Так жили долго мирные поселенцы, не зная никаких тревог, пока размеренная жизнь в Шарлотенгайне не оживилась в одно лето в связи с приездом ново-орлеанского губернатора со своей женой и миленькой, весёлой дочерью Женни в сопровождении большой свиты из чиновников и офицеров. В честь дорогих гостей поселенцы устраивали много празднеств и были очень счастливы по случаю повеселиться и разнообразить своё существование. Губернатор оставался в Шарлотенгайне целый месяц, и это пребывание в мирной колонии имело большое влияние на судьбу некоторых лиц.
Альбрехт и Эмилия начали замечать, что Шарлота погрустнела. Её часто находили на могиле Конрада, где она сидела, погруженная в грустные размышления. Никто не мог угадать причины её тайной скорби. Альбрехт имел мало времени её наблюдать. Он был занят с губернатором делами колонии. Дочь губернатора, резвая Женни, порхала беспрестанно около него и своими шалостями отнимала у него много времени. Губернатор и его жена с удовольствием замечали, что дочь их всё теснее привязывается к Альбрехту, потому что ветреная Женни уже в Новом Орлеане влюбилась в молодого инженера, а родители были этим очень недовольны, так как молодой человек, хотя очень приличный и хорошо воспитанный, был мещанского происхождения. Все в колонии также предполагали, что Альбрехт и Женни станут мужем и женой, хотя первый настойчиво утверждал, что вовсе не думает о женитьбе.
Однажды после обеда всё ново-орлеанское общество, разумеется, вместе с Альбрехтом было приглашено к Шарлоте. Хозяйка казалась грустнее обыкновенного, несмотря на то, что она старалась скрыть своё унылое настроение. Губернатор и его жена также были не в духе, даже у ветреной Женни были красные, заплаканные глаза. Альбрехт также был молчалив. Словом, все были чем-то заняты, всех беспокоили какие-то мысли, каждый был погружен в самого себя. Одна Эмилия беззаботно порхала от одного к другому, шутила, улыбалась и старалась развеселить общество. Гости разбрелись попарно в саду. Шарлота поспешила к ним, чтобы собрать их. Проходя мимо маленького луга, она увидела как Женни с распростёртыми руками полетела к Альбрехту, который разговаривал с инженером, и шаловливо обняла его.
Шарлота, подобно всем думавшая, что Женни сделается невестой Альбрехта, быстро отвернулась, не желая мешать счастливой паре. Но Альбрехт, заметив принцессу, предоставил радостную дочь губернатора её возлюбленному и поспешил за Шарлотой.
Она стояла у кипариса и пристально с грустью глядела перед собой. Услышав его шаги, она, по-видимому, хотела идти к нему навстречу, но у неё подкашивались ноги; она была очень бледна, но встретила его с улыбкой, хотя глаза её были полны слёз.
— Вам дурно? — спросил её Альбрехт заботливо.
— Немного, — отвечала она, — но это сейчас пройдёт.
При этих словах она указала на скамейку, стоявшую в тени под ветвями деревьев; Альбрехт повёл её туда и они сели. Оба они долго молчали. Вдруг он схватил её руку с таким жаром, что она испугалась, и покрыл её горячими поцелуями.
— Не делайте меня несчастным! — воскликнул он дрожащим голосом. — Какая-то болезнь, какое-то горе грызёт ваше сердце, я это чувствую. Будьте откровенны, не скрывайте от меня ничего!
Шарлота взглянула ему в глаза и заметила в них слёзы:
— Не бойтесь! — отвечала она. — Мне лучше. Это был случайный припадок, теперь всё прошло.
Опять наступило молчание.
После паузы Альбрехт сказал:
— Я должен вам сообщить приятное известие. Мне удалось уговорить губернатора и его жену дать согласие на бракосочетание их дочери с инженером. Задача была трудная. Но губернатор был вынужден согласиться, так как молодые люди из любви и страсти уже слишком забылись, и подобные поступки не могут быть исправлены. Пойдёмте принять участие в радости молодых счастливцев, которые теперь, вероятно, у ног родителей просят их благословение.
Эта новость очень удивила Шарлоту. Она задала несколько вопросов, затем об руку с графом пошла отыскивать губернатора.
Грустная тишина, которая за час тому назад заметна была в приятельском кругу гостей, исчезла, как по волшебству. Тайна, давившая всех, была раскрыта. Начались поздравления и веселье. Шарлота велела пригласить семейства соседних поселян и музыку. Устроили ужин на открытом воздухе при свете луны и звёзд.
