- Ладно, спасибо, возвращайтесь к машине.

- Едят тя мухи, - обиделся старик. - Уже не нужен?

- Тогда держитесь сзади.

Уполномоченные не проронили ни звука. Они смотрели в указанном направлении, будто силясь подвинуть взглядом ребристую, как автомобильный радиатор, скалу.

- Я иду открыто, - сказал Пирогов. - Ваша задача не лезть в глаза, но попытаться обойти участок хотя бы полукругом.

- Я с тобой, лейтенант, - сказал Павел.

- Зачем?

- Я с тобой, - упрямо повторил он и вытащил из-за пазухи парабеллум.

- Это у тебя откуда? - Пирогов протянул руку. Козазаев отвел ее.

- Трофей. После операции сдам, не беспокойся.

- Ну, бог с тобой. Пошли.

Группа рассредоточилась. Тодоев, прячась за камни, деревца, короткими стремительными перебежками двинулся в обход слева. Поотстав на несколько шагов, таким же аллюром пошел Федоров. Груздев, наоборот, прижался к крутизне и выдвинулся справа. Приблизившись к скале, он остановился, прислушался и, осторожно ступая, пошел вдоль нее.

- Наш черед, Павел.

По прямой они быстро поравнялись с Груздевым, догнали Федорова. Тот уходил все левее, к подножию перевала, как лиса, рыская туда-сюда.

Перед ними открылась широкая котловина с голой отвесной стеной на востоке. Под ней еще держались утренние сумерки. Несколько глазниц-пещер на высоте, доступной разве что скалолазам, чернели круглыми холодными дырами. Скала наблюдала за долиной и днем и ночью. Левее, с юга на северо-запад, мчалась речка. В утренней тишине было слышно, как плещется вода по камням.

- Там, - Пирогов кивнул на звук. - Там должна быть тропа. Они прошли к речке, внимательно глядя под ноги и по сторонам. Вот под скалой высокое нагромождение камней. Это может быть именно то, что им надо. Но ниже - точно такое же, еще ниже - третье. Надо найти тропу, и она приведет к нужному месту. Иначе шаги могут услышать под землей, и тогда…

Чем ближе к реке, тем меньше снега. Круглые, обточенные водой булыжники лежат густо, как на мостовой. Между ними белые пятна льда.

- А ведь нет тропы, лейтенант, - сказал Козазаев шепотом. - И вообще следов нет. Не летают же они по воздуху.

- Это плюс в их пользу: умный, хитрый народец ищем. С таким не заскучаешь.

- А не путает ли старик чего?

- Возможно. Осмотримся здесь, спустимся ниже. Все-таки двадцать лет…

Они прошли вдоль речки, приблизились к узкому крутому створу. Оглянулись, отыскали глазами Груздева. Тот метр за метром ощупывал скалу. Против него, отстав от Пирогова, топтался старик и оглядывался, будто не узнавал местности.

- Глянем ниже.

В створе речка сужалась в закрученный упругий жгут.

И тут Корней Павлович обратил внимание на снег, будто выдутый сильным ветром из-под основания скалы. За полуметровым сугробом вдоль стены, повторяя ее излом, тянулась тропа.

- Дисциплинка у них, - сказал Павел. - По струнке ходят.

- Где-то ниже развилка есть. Пути в Ыло и Пуехту. Но черт с ней. Успеем изучить. Важно застать хозяев барствующими.

Да, да! Надо успеть, пока в землянке, если она под одной из этих куч камней, не проснулись, не почувствовали облаву… Надо успеть войти в подземное жилище.

Черт бы побрал это солнце. Оно прет из-за гор, и уже светло, как днем. Снежные вершины налились золотом, засверкали - больно смотреть.

Спокойно, Пирогов. Спокойно. Уйми бестолковое сердце. Два месяца шел ты к этому дню, мучительно, торопливо, через сомнения, сопоставления фактов и фактиков. Сейчас как никогда требуются ясная голова, хладнокровное сердце, твердая рука…

Тропою они повернули назад, внимательно всматриваясь в камень скалы, ища дополнительные следы человеческого пребывания. Но скала была холодна и молчалива.

Неожиданно впереди кто-то вскрикнул. Пирогов остановился, силясь понять, что означает этот вскрик. Старик-партизан размахивал руками и что-то кричал, но голоса его не хватало покрыть две сотни метров.

