Отлично работали у механизмов сержанты и краснофлотцы электромеханической части форта Кузин, Смолянков, Левин, Филиппов, Головин. У каждого здесь тоже свой счет к оккупантам. Младший сержант Сладков, обслуживающий один из агрегатов, знает, что гитлеровцы сожгли его дом и замучили 65-летнюю старуху мать. А краснофлотец Моцапей может только гадать, что стало с его близкими: он родом из Первомайска, пока что занятого врагом.

Каждый в эти предельно сжатые минуты с особой остротой ощущал, что, вкладывая свои усилия в точный, согласованный залп, он приближает час освобождения родного дома, час очищения советской земли от врага.

Об атмосфере, царившей на боевых постах, о деталях в поведении людей я, понятно, узнал позже, когда был дан отбой. Узнал я и о боевой работе наших соседей. Высокой успешностью отличалась стрельба 312-й батареи. Капитан Иван Николаевич Бердников и его помощник старший лейтенант Иван Яковлевич Саковский умело и точно управляли огнем. «Журавли» — так прозвали краснофлотцы открытые орудия этой батареи — давали дружные залпы. Как и у нас, у них не было пропусков, строго выдерживался темп огня. С большой похвалой командир отзывался о мастерстве, проявленном во время стрельбы лейтенантами Сибирцевым и Стародубом, старшиной Филипповым, сержантами Михайловым, Моисеевым и Вавилкиным, комендорами краснофлотцами Федоровым, Гагаркиным, Климкиным и Константиновым. Они буквально блеснули своей выучкой.

Стрельбу 211-й батареи, частично перебазированной в район деревни Пеники, противнику удалось засечь. Вскоре он открыл по ней ответный огонь. Несколько снарядов разорвалось совсем рядом с двориком, где стояло орудие старшины Гришенкова. На комендоров сыпались комья мерзлой земли, но они работали хладнокровно, не сбивая темпа. Краснофлотцы Соловьев и Пронин быстро стирали со снарядов землю и спокойно досылали их в казенник. Установщик краснофлотец Бондарев заботился лишь о том, чтобы поднятые взрывами земля и пыль не попадали на механизм прицела.

Единоборство с неприятельской батареей продолжалось недолго: вскоре она была подавлена. И тогда орудия старшины Гришенкова и сержанта Светлова обрушили залпы на двигавшуюся по дороге колонну автомашин. Через несколько минут три автомашины были разбиты, пять повреждены, а вся колонна оказалась рассеянной. После этого батарея совершила огневой налет по плановой цели. Результат был превосходный. От корректировщиков поступил доклад: «Снаряды рвутся в районе цели. В расположении фашистов бушует море огня».

А над головами артиллеристов 211-й, шурша и пригибая воздушной волной верхушки деревьев, летели в район Гостилиц наши полутонные снаряды. Их взрывы были видны и слышны за десяток километров.

Как всегда во время боя, адов труд выпал на долю связистов. Взрывная волна и осколки от неприятельских снарядов рвали провода. И младший сержант Самойлов, краснофлотцы Шпак, Григорьев и Воскресенский, рискуя жизнью, быстро восстанавливали линии связи. У радистов работа не была столь рискованной, но и она требовала огромной выдержки и высокого мастерства. И эти качества в полной мере проявили сержанты Балагуров и Боцев, краснофлотцы Борисов и Скобин.

Когда первый огневой налет, которым началась артиллерийская подготовка, был окончен, я по громкоговорящей связи известил боевые посты, что, по сообщениям корректировщиков и наблюдателей, наша стрельба была весьма успешной, и, поблагодарив бойцов и командиров, призвал их с такой же самоотверженностью обеспечить следующий удар по врагу.

В налете участвовали 24 батареи первой артгруппы. Этим внезапным массированным ударом были уничтожены штабы и опорные пункты фашистов в районе Гостилиц, Дятлиц и Ропши. Немалый урон врагу нанесли и те батареи Ижорского сектора, которые не участвовали в общей артиллерийской подготовке, а вели огонь по указанию командующего артиллерией 2-й ударной армии по узлам дорог и населенным пунктам Глобицы, Керново и Копорье.