Чувство счастья воодушевляло сердца: все болтали, пели, танцевали.
В разгар общего веселья Альбрехт заметил отсутствие Шарлоты; он пошёл её искать и нашёл её на скамейке в саду среди диких кустарников.
— Позволите ли вы мне разделить ваше уединение? — спросил он тихо.
— Альбрехт! — сказала она нежно.
Он уже сидел с ней рядом и хотел ей что-то сказать, но вместо этого схватил её руку и прижал её к своим губам.
Оба молчали, оба чувствовали, что они друг друга любят, что живут один для другого. Альбрехт молчал и дрожал. Его душа разрывалась между восторгом и страхом, он чувствовал себя перенесённым на небо.
Шарлота только теперь осознала, как она его сильно любит. Она сознавала, что никогда не испытывала такого чувства.
— Альбрехт! — прошептала она застенчиво, а он прижал её руку к своему сердцу. Она замолчала.
В это время близкий шум вернул обоих в действительность. Шарлота испуганно отняла свою руку, лежавшую в руке графа. Альбрехт поднял глаза; перед ним стоял старик губернатор. Оживлённый вином и весельем, он пристально посмотрел на них.
— Так вы здесь, — сказал он, улыбаясь, — и так молчаливы. О, не думайте, что я слеп, я уже это давно заметил. Я уже сегодня, волей-неволей, должен был согласиться на одну помолвку и теперь буду настаивать на второй помолвке между вами, граф, и нашей любезной хозяйкой, а когда завтра или послезавтра приедет сюда миссионер, то будем праздновать две свадьбы разом.
При этих словах старик шутя обхватил одной рукой Шарлоту, а другой Альбрехта и прижал их друг к другу так тесно, что губы их соприкоснулись.
Влюблённые невольно поцеловались, почти бессознательно, но оба были счастливы, оба забыли весь мир и восторгались только друг другом.
Губернатор громко засмеялся и с торжеством удалился, а Альбрехт, хотя боялся, не обидел ли он принцессу своей смелостью, всё ещё прижимал её к своей груди. А она нежно лепетала: «Альбрехт!» Он ободрился и, обхватив её талию ещё крепче, прижал её к себе... Рука об руку пошли они домой, хотя на словах ещё не признавались в любви. Всё общество шумно шло им навстречу и с радостью поздравляло их.
Граф провёл всю ночь как в лихорадке. Только утром он немного заснул. А когда проснулся, ему казалось, что всё случившееся с ним вчера было только сном.
Он со страхом отправился к Шарлоте, чтобы убедиться не раскаивается ли она.
Он нашёл её одну в утреннем платье. Она в глазах Альбрехта была в это утро прелестнее, чем когда-либо, вся её добрая душа запечатлелась в выражении её лица, когда она слегка покраснела.
Он упал перед ней на колени и готовился просить у неё прощения за его вчерашнюю дерзость, но она поспешно подняла его и с нежной грустью смотрела на него. Всё, что они хотели сказать друг другу было забыто. Они обнялись, и... весь мир перестал существовать для них. Одними вздохами, одними слезами выражали они своё глубокое счастье. Но это продолжалось недолго, потому что как вчера, так и теперь губернатор нарушил очарование их встречи, Он пришёл, держа за руку священника, за ними следовали Эмилия, Женни с своим женихом и другие жители колонии.
Эмилия с ликующим лицом бросилась на шею Шарлоты и, поцеловав её, с жаром воскликнула:
— Давно мне шептал тайный голос, что ты ещё когда-нибудь будешь счастлива, милая, несравненная поселянка! Ты теперь счастлива! Я тебя венчаю миртовым венцом: Шарлотенгайн — твоя монархия, любовь, добродетель и блаженство составят блеск твоего придворного штата — не забудь только теперь в объятиях любимого мужа о преданной тебе Эмилии!
При этих словах Эмилия положила свежий миртовый венок на голову счастливой невесты, у которой в прелестном беспорядке падали на плечи чёрные кудри. Затем всё общество торжественно отправилось в ближайшую церковь, где вдовствующая принцесса, бывшая русская царевна обвенчалась с любимым ею графом Альбрехтом Моргеншейном, которых в колонии звали господином Альбрехтом и госпожой Шарлотой Моргеншейн.