— Так уже теперь недолго, наверное, — как бы вскользь заметил Жорж.
Ким покачал головой:
— А группа Найденова?
— Жертвы неизбежны… Но ведь как-никак держимся полтора года… И вроде есть результаты…
— Нет, Жорж, не успокаивайте себя сроками. Сейчас идет другой счет. Знаете, когда отлив… вода уходит. До какого-то момента плоскодонке удается кружиться среди камней, но все равно она сядет на мель. Эти полтора года здесь держалось на волоске.
— Вы имеете в виду их режим? — значительно сказал Жорж.
— Нет. Режим их пока что отнюдь не на волоске, к сожалению. Эта машина еще способна на многое…
— Вы так думаете? — усмехнулся Жорж.
— Я знаю это. Поднимитесь на лодке вверх по Днепру. Пройдите! Каждые сто метров доты, укрепления… Сейчас роют противотанковый ров. Они сделали выводы из Сталинградского котла и не намерены бескровно оставить Киев. Это для них рубеж. Но с приближением фронта служба СД приложит все усилия, чтобы обеспечить войскам твердый тыл. Это уже азбука войны. Никуда не денешься. Вы не удержитесь…
Женщины стали убирать со стола. Любовь Аполлинарьевна сделала Кларе знак, и обе они вышли на кухню. Голоса мужчин сюда доносились, хотя и глухо.
Ж о р ж. Это что — приказ?
К и м. Дело не в этом… Ваши Виктор и Леня — чистый клад для нас, но…
Хозяйка, видимо, привыкла к своей роли и не проявляла никакого интереса.
Войдя в комнату, чтобы убрать остатки посуды, Клара заметила, что собеседники как бы поменялись ролями: теперь Ким молчал, а Дудкин в чем-то его убеждал. Клара знала это свойство Кима: брать собеседника «на крючок» — по методу обратной реакции.
— Поймите, Ким, для меня оставить все и уйти… Это выше сил. Я не знаю, что я буду делать в лесу.
— Продолжать борьбу более эффективными средствами.
— Все понимаю. Но… я мечтал… надеялся — дождаться своих… встретить… Здесь, в Киеве. Меня знают в городе…
— Жорж, вы на краю пропасти… Слишком большой круг знает вас.
— И все-таки я не считаю, что положение нашей группы критическое, — возразил Жорж. — Но вы же сами, капитан… — в голосе прозвучали виноватые нотки, — эти ваши вылазки к нам… За вашу — не за мою — голову немцы сулят сто тысяч марок. И, кстати, приметы ваши довольно точно описаны в инструкциях полицаям.
— Жорж, мы говорим о разных вещах. Система и случай — вещи не однозначные. Разумеется, и я рискую, и меня тоже могут засечь — и даже здесь, в этом домике.
Наступила тишина. Затем Ким продолжил:
— Но это случай! А против вас методично работает их сеть. И в очередной заброс ее вы неминуемо попадетесь…
— А я не думаю! — вдруг запальчиво ответил Жорж.
Клара вышла на кухню. Было уже десять часов вечера.
— Напомнить бы Жоржику — в половине одиннадцатого на берег выходит ночной патруль. Эти после отдыха, свеженькие, — шепотом сказала хозяйка.
Но разговор Кима с Жоржем не обещал скоро окончиться. Вдруг в кухню вошел Жорж и, зачерпнув кружкой воды в ведре, выпил ее до дна.
— Что ж ты холодной, чаю бы, — забеспокоилась хозяйка.
Жорж остановился, взглянул на женщин.
— Жорженька, ты как?.. Может, останешься? — засомневалась хозяйка.
— Нет-нет… Я — не берегом. Через палисадник и — наверх.
И он снова ушел в комнату.
Усталая Любовь Аполлинарьевна присела на табуретку, закрыла ладонью глаза и проговорила:
— Господи, убереги ты их… Молодые, жизни совсем не видели… — Потом обернулась к Кларе: — Вот я… старая женщина. Ну что мне? Придут, возьмут — да и взять-то с меня нечего, пусть убивают. Я свое отжила. А вы?!. А ты?! Посмотришь — сердце кровью обливается. А матери каково? Она хоть знает про тебя?
— Догадывается. А папа точно знает, — ответила Клара.
— Мой-то сын, Гера, в финскую погиб, двадцати еще не было. Нет ничего, Кларочка, страшней, чем потерять сына. Теперь я уже ничего не боюсь. Пусть мучают…
Дверь отворилась. На пороге стоял Ким. Жорж одевался у вешалки.
— Любовь Аполлинарьевна, я бы советовал вам уговорить Жоржа остаться, — сказал Ким.
