Передняя дверь открылась, и на сиденье плюхнулся запыхавшийся Борода.
— Где тебя носит? — недовольно спросил Банкир.
— Виноват, Банкир. Инструктировал охрану.
— Онанировал ты, а не инструктировал... Ну что, мы можем, наконец, ехать? Еще никто не говорил про Банкира, что он опоздал на стрелку. Репутацию мне хотите подмочить, враги... симулянты...
— Тоже мне, стрелка, — хохотнул Борода, делая знак сидевшему за рулем Спиннингу.
Мотор бесшумно заработал, и машина мягко покатилась по бетонной подъездной дорожке к массивным металлическим воротам. Впереди маячила высоченная корма “джипа”.
— Знаешь, Вова, — мягко сказал Банкир, и Борода едва заметно дернулся и сел ровнее — обращение по имени в устах Банкира было грозным признаком, указывавшим на то, что есть реальный шанс получить пулю промеж ушей, — ты меня сегодня утомляешь. Сколько раз я должен тебе повторить, что эта девка опасна? Она свихнулась, понимаешь? Помнишь... хотя вряд ли, молод ты еще... В общем, была как-то в Баку, кажется, одна семья. Берберовы была их фамилия. Не слыхал?
Борода осторожно пожал плечами, не понимая, к чему клонит босс.
— Конечно, не слыхал. Так вот, семья была как семья, жили они в самой обыкновенной совковой квартире — чуть ли не в хрущобе, знаешь ли. И все бы ничего, да уж больно им хотелось быть не как все. Ну, богатства, сам понимаешь, никакого, талантов особых тоже нету — чтобы петь там или, скажем, плясать... в общем, люди как люди. Так они что делают? Они себе, Вова, заводят льва и держат его у себя в хате, как котика или, к примеру, хомячка...
— В натуре? — забыв о своем испуге, поразился Борода. Он винтом перекрутился на сиденье и уставился на Банкира вытаращенными глазами.
— Век воли не видать, — подтвердил Банкир, со скучающим видом глядя в окошко. — Про них еще фильм был документальный. Помню, в конце там их девчонка по берегу бежала со львом... или с двумя? Запамятовал. По-моему, все-таки два их там было. Но это сути дела не меняет.
Он помолчал, неторопливо раскуривая сигарету. Ведомая целиком превратившимся в слух Спиннингом машина выкатилась в предупредительно распахнутые ворота и, набирая скорость, пошла по гладкому, как стекло, асфальтированному проселку.
— Так вот, — продолжал Банкир, — жил у них этот лев, по диванам валялся, в углы, сам понимаешь, гадил, соседи волками выли, в подъезде зверинцем воняет, а этим — хоть бы что: слава все-таки, да не на район, не на город — на весь Союз слава, и даже за рубежом. Мясцо им подбрасывали — мясокомбинат, надо думать, шефство взял, не знаю я... Да только как-то раз дочка их руку порезала, а лев возьми да кровь и унюхай...
— И чего? — жадно спросил Борода, а Спиннинг, продолжая внимательно следить за дорогой, навел на хозяина правое ухо, как локатор.
— Порвал всех на портянки, — равнодушно сообщил Банкир и выпустил в потолок салона густую струю дыма.
Впечатлительный Спиннинг даже подскочил, и машина опасно вильнула. В другое время Спиннингу бы не поздоровилось, но сейчас Банкир не обратил на это внимания — он был сосредоточен на вразумлении зарвавшегося Бороды.
— Так вот, Вова, — подвел он черту, — баба эта, как я понимаю, вроде того льва. Сбесилась она, Вова. Понюхала крови и сбесилась. И действует она без ваших приблатненных заморочек. Ей пальцы веером распускать некогда, под ней земля горит, так что она сперва стреляет, а уж потом базары разводит. Костику вон яйца оторвала... Костик один больше народу замочил, чем вы все, вместе взятые, а на этой бабе прокололся... А почему? А потому, что тоже, как ты вот, думал: делов-то — бабу замочить... Вот и замочил...
— Пофартило суке, — рискнул высказаться Спиннинг, но тут же пожалел о сказанном, поскольку Банкир перенес свое внимание на него.
— А ты молчи, недоделанный, — сказал ему Банкир. — То же мне, специалист по фарту... Что ты в этом понимаешь-то? Я тебе так сказку: нет на свете никакого фарта, его умные люди для таких, как вы с Бородой, придумали. Думай быстрее, стреляй быстрее, когти рви вовремя да старших слушайся — вот тебе и весь фарт.
