Между тем продавец повернулся к нему боком, и Максим Савельевич увидел порванные брюки.

Лейтенант догадался, что это дело зубов Муфты.

— Вы не кричите, гражданин Леденцов! Расскажите обстоятельно и спокойно, как было дело, — сурово сказал дежурный.

— Пожалуйста! Я немного волнуюсь, — торопливо и громко говорил Леденцов. — Неслыханное дело! Я всё расскажу по порядку… Но мой выходной костюм!..

— Так вы на что жалуетесь? На лицо или на костюм? — спросил дежурный.

— Конечно, на костюм. Лицо — это дело второстепенное, заживет… А где я возьму такой материал на костюм?

Постепенно продавец успокоился и начал рассказ.

— У меня сегодня выходной день. Я решил погулять. Надел свой самый лучший костюм и пошел. Идем мы с ней, ничего не подозревая, и вдруг видим — на дороге лежит ветка. Сонечка и говорит мне: «Валя, обратите внимание, какая красивая ветка лежит». Я, конечно, согнулся, поднял, смахнул с нее пыль и подаю…

— А что это была за ветка?

— А вот та самая, которую этот хулиган в руках держит, — с раздражением ответил Леденцов, указывая на Ваню.

— Понимаю. Говорите дальше.

— Дальше было так. Я подаю веточку, и вдруг собака! Схватила меня за брюки и давай трепать. Я, конечно, кричу… Вдруг выскакивает мальчишка, схватил ветку и давай драться.

— Неправда, всё неправда! — вырвалось у мальчика.

— Молчи, Ваня, — строго сказал старик, удерживая его за плечо.

— А с чего мальчик стал драться? — спросил дежурный.

— Откуда я знаю? — ответил Леденцов. — Может, он думал, что эту ветку я у него в саду сломал или что другое!..

— Так. Картина прозрачная, — сказал дежурный и обратился к старику. — Товарищ Морозов, что вы на это скажете?

— Честно говоря, мы с ним спали и не видели, кто обронил ветку, но только я полагаю, что Валентин ее с дерева обломал.

— А вы видели, Василий Лукич? — спросил продавец.

— Я не видел. Муфта видела. Она собака умная и зря на человека не кинется.

— Это верно. Муфта — собака ученая и на людей без причины не должна кидаться, — согласился лейтенант. — Если она кусок от ваших брюк оторвала, значит, вы от нее бежали. Где, по-вашему, Леденцов ветку взял? — спросил дежурный девушку.

Соня «между прочим» вспыхнула, замялась, но, понимая, что выдумка ее кавалера явно неправдоподобна, сразу созналась.

— У них в саду!

— Так. Теперь всё ясно. Что же мы теперь будем делать, гражданин Леденцов? Писать протокол, как вы в сад залезли и что из этого получилось?

— А что? Значит, мои брюки так и пропали?

— Предполагаю, что да! А за то, что мальчик вас ударил, следует взыскать. Драться нельзя.

— Вот вы и составьте протокол за лицо.

— Протокол я буду составлять вообще обо всем… Как вы в сад залезли, как вишню поломали…

— А за это что может быть?

— Суд разберет, — спокойно сказал дежурный и вытащил бланк.

— Вот что, Валентин, — вмешался в разговор старик. — За тобой и раньше такие грехи водились. Яблок мне было не жаль, но ведь ты как-то целый сук у яблони сломал. Ну, а теперь тебе наука. В другой раз не полезешь. Иди по-хорошему домой и чини штаны… Сколько крику поднял, а сам же виноват.

— Пойдемте, Валя, — сказала Соня, дернув за рукав кавалера.

Леденцов долгим взглядом посмотрел на старика и, круто повернувшись, вышел вслед за девушкой.

— Ладно. За мной не пропадет, — зло пробормотал он на улице. — Когда-нибудь рассчитаемся.

— А ты что дерешься, садовод? — строго спросил дежурный Ваню, когда пара скрылась за дверью.

У мальчика дергалась нижняя губа и в глазах стояли слезы.

— Обидно ему, Максим Савельевич, — заступился старик. — Он сад очень любит. За каждой веточкой ухаживает… А тут испортили целый сук.

— Всё равно драться нельзя. Куда это годится!

