Изменить стиль страницы

БЕДА ВОШЛА В ДОМ

Фатьма так и не пришла на праздник. Зина, глубоко обиженная, сидела на уроке поджав губы.

«Даже не спросила, – думала Фатьма. – Наверно, и не заметила, что меня не было!..» И тоже не заговаривала с Зиной.

И обе они, каждая про себя, решили: «После каникул надо сесть на другую парту».

День прошёл как всегда, с той лишь разницей, что было много разговоров в классе о вчерашнем празднике. Девочки спрашивали, какие подарки получила Зина. Зина рассказывала. Отцов подарок – краски – она принесла в школу и показала девочкам. Девочки любовались ими, немножко завидовали – ах, какие краски! Яркие, чистые. Если, например, покрасишь небо голубой краской, то уж небо будет по-настоящему голубое, а сделаешь красный флаг, так уж флаг будет действительно красный!

Только Фатьма молчала – разве Зине есть дело до её мнения?

И не удивилась такому прекрасному подарку Тамара.

– У меня такие краски ещё в первом классе были, – сказала она. – Что же в них особенного?

– У меня, между прочим, тоже были, – насмешливо ответила ей Сима Агатова, – но в наших руках эти краски, конечно, ничего особенного. А вот в Зининых руках это будет особенное! Нам с тобой хоть в золотой коробке дай – мы всё равно ничего не сумеем.

Тамара пожала плечами:

– Подумаешь!

После уроков Зина и Тамара вышли вместе. Немножко заметало. Крыши домов на фоне тёмно-серых туч казались особенно белыми.

– Значит, после обеда придёшь? – спросила Тамара.

– Конечно, приду, – ответила Зина, задумчиво глядя вдоль улицы.

Она глядела на серые и зелёные заборы, убранные белой кромкой снега, на белые ветки деревьев… Вот кто-то зажёг свет, окно засветилось – жёлтое пятно среди белых, серых и синевато-серых тонов. Приятно сжалось сердце – Зина сейчас придёт и нарисует всё это, обязательно, обязательно нарисует! И назовёт картину «Вечерняя улица» или «Сумерки на окраине»…

– Ну, смотри приходи, – прервала Зинины мысли Тамара.

Её голос ворвался в мир неясных и сладких ощущений и причинил Зине почти физическую боль. Хотелось сказать: «Да отойди ты от меня, пожалуйста, оставь меня одну!» Но Зина сдержалась, только покрепче сжала губы.

– Ведь завтра – контрольная, – продолжала Тамара. – Смотри, а то ещё срежусь!

– Я приду, – сказала Зина и поспешила войти в калитку своего двора.

Она шагала через две ступеньки; сейчас поскорее пообедает, немножко порисует, а потом сходит к Тамаре – и вечером, когда некуда будет спешить, порисует как следует. Ах, хорошо жить!

Но только она открыла дверь квартиры, как улыбка сбежала с её лица. В квартире было уж что-то очень тихо, пахло лекарствами…

Антон, который открыл ей дверь, глядел на Зину глазами, полными тревоги.

– Тише… – сказал он, – мама заболела.

Зина сбросила пальто и почти вбежала в комнату. Мама лежала на диване, какая-то вся ослабевшая, неподвижная, с мокрым полотенцем на груди. Зина присела на край дивана:

– Мамочка, ты что?

На Зину глянули большие серые, почти незнакомые глаза. Зина не видела никогда такого взгляда у мамы, не то сурового, не то испуганного.

«Ведь она и утром еле встала сегодня, – мелькнуло в голове Зины. – Ей вдруг захотелось полежать…»

– Мамочка, что с тобой?

Мама слабо улыбнулась:

– Ну вот, уж и всполошилась. Заболела немножко, да и всё. Все люди болеют, а мне нельзя?

– Может, пойти позвонить папе?

– Что ты, что ты! – Мама почти рассердилась. – Разве можно? Ты ведь знаешь, какая у него работа, – разве можно его тревожить! И ничего ему не говорите – слышите, ребята? Ну, поболит, да и пройдёт… Вот ты, Зина, лучше намочи-ка мне полотенце.

Зина быстро сбегала на кухню, намочила полотенце холодной водой.

– Вот и всё. Вот и хорошо, – улыбнулась мама. – Полежу – и пройдёт.

– Мама, а ты лекарство какое-нибудь пила?

– Конечно, пила. Вот валерьянки с ландышем выпила. – И, взглянув на Антона, который, как испуганный зайчонок, стоял рядом с Зиной, мама опять улыбнулась: – Ну что испугались, дурачки? Ступайте пообедайте да делайте уроки. А я вот полежу и пойду в детский сад за Изюмкой.

Зина пошла в кухню разогревать обед. Жизнь сразу померкла, будто тяжёлая туча заслонила солнышко. В кухню вышла соседка, крановщица тётя Груша.

– Что, шибко мать-то захворала? – спросила она озабоченно.

– Говорит – ничего, – ответила Зина. – Хочет встать.

– Доктора бы надо… Она ещё вчера всё за бок-то хваталась – я видела.

Зина собрала на стол. Присмиревший Антон молча принялся за суп.

– Мама, давай вызову врача? – предложила Зина.

– Никаких врачей! – отмахнулась мать. – Что это из-за пустяков людей тревожить? Мало ли какие тяжелобольные есть, а то ко мне врача! Чуть нездоровится – уж и врача! Вот ещё ландышевых выпью на ночь – и всё пройдёт. Я и без врачей знаю – не в первый раз. Пустяки всё это.

Зина нехотя съела котлету. Убрала со стола, вымыла посуду.

– Мама, сменить компресс?

– Смени. А я сейчас полежу и пойду за Изюмкой.

Но когда подошёл час идти за Изюмкой, мама встала, прошлась по комнате и снова легла. Зина с тревогой вскочила из-за стола:

– Я сама схожу, мама! Лежи, пожалуйста!

Зина привела Изюмку из детского сада. Изюмка подбежала к матери:

– У тебя головка болит?

– Сейчас болит. А скоро пройдёт, – улыбнулась ей мама.

Изюмка тотчас успокоилась и начала весело рассказывать, что сегодня у них в детском саду был кукольный театр, что там медвежата подрались и разорвали калошу и ещё потом гусёнок потерялся, а Настенька его всё искала…

От Изюмкиной болтовни повеселел и Антон. Он тоже видел этого гусёнка – они ещё осенью всем классом ходили в кукольный театр.

Зина решала задачи, но украдкой то и дело поглядывала на маму. Мама лежала всё такая же неподвижная, будто смертельно усталая.

«Ну, может, всё-таки ничего? – думала Зина. – Может, скоро пройдёт? Вот полежит побольше…»

– Скоро папа придёт? – вдруг после долгого молчания спросила мать.

– Скоро, – ответила Зина. – Можно поставить суп разогревать?

– Поставь, поставь… А я сейчас встану.

Мать поднялась, сняла с груди мокрое полотенце, пригладила волосы.