Спиннинг покраснел ушами и скукожился за баранкой так, что почти перестал быть виден. Борода сидел молчком — переваривал информацию. “Завтра будет звонить, что месяц назад в каком-нибудь Ереване лев сто пятьдесят человек схавал, — подумал Банкир. — И еще на меня ссылаться станет: Банкир, мол, сказал, не веришь — пойди и переспроси... Шестерка безголовая”.
Он перестал буравить затылки своих шестерок тяжелым недобрым взглядом и уставился в окно. За окном опять была осень — пустые раскисшие поля, желтые перелески, грязно-серое небо, и в этом небе черные озябшие вороны. Вскоре по сторонам дороги замелькали тоскливые в своей безликой одинаковости пригороды, проскочил черный от дождя сосновый лесок и, как всегда внезапно, выпрыгнули из-под земли разлинованные лоджиями высотные коробки окраинного микрорайона. Машина медленно проползла через пост ГАИ. Спиннинг косил под порядочного, экономил хозяйские бабки. Это было правильно: мусора в последние годы взяли неприятную манеру шмонать иномарки, которые поновее, да и вообще все тачки без разбора, а тем оружием, что было сейчас в двух банкировых машинах, можно было вооружить если не стрелковую роту, то уж отделение легашей наверняка.
Банкир скользнул равнодушным взглядом по топчущимся у полосатого шлагбаума неуклюжим фигурам в бронежилетах. “Студент вот тоже любил в бронежилете на стрелку ездить — очень о своем здоровье заботился, только вот спать в бронежилете неудобно, тепленьким его взяли, хоть и пришлось ребятам побегать. А вот баба ускользнула. Видно, психованным и вправду фартит, зря я на Спиннинга наехал... Что же она мне про Профессора-то хочет сказать, чего я про него не знаю? Вообще-то, про него чего-нибудь не знать — дело нехитрое, это как два пальца обмочить. Темненький он, крученый, все вертит чего-то, ни слова в простоте... На дно зачем-то лег. Студента он кинул, вот что, решил Банкир. И сильно, по всему видать, кинул, раз такие бабки за его голову отвалил. Сам отвалил, между прочим, я бы этого сучонка и за четверть суммы замочил, не говоря уже о бабе. На чем же он его подловил, что такое ценное стяжал, что ни хлопот, ни расходов не испугался? Ведь такой солидный был бобер...”
Догадка обожгла его, как кислота. “Старею, — подумал Банкир. — Ведь все же ясно, как на ладошке! Колечко он у Студента попятил, вот и все дела. Наверное, тот ему колечко на экспертизу отнес, да и кому же нести-то, другого такого спеца днем с огнем не сыщешь. И выходит, что колечко-то было настоящее, цены немеряной, и хихикает сейчас эта гнида над моим колечком — как же, всех он объегорил... ну, паскуда!”
Банкир заерзал на сиденье, борясь с искушением приказать Спиннингу разворачиваться и гнать к Профессору.
— Однако, — сказал майор Селиванов. — Ты хоть соображаешь, что ты мне предлагаешь?
Колокольчиков качнул головой, обмотанной большим белым тюрбаном с буроватым пятном на затылке.
— Я все понимаю, товарищ майор. Я понимаю, что это противозаконно и очень рискованно, но сколько можно терпеть! Ведь мы ничего не можем сделать с этой сволочью, а он сидит и ухмыляется. Мы его, между прочим, даже найти не в состоянии. Я уж. не говорю об этой невинной жертве...
— О какой это жертве?
— Да о Прудникове вашем. У него даже кличка есть, оказывается. Профессор он, видите ли!
— Н-да, Прудников... А ты представляешь себе, что с нами будет, если нас на этом деле подловят? Тут ведь даже не увольнением из органов пахнет, за это, друг ты мой сердечный, и посадить могут... И потом, с какой такой армией ты пойдешь Банкира воевать? Наших ментов к этому делу подключать нельзя, сам понимаешь.
— А вы понимаете, товарищ майор, что Скворцова все равно пойдет на эту стрелку? Предупредить ее о том, что выходим из игры, мы не можем. Она придет туда и ее шлепнут, как глиняную тарелку на соревнованиях по биатлону. Просто подъедут и шлепнут, даже не выходя из машины... А что касается армии, можете не беспокоиться. Есть у меня один знакомый, так вот он поможет и не будет задавать вопросов. И, уж тем более, он не станет потом трепаться.