Особенно понравилась Нюсе их собственная самодельная походная песенка.

Задорные голоса далеко разносились по водному простору:

— А все-таки многое неясно, — тихо сказал Пулат, когда петь надоело. — Кто, например, продырявил лодку? Кого спугнул механик Шарип? Что за лодку видел Берген-ака? И совсем непонятно, кто и зачем своровал Нюськину фуражку…

Ответов на эти вопросы не было.

— Эх! Ничего-то мы, видно, не сумеем разгадать, — раздосадованно сказал Пулат. — Настоящие следопыты давно бы все поняли.

— Моя бабушка знала всякие таинственные слова… Не смейтесь! — Нюся понизила голос, как будто боялась, что ее подслушает кто-то посторонний. — Она из трав делала лекарства — от наговора, от сглаза… Бывают такие слова, чтобы тайну разгадать…

— Фи, — сказал Радик, — я дополна разных таинственных слов знаю, только какое для чего — кто их разберет… Вот, например: «Ходыр-модыр-зодыр… шух!»

Пулат засмеялся, а Нюся обиделась:

— Пустозвон же ты, Радон.

Мужские голоса у костра дружно затянули:

Дрожащий баритон Серафима Александровича старательно и точно выводил мелодию, а рокочущие басы братьев придавали песне необъятную ширь.

Ребята притихли.

Была в этой песне необыкновенная прелесть. И слова, и мелодия, и задушевность исполнения — все соединилось сейчас в ней, и песня жила, песня грустила и звала вдаль, в неведомые просторы.

Загадочно и важно подмигивали звезды, глухо вздыхала река в темноте.

Ах, как славно жить!

Вдруг Малыш навострил уши и заворчал, потом вскочил и с лаем бросился к шалашу.

— Чего это он? — забеспокоился Пулат.

— Кто его знает. Может, мышь почуял.

— Пошли посмотрим. — Не дожидаясь товарищей, Радик решительно направился за собакой.

Ребята двинулись следом.

Из шалаша навстречу Радику выскочила темная фигура. От сильного толчка Радька повалился на траву, но и незнакомец упал тоже. Несколько времени они катались по земле, сопели и кряхтели.

Первой от неожиданности опомнилась Нюся. С криком бросилась она в свалку.

Улучив момент, Пулат тоже вцепился в чужака. Он не чувствовал ударов, сыпавшихся на него, и держал врага насмерть.

Над глухими звуками борьбы звенел неумолчно лай Малыша.

— Прекратить безобразие! — грянул над ними капитанский бас Степана Никитича.

В глаза ударил яркий сноп света от карманного фонаря…

— Господи, кого я вижу! — удивился дядя Михаил. — Сергунь, чертушка, откуда ты взялся? Это наш сосед, один из двух братьев-разбойников, гроза чужих садов. Старшего в армию призвали.

Долговязый парень медленно поднялся с земли. Нюся во все глаза смотрела на пленника.

— Вот здорово! А я не узнала тебя. Это же Серега Феофанов, второгодник из нашего класса.

Мудрено было узнать гостя: левый глаз заплыл синяком, рубаха порвана и в прореху выглядывает белая тулья фуражки, весь в пыли, будто в муке. Впрочем, остальные бойцы выглядели не лучше.

Нюся ловко выхватила фуражку у Сереги.

— Вот он, шпион!

И тут верзила шмыгнул носом и заревел в голос, утирая кулаком слезы:

— Братанька-а! Брата-анька-а!

— Как вам не стыдно! — набросился Серафим Александрович на ребят. — Трое на одного!..

— Да он первый! — крикнул Радик. — Я его еще тронуть не успел, а он на меня как налетит! На голове балахон, как привидение.

И правда, у ног Сереги лежал мешок, сложенный башлыком.

— Сейчас же отпустите его, никуда он не убежит, — приказал Серафим Александрович.

