Изменить стиль страницы

Солнышко, проснувшееся после темной ночи, ласково гладило его теплыми лучиками. Вставать не хотелось, так приятно было понежиться в настоящей постели. Но тут же ему стало стыдно: он не мылся много дней, а лежит в настоящей постели с белыми чистыми простынями. Его одежда после странствий по лесам превратилась в грязное рубище. Надо встать и поискать место в этой башне, где можно помыться.

Он бесшумно, как ему показалось, соскользнул с постели и направился к ряду каких-то то ли шкафов, то ли комнаток, выгороженных на верхнем этаже башни. В одной из комнат он наткнулся на ванну из зеленого с прожилками камня, которая занимала полкомнаты. Таких больших ванн не было даже в его родном дворце, там все было устроено гораздо скромнее и проще. Стоило ему повернуть кран на блестящей трубе, как в ванну с шумом ударила струя воды. Другой кран – и потекла горячая вода. Это было вообще чудом. Большего и желать было нельзя.

С радостными возгласами он погрузился в бурлящую упругими струями воду. Какое это было блаженство – ощутить себя в ванне с горячей водой. И воды было столько, сколько захочешь. На полочке он обнаружил мыло, принялся намыливать себя и нещадно тереть мочалкой. Через некоторое посвежевший и повеселевший, он вылез из ванны и, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить старика, прошел в комнату. Но старик уже был на ногах и, приветливо улыбаясь, обратился к Квентину:

– Вот ваша новая одежда. Пусть не такая роскошная, как была на вас прежде, но, во всяком случае, чистая, удобная и такая, какую носят в наших краях. – Миракл протягивал ему сложенную стопкой одежду. Квентин развернул ее: широкие штаны, рубашка и жилет, – все белого цвета.

– Да, в Терране большинство жителей мужского пола одеты именно так, – подтвердил Миракл. – В этой одежде вы не будете выделяться из толпы.

– Большое спасибо, но откуда вы взяли, что я направляюсь в Террану? – с подозрением спросил Квентин. – И что для меня важно выглядеть так же, как местные жители.

– Во-первых, юноша, путь, которым вы ехали, упирается в королевство Террана со столицей городом Магоч, за которым лежит Срединное море, – дальше дороги нет.

Во-вторых, в одежде принца Монтании, с королевским мечом Гедара вы были бы слишком заметны на улицах мирного и открытого города Магоча, правители которого не желают осложнять себе жизнь столкновениями со Священным престолом, поэтому не очень-то жалуют впавших в опалу у Конаха людей. Хотя, в конечном счете, решать вам, юноша, – старик с лукавой улыбкой возрился на принца.

Квентин почувствовал себя полностью обезоруженным, старик узнал о нем почти все, да так, что и добавить к этому было нечего.

– А теперь прошу к столу, Ваше Высочество, – торжественно объявил Миракл.

Принцу Монтании не оставалось ничего иного, как последовать приглашению. Ему тоже хотелось порасспросить старика о многом, и он решился на лобовую атаку. Но старик оказался совсем не прост. Он внимательно и долго смотрел в глаза Квентину и наконец произнес:

– А почему, юноша, я должен рассказывать вам, кто я такой. Разве оказанного гостеприимства вам недостаточно?

– Но вы ведь знаете почти все обо мне, и было бы несправедливо…

– Не понимаю, о какой справедливости вы ведете речь. Вам уже должно быть хорошо известно, что такое справедливость в нашем мире. – Старик метнул на принца взгляд упругих и цепких, как стальные крючки, глаз.

Но Квентину была необходима помощь и поддержка, поэтому он решил сразу же выяснить, кто перед ним: друг или враг.

– Хорошо, если я все расскажу вам, смогу ли рассчитывать на вашу ответную откровенность? Или хотя бы на то, что вещи, которые вы услышите, не станут достоянием посторонних ушей.

– Это, юноша, будет зависеть от того, что вы мне расскажете, насколько полно, и насколько это будет соответствовать моим представлениям о добре, зле и справедливости. Вы еще очень молоды, и прежде чем раскрыть все свои карты перед незнакомцем, должны хорошенько подумать, кто перед вами.