И Клара почти физически ощутила на себе его тяжелый немигающий взгляд.
— Боже мой, конечно!.. Жорженька! Хочешь, я у себя тебя положу?
— Тетя Люба, все будет нормально, — твердо произнес Жорж, надевая пальто.
Ким подошел к нему, обнял за плечи:
— Жорж, это уже серьезно. Сейчас одиннадцать без пяти. Вам предстоит миновать две магистральные улицы. Пропуск у вас до десяти. Рекомендую остаться.
И вдруг Клара заметила настороженный, как бы прячущийся взгляд Жоржа, — косясь на нее, он совал ботинок в галошу и не мог попасть. Наклонился и стал поправлять задник пальцами. Она подошла к нему и мягко сказала:
— Жорж, я очень прошу вас… Не уходите.
— Прошу вас, не беспокойтесь, хозяева здесь мы, — твердо сказал Дудкин и стал прощаться.
Инженер Сенкевич выполнил то, что от него требовалось: он написал на имя обер-коменданта города Киева толковую бумагу с инженерным обоснованием необходимости планово-предупредительного ремонта Дарницкого моста через Днепр. Эта бумага заканчивалась так:
«До войны в качестве инженера треста «Киевдормост» я ставил подобный вопрос перед советскими официальными органами. Но положительного ответа не добился; более того, был обвинен в саботаже. В настоящее время строительная служба магистратуры снимает с себя дальнейшую ответственность за эксплуатацию сооружения».
Следствием этой бумаги явилась резолюция о создании комиссии по обследованию моста. В нее вошли двое служащих магистратуры, помощник бургомистра, сам автор записки — Сенкевич. Председателем был назначен обер-лейтенант инженерных войск. Трудно сказать, к каким выводам пришла бы комиссия. Психологически разведчиками был сделан очень точный расчет на бюрократизм и перестраховку, процветавшие во всех сферах гитлеровской военной машины, где каждый чиновник боялся взять на себя ответственность за решение какого-либо вопроса.
А бумага Сенкевича именно этого и требовала! Рассказывают, что комиссия дважды обследовала мост, второй раз с участием двух эсэсовцев. Существует легенда, что этими двумя эсэсовцами были Ким и Тиссовский. Документально эта версия нигде не находит своего подтверждения. Есть лишь свидетельство одного из рабочих, что Ким появлялся на Дарницком мосту в форме офицера СС. Но это уже было позже, когда немцы начали ремонт моста и согнали на работы местное население.
Бесспорно, что Ким держал работу комиссии под своим наблюдением, иначе все затеянное им дело не имело бы смысла. Но вряд ли он пошел бы на авантюру. Ведь среди членов комиссии были официальные лица, знавшие местную службу СС. Разоблачение грозило не только гибелью руководителей центра, но и провалом всей задуманной операции со взрывом моста. Но каким же образом, если не личным участием в работе комиссии, Ким мог воздействовать на то, что комиссия все-таки сделала нужное ему заключение и ремонт Дарницкого моста начался? Или он предоставил все дело случаю?
Нет. Это почти что исключено. В отчете Кима, написанном им уже после освобождения Киева нашими войсками, есть такие строчки:
«В нашей работе были случаи, когда нам удавалось завербовать мадьярских офицеров и немцев из военных и гражданских. Они имели доступ к тем местам, которые нас интересовали. За деньги фашисты легко продаются. За деньги и спирт».
Скорей всего кто-то из членов комиссии, возможно что и сам председатель, был куплен Кимом через посредника. При этом лицу, получившему взятку, вовсе не обязательно было знать, от кого и за что он получил ее. Ему поставили единственное условие — дать нужное заключение, которое он, возможно, дал бы и без взятки, по объективным причинам.
Ну, а если все-таки следовать легенде и допустить, что Ким и Тиссовский принимали участие в работе комиссии? Элемент авантюризма нельзя начисто исключить в работе разведчика. Но если это и так, то Ким, учитывая психологию врага, очевидно, был противником ремонта моста. Можно даже представить себе, как он требовал от членов комиссии объективного подхода к оценке состояния мостовых сооружений, говорил о сложном положении на фронте и о невозможности перекрыть мост и прекратить подвоз важных грузов на Восточный фронт. Наконец, можно представить себе, как, вызвав нервозность среди членов комиссии, он согласился на ремонт при одном условии: ни в коем случае не приостанавливать его эксплуатацию, А если уж это крайне необходимо, то лишь на самые короткие промежутки — два-три часа, не более. Естественно, что комиссия должна была обрадоваться такому выходу, снимавшему с нее ответственность за выводы.