И тут всегда дисциплинированный Пулат, упрямо сдвинув брови и глядя прямо в глаза Серафиму Александровичу, ответил тихо, но решительно:

— Пусть сначала скажет, зачем он продырявил, а потом чуть не утащил нашу лодку. А еще — зачем Нюськину капитанку стащил… и вот эту?

— Постойте, постойте, — вышел вперед дядя Степан. — Это серьезные дела. Феофанов, отвечай! Старший в армии, так ты один безобразничаешь?!

Тот молчал.

— Пусть молчит, — сказал Пулат, — мы все сами знаем… Он подслушал в Чиназе тайну про лачужку и про захоронку и решил нам помешать. В самую первую ночь в Чиназе, когда шел разговор о захоронке, о том, чтобы разыскать ее, я заметил, что кто-то в кустах прячется. Думал сначала, это Михаил Никитич, а это вот он был, Феофанов. Подслушал тайну и испугался, как бы мы не разыскали эту лачужку. Вот и крался за нами, как вор. Ночью лодку продырявил, а мы ее починили. Потом хотел столкнуть ее в воду, чтобы она уплыла, — механик Шарип помешал. Его следы на песке, конечно, были, только такие же, как от наших босых ног. Он знал, что в лачужке спрятаны документы беляков, но вместо помощи хотел помешать их разыскать.

— Врешь ты! — Серега сердито глянул на Пулата, — Я за братаньку боялся, думал, как про бульдог дознаются, из армии прогонят.

— Рассказывай сам, — приказал Степан Никитич.

— А чего рассказывать? Тот бульдог все одно не стреляет.

— Какой бульдог? Что ты мелешь?

— У братаньки спрашивайте. Я ничего не знаю, моя хата с краю.

— Зачем ты продырявил лодку?

Серега молчал.

— Чужую фуражку зачем взял?

— Это его фуражка, вернее, его брата, — вмешался Пулат снова. — Твоего брата Петькой зовут или Павлушкой?

— Петькой, — подтвердила Нюся. — А ты откуда его знаешь? Он уже полгода как в армии.

— Так на фуражке написано: «П. Феофанов» — Петр Феофанов. Надпись расплылась, но все же с трудом разобрать можно. Из-за этой надписи он и твою капитанку стащил — думал, Петькина, да буквочек не нашел… Петька в лачужке раньше побывал и уронил свою фуражку в яму, когда нашел и присвоил себе чужой револьвер — бульдог. А капитанку из ямы достать не сумел и поручил Сереге…

— Не поручал он, я сам. Боялся: как про бульдог дознаются, из армии его прогонят… Я тот бульдог могу добровольно отдать.

— Где револьвер? — строго спросил Степан Никитич.

— В сараюшке, под крышей.

— Как же ты столько дней жил один? — с непонятной Пулату жалостью в голосе спросил Серафим Александрович.

— А вот так. Мы привычные… В бурю чуть не сгорел: костер ветром раздуло.

— Ага, — подтвердила Нюся, — мы с Радькой дальний пожар в тугае видели…

— Ну, ты даешь, Пулханчик! — восхищенно воскликнул Радик, когда взрослые ушли, прихватив с собой Серегу. — Как Шерлок Холмс!

— Никакой не Холмс, — смутился Пулат. — Просто я в дневник все записывал, а потом думал.

— А как ты, Пулханчик, про надпись догадался, ведь там, на капитанке, только чернильные пятна были?

— Вон на том тополе, возле каменистого бугра, недавно, с полгода назад, вырезаны инициалы «ПФ». На фуражке я тоже разобрал в расплывшемся пятне «П» и дальше «Ф»… А как только ты сказала «Феофанов», меня будто током ударило, точно там было «П. Феофанов» написано. Неспроста он фуражки воровал, думал: как найдут надписанную фуражку брата, так и догадаются, что это они пистолет присвоили. Он же не знал, что Макар ничего про пистолет не рассказывал, а только про захоронку.

— Ну, теперь вы убедились, что мое волшебное слово помогло тайну разгадать? — весело крикнул Радик. — Ходыр-модыр-зодыр… шух!