Но принц думал не долго. Жизнь поставила его перед выбором: пан или пропал. И без посторонней помощи он вряд ли бы смог сделать следующий ход в этой опасной игре. Кроме того, ведь был еще Эрлиер, врученный ему друзьями в Гедаре, а он ясно указал на эту башню и до этого никогда не врал. Поэтому Квентин рассказал почти все: кто он, что произошло с Монтанией, рассказал о своих странствиях и приключениях, умолчал только о целях своей миссии, как ее определили в Гедаре. Неизвестно, кто такой этот Миракл, его отношение к Конаху, а следовательно, можно ли ему доверять. Пусть сам, если такой проницательный, догадается о целях Квентина.

Миракл слушал внимательно. Они сидели за обильным столом, никуда не спешили, и Квентин наслаждался тишиной, спокойствием и умиротворением этого дома, с удовольствием смакуя вкус давно позабытых блюд. Все было необыкновенно вкусным, и из старика мог бы получиться замечательный кулинар. Застольная беседа текла непринужденно, и в памяти Квентина сами собой всплывали такие эпизоды его путешествия, какие в другой обстановке он бы и не вспомнил. Теперь, когда все волнения были позади, его самого увлекло собственное повествование, и он, заново переживая, ярко описывал все новые подробности, которые раньше и не вспоминались.

Миракл отнесся к рассказу принца очень внимательно, иногда прерывая его вопросами, относительно того, что ему казалось неясным. Все это время старик внимательно разглядывал юношу. Казалось, с помощью своего взгляда он узнает больше, чем из рассказа Квентина. Было удивительно, но Квентин ощущал необыкновенное воодушевление, такого с ним раньше никогда не случалось – он не задумывался над сказанным, и слова лились сами собой, слагаясь в красивые и понятные фразы. Принц, как зачарованный, сам упивался своей речью. Хитрый старик только согласно покачивал головой. А Квентин сам себе казался отважным героем, побеждающим гоблинов, чудовищ и несущим спасение всему миру.

Время текло незаметно, они и не заметили, как миновал полдень. Наконец Квентин почувствовал облегчение: все то, что томило и тяготило его душу, страшным кошмаром жило в его памяти, – было теперь выплеснуто, перенесено вовне, прожито еще раз, став не только его достоянием, но и достоянием другого человека, сумевшего разделить с ним груз тяжелых переживаний. Миракл сопереживал, кивал и одобрительно поддакивал, – умение внимательно выслушать и понять другого человека входило в арсенал его магических средств.

Юный принц понял это только тогда, когда закончил рассказ, и тут же пожалел, что сболтнул лишнего. Но было поздно, Миракл вцепился в него и не собирался отпускать, вытягивая все новые подробности его эпопеи. Но Квентин твердо решил, что не расскажет ни о напутствии короля Гедара Мелара, ни о рассказе Диры и вождя, ни о магических свойствах кольца и Эрлиера. Но о грибах и золотом ободке все же рассказал: просто помянул их как некий курьез, повстречавшийся ему на пути. Сказал, что грибы подарили ему золотой ободок, и теперь он может стать участником и пользователем Силы Единой Мысли. Вот только управляться со всем этим он пока не научился.

Старик не успокоился, пока не вытянул из него все о грибах и их интересных свойствах. Было видно, что все это его сильно заинтересовало, и он попросил, чтобы Квентин дал ему золотой ободок. Принцу ничего другого не оставалось, как выполнить его желание. Старый маг водрузил ободок на голову, и с ним тут же случилось что-то неладное. Он запрокинул голову, глаза закатились, а его рот полуоткрылся. Квентин в страхе, что старца хватил удар, вскочил на ноги и бросился к нему на помощь. Но тот, пребывая в трансе, слабым жестом руки остановил юношу. Дыхание из груди старика вырывалось с храпом и свистом, рукой с потемневшей кожей он судорожно ухватился за Квентина, как хватается утопающий, прежде чем навсегда погрузиться в пучину.

Принц стоял рядом со стариком, боясь до него дотронуться и наблюдая внутреннюю борьбу, что в нем происходила. Прошло минут десять, прежде чем дыхание старика стало более ровным, и на щеках из желтоватого пергамента проступил румянец. Старик понемногу приходил в себя, и Квентин с облегчением перевел дух. Еще через минуту старик непослушной рукой стянул с себя золотой ободок, облизал пересохшие губы и, не говоря ни слова, протянул ободок Квентину.