– Тогда меня ввели в заблуждение. Ох, если найду тех, кто распространяет эти слухи, не поздоровится им. Надо же, такого насочинять. А еще народ говорит, будто властители византийские намерены воспользоваться помощью войска русского в походе против армян, да и вообще… Что скажешь, церковник?

– Все это дела мирские, – нашелся ученый. – К вере моей они не имеют никакого отношения.

– Но разве ваши войны не ведутся от имени Бога? – Лада прильнула к князю и заглянула ему в глаза, продолжая говорить. – А у нас все спокойно. Нам не нужно никому навязывать свою веру, мы и так знаем, что она истинна. Верно я говорю, милый?

– Да, душа моя, – улыбнулся Владимир.

– Вот, видишь, священник, – девушка повернула лицо в сторону Марселя. – Наши отцы и деды верили в Рода, поклонялись солнцу и земле. У нас все хорошо. Гораздо лучше, чем у вас. Ты только что говорил о том, что твой Бог отвернулся от иудеев за то, что те, дескать, пошли против него. Так, может быть, он и на вас насылает все беды за то, что вы живете не так, как следовало бы. Ты не думал об этом?

– Замыслы Всевышнего мне неизвестны, – покачал головой ученый. – Возможно, он, действительно, испытывает нас. Но это не значит, что…

– Это может означать только то, – перебила его Лада, – что твоя религия, философ, приносит людям лишь беды, в то время как наша вера идет от сердца и поэтому не может никого сделать несчастным.

– В тебе говорит Дьявол, – неожиданно для себя брякнул Марсель, которого речи девицы задели даже больше, чем он сам себе в этом признавался.

То, что начиналось как обычная беседа, неожиданно превратилось в обвинительную речь. Летописцы ни о чем подобном не рассказывали, и историк теперь гадал, как же все было на самом деле и что следовало говорить, чтобы не попасть впросак. И откуда взялась эта Лада, черт бы ее подрал? Ученый читал о том, что князь до принятия христианства не отличался особой сдержанностью относительно прекрасного пола, может быть, это просто одна из фавориток? Сомнительно… Слишком уверенно она вела себя. Тем временем девица рассмеялась в ответ на выпад собеседника.

– Ты забыл о том, что я не верю в твоего бога. Значит, и в дьявола – тоже не верю. Ты разочаровал меня, священник. Я думала, что ты умный человек.

– Все мы иногда ошибаемся в своих предположениях, – в тон ей ответил ученый. – Я вот полагал, что владыка Киевский принимает решения самостоятельно, а оказалось, что здесь все решает баба.

Марсель понимал, что, говоря так, он сильно рискует, однако в какой-то момент происходящее вокруг показалось ему настолько далеким от реальности, что он решил больше не сдерживаться. Действительно, что ему еще оставалось? Вернуться в селище и доживать там свой век? Глупо. Отправится в Византию, чтобы его там моментально вывели на чистую воду и казнили? Еще глупее. Плюнуть на все и попытаться убедить себя в том, что его слабость никак не отразится на будущем человечества? Нет, на такую подлость он пойти не мог. Оставалось только надеяться на то, что князь прислушается к голосу разума и не станет сжигать мосты между собой и могучими соседями, которые хоть и нуждались в его помощи, но все еще оставались сильным государством. Однако слова собеседника привели Владимира в ярость. Вскочив на ноги, он навис над Марселем:

– Что ты только что сказал, церковник?!

– Я сказал, – стараясь сохранять спокойствие, ответил историк, – что приехал сюда вести важные переговоры с князем Владимиром, а не с его женщиной. Если бы я знал об этом заранее, то взял бы с собой послушниц.

– Ты, я вижу, смелый человек, – лицо князя исказилось, и он теперь мало напоминал героя сказок – перед Марселем стоял безжалостный правитель, которому ничего не стоило убить человека. – Не боишься за свою жизнь?

– Людская жизнь – лишь мгновение, тонкая нить, которую может оборвать любой. Однако, кроме мирской жизни, существует еще духовная. Поэтому я спокоен. Убьешь меня – я попаду в рай. Император даже не заметит моего исчезновения. Он найдет себе другого посланника, который впредь будет обходить стороной твои земли, неся знания другим народам. А ты можешь и дальше молиться своим богам и делать вид, что мир вокруг тебя не меняется. Кто от этого выиграет – еще вопрос.