Спустя полчаса после первого налета начался второй — форт продолжил свою огневую атаку. Наши снаряды накрывали артиллерийские и минометные батареи, сокрушали инженерные сооружения, наносили потери живой силе врага.

В 10 часов 40 минут я скомандовал «Дробь!». И в это мгновение, когда над всем фронтом повисла оглушающая тишина, в атаку пошли полки 2-й ударной армии. Находившийся на передвижном наблюдательном пункте старший лейтенант Юрий Кузнецов передавал по радио с переднего края:

— Вперед пошли танки! За ними идут пехотинцы в белых маскхалатах... Бегут. Кричат «ура!». Они захватили первую траншею и продвигаются вперед!..

О том, что происходило в те часы в стане врага, лучше всего может рассказать полученная нами запись радиоперехвата.

«9 часов 45 минут;

Началось артиллерийское наступление русских!

9 часов 47 минут. В сети артиллерийских батарей:

— Бешеный огонь на моем участке! Немедленно приготовить огонь на подавление батарей... Торопитесь!

В сети минометных батарей:

— Внимание! Наши пехотинцы на моем участке покидают линию. Старший лейтенант тяжело ранен. Прошу огонь...

В сети батальонов:

— Артиллерийский огонь русских огромной силы. Большой урон от пушек. Убито четыре человека, ранено пятнадцать. Прошу огонь по квадратам... Связь с минометами потерял... Почему наши не стреляют?..

— Внимание! Русская пехота пошла в наступление, торопитесь с артподдержкой по квадратам... Чрезвычайное сообщение: русские прорвались силой до полка с танками, мы вынуждены отступить. Прошу выслать заградительные резервы...

— «Иваны» силой до полка с шестью танками теснят наши резервы, стык на окраине леса сто восемьдесят метров восточнее Варвароси, селение оставлено нами.

— Приказ во что бы то ни стало удерживать позиции! Из Жеребятки идут два свежих батальона!.. Держитесь!..

— Доношу обстановку: русские вводят свежие резервы в район прорыва. Мы вынуждены отступить на вторую линию. Старший лейтенант Людвик убит, в районе танки. Отделение РАК оставило свои орудия между Перелесьем и Варвароси.

— У русских шесть танков, у нас три бронемашины. Прошу поддержки!»

Ну, а мы поздравляли друг друга, узнав, что танковая рота Героя Советского Союза старшего лейтенанта А. И. Спирина во главе частей 131-й дивизии с ходу ворвалась в деревню Порожки. Первый порог в обороне врага был взят! Название деревни в данном случае было прямо-таки символичным.

В наступлении

 Орудия еще не успели остыть после стрельбы, а коммунисты батареи уже собрались в ленинской комнате. Афанасий Чуев открыл внеочередное партсобрание.

— Ко мне поступило шесть заявлений от наших бойцов с просьбой принять их в партию, — объявил он. — Вот что пишет в своем заявлении краснофлотец Иванов: «У меня в Ленинграде погибли отец и две сестры. Мое сердце полно ненависти к фашистским убийцам. Прошу принять меня в члены Коммунистической партии. Хочу сражаться коммунистом. Не пожалею ни сил, ни крови, чтобы оправдать доверие партии. Буду беспощадно мстить гитлеровцам за раны любимого города».

Обсуждение заявлений было недолгим — каждого, написавшего их, все хорошо знали. За всех шестерых проголосовали единогласно...

Кстати сказать, в первый день боя на форту было подано 35 заявлений о приеме в партию.

После коммунистов ленинской комнатой завладели комсомольцы. И у них было что обсудить. Комсорг батареи младший сержант Петр Гусев прочел письма, которые предлагалось от имени комсомольской организации послать родителям краснофлотцев Смелякова и Дербенева, отлично проявивших себя в бою. Потом рассмотрели просьбу комсомольцев Бачека, Дербенева и Яблокова дать им рекомендации для вступления кандидатами в члены партии. Просьбу эту собрание решило удовлетворить.

Редколлегия тем временем готовила выпуск боевых листков, где рассказывалось о бойцах, отличившихся во время артподготовки, сообщались первые сведения о результатах нашего удара и об успехах наступающих войск.