Главное, что отличает Город Солнца и жизнь его граждан – соляриев – от всех окружающих городов и всех вообще государств, – это общность имущества. Здесь все общее и все одинаково: и жилище, и одежда, и еда, и все хозяйство. Общий доступ к знаниям и веселью. У всех равные возможности, и поэтому никто не может себе ничего присвоить, чтобы возвыситься над другими.

У них не только коллективная собственность, но и равная обязанность трудиться. Так же, как в Утопии Мора, в Городе Солнца нет бездельников, людей, не занятых ничем.

Намного опережая свое время, Кампанелла рядом с военным делом, обычно окруженным ореолом славы, ставит обработку земли и разведение скота. Наиболее похвальными занятиями в Городе Солнца считаются самые тяжелые работы – кузнечные и строительные. Солярии издеваются над приезжими, которые, вопреки здравому смыслу, считают работников, мастеров неблагородными, а благородными именуют тех, кто не знает никакого мастерства, живет праздно и даже надевание своего платья перекладывает на слуг. В чем же их благородство?

Из сырых темных подвалов Кампанелла увидел счастливый труд свободных людей. В Городе Солнца, говорит Кампанелла, где обязанности, художества, труды распределены между всеми, каждый работает не более четырех часов в день. Остальное время – наука, беседы, чтение, прогулки, игры.

Труд для соляриев – праздник. Наверное, во всей Европе и в Азии не было ни одного такого города, все жители которого считали бы труд счастьем и праздником. Какой же это праздник – с утра до ночи в смрадном и душном кузнечном цеху или под палящим солнцем до боли в спине бить киркой по непокорному граниту или тащить этот же камень на гору, укрепляя великую и бесполезную стену вокруг императорской столицы – Пекина – или возводя стены дворцов в Вене, Праге, Кракове, Риме. Праздник – это минуты безделья, кружка вина в трактире, холод камней в гулком соборе, когда стоишь на коленях и слушаешь хор.

В Городе Солнца все по-другому. Здесь люди идут на поля с трубами, тимпанами, знаменами. Они передвигаются с поля на поле на телегах, оснащенных парусами, которые могут, благодаря особой колесной передаче, двигаться и против ветра, и даже вовсе без ветра. Спокойный, даже суховатый, деловой рассказ вдруг прерывается. Кампанелла не может сдержать радости, он восклицает: «Прекрасное зрелище!»

Общая собственность и совместный труд перерождают людей. Зависть, жадность, лень теряют свою почву. Для чего откладывать трясущимися руками монетки, когда все есть у людей. Когда все общее и всего в достатке, дружба может и должна проявляться не в подарках. Настоящая дружба – это помощь людей друг другу: на войне, или во время болезни, или при соревновании в науках.

Нельзя обижать человека, провозглашает Кампанелла. Обливаясь кровью и теряя сознание, годами он был на грани жизни и смерти. Однако веру в человека палачи не сломили. Кампанелла не ожесточился. В бессонные ночи, весь избитый, он думал о том, что люди не смогут быть жестокими палачами, если с детства станут дышать воздухом равенства и справедливости.

Не случайно граждане Города Солнца, как пишет Кампанелла, «самым гнусным пороком считают гордость, и надменные проступки подвергаются жесточайшему презрению». Так, например, в городе любую службу и любую работу, приносящую пользу людям, считают почетной. Никто не считает и не может считать для себя унизительным прислуживать за столом или на кухне, ходить за больным. Ненавистнее чумы неблагодарность, злоба, отказ в должном уважении друг к другу, ложь. В городе-государстве Солнца утвердится уважение не только к отдельным людям, а ко всем, достойным этого. Такое совершенно новое и необычное отношение к человеку проявится в равной доступности образования.

В век Кампанеллы неравенство и отчужденность людей начинались уже с первых лет жизни. Перед одними детьми в поклоне сгибались учителя, почтительно рассказывая маленькому герцогу или графу жизнеописание римских императоров, расположение звезд на видимом небе и правила латинского стихосложения.