Козазаев вдруг сорвался с места и, срезая углы тропы, помчался вперед. Уже через его спину Корней Павлович увидел чью-то мелькнувшую фигурку.

- Павел, стой! - крикнул он, достал револьвер и, поняв, что Козазаев в азарте не слышит его, побежал следом. - Остановись, говорю!

Тропа обтекала высокую кучу камней. На миг эта куча закрыла старика, Груздева, Федорова. Павел кинулся в проход под скалой и увидел в двадцати метрах от себя широкий ход под землю у основания второго нагромождения. Дверь была распахнута настежь. «Гранату бы», - мелькнуло в голове. И тут навстречу выскочил человек с высокими залысинами. Он был в расстегнутой рубахе. В руках держал что-то, похожее на трубу.

- Осторожно, Павел!

Густой горячий поток прошуршал над плечом.

«Пулемет», - понял Пирогов и, прежде чем пулеметчик снова нажал на спуск, метнулся влево, перелетел через упавшего неловко Козазаева. Очередь хлестала выше. Обсыпала каменной крошкой.

Теперь они с пулеметчиком не видели друг друга. Положение Пирогова было предпочтительней. Он знал место нахождения противника, тот был стеснен рамками входа. Пирогов следил за урезом снега, выставив вперед револьвер.

Как же это? Как же?.. Пулемет! Тот самый «Льюис», о котором говорил старик Логунов. Почему он не придал значения словам старика?

Он покосился на Павла. Тот лежал, зарывшись лицом в снег, выбросив перевязанную руку вперед, а здоровую неловко подвернул под себя.

Ах, как же это? Ведь через четыре дня у него помолвка с Варварой…

Снова коротко хлестнул пулемет. Пули ушли вверх. Тот, с высокими залысинами, напоминал, что он на месте и так просто не сдастся.

На куче камней над головой пулеметчика появился Груздев. За спиной Пирогова, чуть в стороне, тяжело дыша, плюхнулся Тодоев. Захватив ртом снега, сплюнул. Рядом с ним лег Федоров.

- Эй, там! - крикнул Груздев. - Выходи по одному!

Ответом было напряженное молчание. Тодоев выглянул из-за укрытия и тотчас отпрянул, но выстрелов не последовало. Видимо, осознав положение, пулеметчик терялся в догадках: какое направление самое опасное?

- Советую сложить оружие и выйти добровольно, - настаивал Груздев. - Иначе мы вас уничтожим на месте.

Тодоев снова выглянул из укрытия. Ему были видны вход и человек, замерший с пулеметом в руках. Человек смотрел вверх перед собой.

Отдуваясь от быстрой ходьбы, с другой стороны хода показался старик Трофим Сидоркин, решительный и даже сердитый, как, наверное, не был сердит никогда.

- Ложись, - крикнул Груздев. Но голос его потонул в грохоте пулемета. Старик остановился. На лице его промелькнуло удивление, потом проступила гримаса страдания. Он начал медленно валиться.

Все продолжалось мгновение, но его хватило Пирогову оторваться от земли и в стремительном броске сшибить пулеметчика. В то же мгновение свалился сверху в проем двери Груздев, дважды выстрелил в темноту и, развернувшись боком, ворвался внутрь.

Пирогов еще барахтался у входа с пулеметчиком, когда через него перепрыгнул Тодоев и исчез во мраке жилища следом за Груздевым. Подоспевший Федоров ударил сапогом пулеметчика. Тот обмяк и выпустил оружие. Пирогов перевернул его на живот, достал из кармана веревку, накинул петлю на шею, концом подтянул вывернутые руки к лопаткам.

Внутри землянки тоже наступила тишина. Корней Павлович шагнул под своды.

- Всех в одну связку!

Вытолкнув арестованных, он тронул Груздева за ремень портупеи.

- Слушай!.. Там у входа парень лежит. Иди посмотри…

Груздев кивнул и направился к выходу. Корней Павлович нащупал какую-то лежанку, устало присел. Холодный воздух валил в землянку. Снаружи были слышны голоса, понукающие арестованных.

Не хотелось ничего слышать, ни во что вникать. Ни радости, ни облегчения. Напротив - черная тяжесть заполняла душу, застила сознание. И лишь перед глазами - неловко вывернутая, локтем в сторону, рука Козазаева да ухо, запорошенное снегом.