал трактирщик. — Не желаете ли?..

— Еще как желаем, — тут же сориентировался Нойе.

Предложение было внезапным, но, в конце концов, вполне понятным. Пожилой трактирщик не рассчитывал ни на какие выгоды от появления мессера Эккерта, а вот разведчики из Серой сотни многократно доказали, что могут сорить деньгами лучше многих рыцарей из войска. Большинство из них беззаботно растрачивали свое жалование, нисколько не заботясь о завтрашнем дне, поскольку точно знали, что до завтра доживут отнюдь не все. Трактирщика такое положение вещей вполне устраивало, и он обращался с презираемыми в войске «крысами», как с благородными сеньорами — а главное, мгновенно сообщал Нойе и Гилберту любые новости, которые могли их интересовать.

Еще недавно Лэр почувствовал бы себя оскорбленным, если бы ему сказали, что он согласится подслушивать чей-то разговор из пустой смежной комнаты, слишком уж это был нерыцарский поступок. Но сейчас речь шла о Риксе, так что колебаться было глупо. Они с Нойе поспешили на второй этаж, распорядившись принести туда чего-нибудь съестного и вина, чтобы со стороны казалось, что они просто решили поужинать вдали от шумного нижнего зала.

Меченый примерно час назад вернулся из разъезда, оказавшегося крайне неудачным, и потребовал, чтобы его оставили в покое — он желает ужинать в одиночестве, и точка. Лэн по собственному опыту знал, что в таком состоянии Рикса и впрямь лучше оставить одного. Приезд мессера Лориана был как нельзя более некстати. С Крикса станется срывать свое дурное настроение на Эккерте. Они и раньше были в скверных отношениях, и южанин почти не давал себе труда скрывать, что презирает рыцаря. Дипломат из Рикса всегда был паршивый, а после смерти Марка и Элиссив Меченый стал попросту невыносим. С Бренн и друзьями в Серой сотне он держался более-менее пристойно, разве что был молчаливее, чем раньше, зато с остальными разговаривал так, как будто только и мечтал ввязаться в ссору.

Оказавшись наверху, Лэн с Альбатросом остановились возле тонкой двери, отделявшей тесную каморку от комнаты Рикса с Юлианом. Голос Лориана за перегородкой звучал глухо, но был вполне узнаваемым.

— …кое-что и о тебе. Не хочешь посмотреть?

— О чем он? — едва шевеля губами, спросил Нойе. Калариец только отмахнулся — не мешай!

— Прочтете мне, мессер? — спросил «дан-Энрикс».

Лориан за дверью недовольно хмыкнул.

— …рост — около шести сэ, темные волосы, смуглая кожа. Энониец либо полукровка. Особые приметы — шрам через лоб, старый ожог на левой скуле. Светлые глаза. Двадцать ауреусов за тело или за другое убедительное доказательство, что ты убит. И восемьдесят ауреусов тому, кто сможет привезти тебя живым.

Лэр с Нойе выразительно переглянулись. Так… Похоже, люди Дарнторна всерьез настроены изловить Меченого еще до Эйслита. Хуже не придумаешь. Нойе поморщился и жестом показал, что хочет выпить. Юлиан кивнул, и они отошли к столу, не переставая, впрочем, настороженно прислушиваться к звукам из соседней комнаты. Налив себе вина, оба вернулись на исходную позицию. Разговор в комнате никак нельзя было назвать мирным. Каждый из участников беседы словно бы пытался показать, что делает другому большое одолжение, снисходя до беседы с ним. Но Риксу это удавалось куда лучше — вероятно, потому, что Лориан считал его отнюдь не тем, кем энониец был на самом деле, и это позволяло Меченому втайне насмехаться над высокопоставленным посетителем. Впрочем, слово «втайне» было тут не вполне уместно… Несколько раз Лэр готов был поклясться, что сэр Лориан сейчас взорвется, и скажет «дан-Энриксу» что-нибудь оскорбительное. Или вообще попробует его ударить — что наверняка ничем хорошим не закончиться.

Но ничего подобного в действительности не происходило, так что Юлиан мало помалу начал верить в то, что в этот раз все как-то обойдется, как это уже бывало раньше. И, естественно, ошибся. За стеной жалобно скрипнул табурет, как будто бы сидевший на нем человек резко поднялся на ноги.

— Ты забываешься, — с отчетливой угрозой сказал он.

Лэр приготовился распахнуть дверь, но задержался, услышав, что «дан-Энрикс» снова что-то говорит — причем вполне спокойным голосом.

— …С тех пор, как я вступил в разведку, мы виделись с вами трижды — не считая вашего сегодняшнего посещения, конечно. Все три раза вы давали мне какие-нибудь поручения. В первый раз я потерял коня и кошелек, второй — получил в бок стрелу, а в третий раз мне пришлось перебраться на тот берег Шельды вплавь — что было бы приятно в августе, но уж никак не в марте. Каждое ваше посещение приносит мне сплошные неприятности, сэр Лориан… но я, как видите, не жалуюсь. Однако, если вы начнете посещать меня затем, что читать подобные нотации, то мы, пожалуй, очень скоро утомим друг друга.

Альбатрос прислушивался к этой речи так же напряженно, как и Лэр, а потом негромко хмыкнул. Лэр вздохнул, в который раз подумав, что «дан-Энриксу» не следовало поступать в оруженосцы с лорду Ирему. У коадъютора был исключительный талант бесить своих противников и наживать себе врагов. Точнее, превращать холодную, расчетливую неприязнь к мешавшему аристократам Ордену в пылкую ненависть лично к себе. Пока одна половина столичной аристократии восхищалась лордом Иремом и видела в нем главную опору трона, оставшаяся половина грезила о том, что наглый каларийский выскочка сломает себе шею, причем большая часть его противников не пожалела бы десяти лет собственной жизни за возможность лично поприсутствовать при этом замечательном событии.