Другие постигали премудрости сочинений отцов церкви в монастырских школах, где лишь клочок голубого неба с плывущими облаками напоминал о другой – красочной и полнозвучной – жизни. Это небо, деревья и силуэты старинных коричневых зданий мы видим и на картинах старых мастеров. Небо Италии… Его не видели школяры.

А третьи – их было большинство – вообще никак и нигде не учились. Их духовный мир запечатлевал невнятные проповеди священника на непонятном латинском языке, грубость ярмарочных балаганов, суеверия, фанатичные выкрики и мрачное равнодушие ко всему. Книги, карты, рисунки – все, что накопило человечество за многие века, – все это было накрепко отгорожено от людей стенами замков и монастырей, непроходимым частоколом сословных привилегий.

Для Кампанеллы уважение к человеку означало создание равных условий для всех. Науку, искусство, все знания об окружающем мире – на улицу, на площади, на воздух. Быть может, эти мечты были навеяны ему древними мыслителями. Ведь не в душных кельях и не бессловесных, равнодушных школяров учили Платон, Аристотель, Эпикур – великие греческие философы. Долгими днями и вечерами бродили они со своими учениками по паркам и садам, садились у подножия могучих тополей, слушали мерный шум потоков, молча стояли у белевших на зелени статуй, смотрели на размеренный, ритмичный шаг орнаментов по стенам зданий.

Человек должен быть лучше, чем есть. Нужно все сделать, чтобы он мог быть лучше. А для этого пусть наука станет общим достоянием, выйдет к людям на улицы и площади.

…Каждый вечер Кампанелла поднимается по ступенькам из подвала, прорубается сквозь толстые стены тюрьмы и, зажмурившись на ослепительном свету – голубое море и голубое небо, – медленно идет в гору, в свой солнечный город. Он видит все до мельчайших подробностей: стены – концентрические круги, опоясывающие городской холм, – расписаны изнутри и снаружи. Здесь в строгой последовательности запечатлены все науки.

Вот первый круг – на стене математические фигуры, определения и теоремы, затем изображения Земли в целом, карты отдельных областей, описание обычаев, нравов. Далее на стене – прикрепленные проволокой куски драгоценных камней, минералы и металлы. На стене между зелеными гроздьями винограда и вязью плюща – выступы, на них прозрачные сосуды с жидкостью – лекарствами, маслами и винами. Около каждого выступа – подробные надписи.

Затем идут рисунки всех видов растений и животных, рыб и птиц, пресмыкающихся. Круг за кругом – третий, четвертый, пятый – тысячи видов живых существ, весь бесконечный мир – зеленый, клокочущий, поющий и рычащий – представлен здесь. Затем идут «все ремесла с их орудиями», все изобретатели этих орудий и ремесел, все народы с их обычаями и нравами. Стены изгибаются все шире, обвивая холм, они несут на своих шершавых поверхностях все, что накопили люди за многие века осмысленного существования.

Вот и конец рисункам и подписям. Еще много свободных мест на сухой штукатурке и на пористых камнях. Ведь познание мира не закончено. Оно и не будет закончено никогда. Будут нанесены новые рисунки и новые письмена…

Так же медленно, как и поднимался, Кампанелла спускается с холма и снова, зажмурившись после ослепительного света, идет в темную камеру. Дописана еще одна глава книги. Снова впереди долгая, непроглядная ночь, сырость, соломенное ложе. Одиннадцать тысяч таких ночей прожил Кампанелла.

Завтра он снова будет прорубаться сквозь тюремные стены и снова подымется на холм, где расположен Город Солнца, город справедливости, город счастливых.

7. Письмо из тюрьмы

(Гракх Бабеф)

В газетах писали о страшных заговорщиках, которые заслуживают смерти. Это не люди, это чудовища. Им чуждо все, чем живут граждане Парижа и всей Франции. Они противники собственности, порядка, семьи, чести, всех человеческих чувств. Они хотели денег и славы только для себя, эти хитрые, жадные, бессердечные существа. Вслед за газетами устрашающие истории повторяли на бульварах, в лавках, винных погребках, в клубах.