— На собаку я удивляюсь, — говорил старик. — Всегда ласковая… Ну, поворчит, если чужой идет, полает, а тут словно на медведя кинулась…

Когда старик с внуком ушли, Максим Савельевич перечитал докладную записку о том, что за его дежурство никаких происшествий не случилось, подумал… и подписал.

Лимон

Самовар поджидал на столе. Степан Васильевич в нижней рубахе, в домашних туфлях сидел у окна и читал газету.

Мать принесла на тарелке нарезанный большими кусками пирог.

— Садитесь чай пить. Голодные, наверно. Ты куда, Ванюшка?

— Я сейчас вернусь.

Ваня пошел в сад, взяв в баночке немного вара. Острым ножом он срезал ветку на вишне, чуть ниже сломанного места и стал тщательно замазывать срез варом.

— Ну что в газетах пишут? — спросил старик, наливая чай в блюдце.

— Гитлер жмет… В Африке англичанам туго.

— Неужели и нам воевать придется?

— Всё может быть. Такая заваруха во всем мире… Водоворот!

Мать с тревогой прислушивалась к разговору мужчин.

— Не говорите вы страсти такие! — вздохнула она. — Я на моем веку две войны пережила. Неужели еще и третью… Подумать страшно.

— Я думаю, что нынче ничего не случится. А вот на будущий год зарекаться не берусь, — сказал спокойно дед.

Из сада пришел Ваня.

— Уроки сделал? — спросил его отец.

— Сделал.

— Когда успел? Ночь в саду просидел.

— Я с вечера сделал, как из школы пришел.

— Вот что я хотел тебе сказать, Иван. Пора тебе о своей специальности подумать. Кончишь пятый класс и с осени в ремесленное училище.

— Я же учусь в школе.

— А в ремесленном лучше, — нахмурившись, сказал отец. — Там настоящему делу обучат. Машинистом будешь.

— Я в садоводы пойду, — твердо сказал Ваня.

— В садоводы? И зачем ты эти глупости в голову себе вбил?

— Это совсем не глупости, папа. Возьми для примера Мичурина…

— Эх ты, Мичурин! — засмеялся отец. — Мичурин один на весь свет.

— А ты, Степа, разве можешь определить, кем он к старости будет, — вмешался дед. Когда Мичурин мальчишкой был, никому и в голову не приходило, что город его именем назовут.

— Подожди, отец. Не заступайся. Ты меня в ученье отдавал, не спрашивал. А может, я бы хотел в музыканты поступить?

— Таланта у тебя для музыки не было. Тебе машины нравились.

— Понравились, когда изучил. Садом он может заниматься в свободное время. Никто ему не запрещает. А настоящую специальность необходимо получить. Отец машинист и сын машинист — самое лучшее дело.

— Папа, садовод — это тоже специальность.

— Специальность! — передразнил его отец. — Ты уж сейчас эту специальность вдоль и поперек прошел. Недаром тебя прозвали садоводом. Подумаешь, специальность — деревья сажать да яблоки снимать! Это всякий сумеет. — Он пристально посмотрел в лицо сына.

— Папа, а если я… — начал было возражать мальчик, но его перебил дед.

— Ваня, ты не спорь с отцом. Жизнь покажет…

Степан Васильевич взглянул на отца, отложил газету, встал и крупными шагами стал ходить по комнате. Раза три он останавливался около сына, намереваясь что-то сказать, но каждый раз, покосившись на старика, раздумывал.

Ваня пил чай, сосредоточенно глядя в чашку.

— Ладно. Поговорим в другой раз, — сказал наконец Степан Васильевич. Он молча оделся в новую пару, наскоро почистил сапоги, взял фуражку и вышел.

Некоторое время все сидели молча.

Анну не волновала судьба сына. Будет ли он машинистом или садоводом, ей было всё равно. И то и другое хорошо. Главное, что Ваня растет серьезным, послушным и трудолюбивым мальчиком, а значит, из него выйдет полезный человек.

Неожиданно Ваня сорвался с места и побежал в прихожую. Старик через окно тоже увидел приближающегося гостя и встал.

— Николай Павлович идет. Прибери, Анна, на столе, да самовар надо подогреть. Варенье поставь…

Директор школы принес цветочный горшок, из которого торчала большая, совершенно голая ветка. Словно кто-то выдернул ее из метлы и воткнул в землю.