Скрытая угроза, прозвучавшая в речи Марселя, возымела нужный эффект: Владимир сразу остыл и вернулся на свое место, задумчиво почесывая подбородок. Лада же была совершенно спокойной – все это время она с любопытством наблюдала за происходящим и теперь, казалось, даже была немного разочарована тем, что князь не дал выхода своей ярости. Тем не менее, она предпочла не вмешиваться, вероятно, не желая лишний раз раздражать мужчину.

– Ты оскорбил меня, – князь снова заговорил ровным голосом, который сильно контрастировал с той атмосферой опасности, которая царила в зале. – И я должен был бы казнить тебя, не раздумывая. Однако я помню и о том, что до сих пор у нас с твоим правителем не было ссор. К тому же посланников у нас не принято убивать, даже если они ведут себя чересчур вызывающе. Поэтому я забуду о твоей дерзости. Ты устал с дороги, тебе следует отдохнуть. Завтра продолжим нашу беседу. Слуги покажут тебе твои покои.

Сказав это, Владимир поднялся и, демонстративно отвернувшись от гостя, подошел к окну. Поняв, что аудиенция закончена, Марсель также встал и на негнущихся ногах вышел из залы. Оказавшись за дверью, он вдруг почувствовал, что его начинает колотить нервная дрожь, и попытался взять себя в руки. Мужчина не был уверен в том, что эта временная отсрочка не была простым предлогом удалить его из комнаты, чтобы придушить где-нибудь по-тихому. Ученому было известно о том, что русские правители, в отличие от своих западных соседей, редко когда устраивали показательные казни, предпочитая устранять неугодных так, чтобы потом можно было развести руками: мол, что поделаешь – споткнулся человек на ровном месте и сломал себе шею, или в простынях запутался и самоудушился. Поэтому Марсель прежде, чем пройти в отведенную для него комнату, настоял на том, чтобы ему разрешили пообщаться с его спутниками. Похоже, что сопровождавшему его стражнику не давали никаких распоряжений на этот счет, потому что он с равнодушным видом кивнул и проводил его к выходу.

Марсель надеялся на то, что Муса не последовал его совету осмотреться, а остался ждать возле княжеского дома, и поэтому едва сдержал радостное восклицание, когда увидел мавра, который ждал его, сидя верхом на лошади. Его помощники находились тут же, не было только Курьяна. Впрочем, у мужика не было никаких веских причин оставаться здесь, и историк подумал, что он, скорее всего, отправился на местный рынок.

– Что? – спросил Муса, внимательно приглядываясь к Марселю.

– Нам придется задержаться здесь, – ответил тот, борясь с желанием вскочить в седло и поскорее умчаться, куда глаза глядят. – Князь сегодня не в духе.

– Ладно.

– Скажи-ка мне, добрый человек, – обратился ученый к стражнику, который продолжал стоять рядом, – где поселятся мои люди?

– Князь об этом ничего не говорил, – отозвался тот, позевывая.

– Значит, они могут жить со мной?

– Значит, могут. Только тесно вам там будет – не хоромы, чай.

– Ничего страшного, мы потерпим.

Отправив двух охранников на поиски Курьяна, ученый поманил за собой мавра, и тот легко спрыгнул с коня. Проследив за тем, куда отведут лошадь, Муса, наконец, кивнул и заявил, что готов. Человек князя смерил его подозрительным взглядом и, подумав несколько секунд, показал взглядом на саблю:

– Сними. С оружием нельзя.

Заметив, что стоявшие неподалеку дружинники, услышав эти слова, словно невзначай подошли ближе, Марсель усмехнулся: судя по всему, киевляне опасались заморского гостя.

– Не спорь, – обратился он к мавру.

Помедлив немного, Муса все же подчинился – отстегнув саблю, он вместе с ножнами передал ее охраннику, заметив при этом:

– Потеряешь – голову оторву.

– Ну-ну, – усмехнулся тот, принимая оружие. – Что ж, пойдемте.