– По-моему, сэр, у вас с головой не все в порядке, – сказал наконец бармен, оказавшийся на удивление крепким. – Но вы правы: я ничем не рискую, и угождать клиентам – моя прямая обязанность.

– К черту твои обязанности – и прямые, и кривые, – сказал Юрий. – Куда приходить? И когда?

– Вечером, как стемнеет, – ответил бармен. – На старый причал... Впрочем, нет. Приходите прямо сюда. Мы с ребятами вас проводим и проследим, чтобы все было по-честному.

– Сделайте одолжение, – сказал Юрий. – Да, и еще одно. Я не делаю из своего появления здесь никакого секрета, понял? Главное, чтобы мой приятель не узнал обо мне раньше времени и не улизнул. Но имей в виду, Джорджи-бой: с его точки зрения ты теперь знаешь слишком много. Береги свое сердце, старина. Паралич сердечной мышцы не лечат. Как у вас здесь расплачиваются?

– Никак, – сказал бармен. – Стоимость напитков включена в счет за проживание. Из расчета десять долларов в сутки.

– Дьявол, – сказал Юрий. – А я, как идиот, пытался всех угостить.

– Для тех, кто здесь отдыхает, стоимость выпивки значения не имеет, – заметил бармен. – Вы сделали дружеский жест, и это самое главное.

– Десять долларов, говоришь? А если я выпью на двадцать? – заинтересовался Юрий.

– Это мало кому удается, – заверил его бармен. – Напитки у нас дешевые. А если кто-то много пьет, убыток с лихвой покрывается за счет других клиентов, непьющих.

– Да? Что ж, надо будет как-нибудь на досуге попробовать разорить ваше заведение. Ты зря улыбаешься, приятель, твоя керосиновая лавочка, считай, в двух шагах от банкротства.

С этими словами он лениво сполз с табурета и двинулся к выходу.

– Эй, мистер, – негромко окликнул его бармен. – Знаете, я не прочь разок-другой дать вам по физиономии.

– Вечером, – обернувшись через плечо, коротко ответил Юрий. – Как стемнеет. На старом причале.

С наступлением темноты на старом причале, где легонько покачивались рыбацкие катера и грязноватые посудины охотников за губками, зажигалась одинокая яркая лампа под мятым жестяным колпаком. С моря тянуло ровным слабым ветерком, который отгонял мошкару и заставлял широкий световой круг мерно перемещаться из стороны в сторону. От этого лица стоявших на причале людей то исчезали в темноте, то снова выступали из нее. Метрах в десяти от фонаря в одной из лодок возился чернокожий подросток, почти неразличимый во тьме. Он перебирал улов, с любопытством и опаской косясь на причал: только бы не прогнали! Рыба плескалась и звонко била хвостами.

Юрий немного припозднился на встречу у бара, введенный в заблуждение быстролетными тропическими сумерками, и к причалу он и четверо его сопровождающих подошли, когда действие уже началось.

Стоявший прямо под лампой отдельно от всех остальных человек тоже был смуглым, почти черным, но чернота его была не врожденной, а приобретенной. За то время, что Юрий его не видел, человек этот зарос густой русой бородой. Борода ему шла: она успешно скрывала его кривой брезгливый рот и несколько смягчала выражение колючих глаз. Он говорил – вернее, бегло шпарил на какой-то варварской смеси английского с испанским, и Юрий понимал его лишь с пятого на десятое. Впрочем, ключевую фразу он все-таки уловил.

– Делайте ваши ставки, джентльмены – вот как звучала эта фраза.

В толпе возникло движение, гомон, замелькали поднятые руки с зажатыми в них бумажками. Рослый негр с жирными плечами и отвисшим животом принимал ставки, записывая имена и суммы в потрепанный блокнот, а еще один негр, весело сверкая зубами и белками глаз, рвал из протянутых через головы рук мятые банкноты. Изобретение Адреналина, перелицованное, подправленное и переделанное в соответствии с конъюнктурой рынка, работало полным ходом. Так оно всегда и бывает с изобретениями: изобретатель, чудак, тщится осчастливить человечество и, как правило, даже не успевает заметить, когда и как его машина счастья успевает превратиться в денежный станок, а то и в оружие страшной разрушительной силы.

Под внимательными взглядами сопровождающих Юрий потащил через голову футболку. Он ждал еще одной фразы, без которой никогда не обходился этот цирк, – фразы, введенной в обиход еще покойным Адреналином, – и она прозвучала, отдавшись у него в ушах медным гулом судейского гонга.

– И последнее, господа, – перекрикивая гам, возвестил стоявший под фонарем. – Если кому-нибудь не нравятся мои слова и я лично, этот человек может свободно выйти сюда и попытаться заткнуть мне глотку кулаком!

– А то как же, – по-русски сказал Юрий и уронил снятую футболку куда-то назад, в темноту. – С превеликим удовольствием.

Зимин завертел головой, отыскивая противника, и наконец уставился на белевший в темноте незагорелый торс Юрия.

– У нас гости, – знакомо кривя рот, сказал Зимин по-английски. – Милости прошу. Ю а уэлкам!

Юрий шагнул из тьмы под режущий свет фонаря.

– А, – сказал Зимин, – ты... Смелого пуля боится?

Юрий полез в карман. Его попытались схватить за руку, но он отмахнулся, и кто-то винтом забурился в толпу. Толпа ахнула и заворчала – наполовину угрожающе, наполовину одобрительно, потому что, как всякая толпа, любила зрелища. Юрий вынул из кармана пулю и бросил ее под ноги Зимину на соленые доски причала. Зимин не спеша наклонился, поднял пулю, повертел ее перед глазами, усмехнулся и небрежно швырнул через плечо. В темноте позади него булькнуло – море, как всегда, безропотно приняло в себя человеческий мусор.

– Этот человек приехал издалека, – сказал Зимин, с независимым видом запуская руки в карманы просторных, выбеленных солнцем и морской солью джинсов. – Это сильный боец, и он хочет драться до конца. Поверьте, джентльмены, на это стоит посмотреть! Делайте ставки! Делайте ставки на исход честного поединка!

– Торгаш! – выкрикнул Юрий.

– Если шоу не приносит дохода, то это детский утренник, – дергая ртом, ответил Зимин, – да притом плохо организованный. Здесь, конечно, не те масштабы, с этих макак много не сострижешь, но баксов двести я на твоей шкуре заработаю, военный. Или даже двести пятьдесят. Я бы с тобой поделился, но мертвому деньги ни к чему.

– Жизнь тебя ничему не учит, – сказал Юрий. – Ну так я научу.

– В принципе, шанс у тебя есть, – снисходительно произнес Зимин. – Не то что у тех жирных гусей, которые тебя сюда послали. Ты оказался шустрым парнем, военный.

– Да пошел ты, – сказал Юрий и, напрягшись, перешел на английский. – Вы сделали ставки, парни? – спросил он у толпы. – Тогда приступим. Я лишь хочу быть уверенным в том, что поединок и вправду честный. Мои руки пусты, и карманы тоже, в этом может убедиться любой желающий. А теперь проверьте его.

И он указал на Зимина.

Зимин надменно вздернул бороду.

– Мы что, в полиции? – процедил он. – Здесь свои правила, приятель, и обыск среди них не числится.

– Он прав, Сэм, – мягко сказал бармен Джордж, боком выбираясь из толпы и делая шаг в сторону Зимина. – Если тебе нечего скрывать, то почему бы не вывернуть карманы? Просто для того, чтобы нас успокоить. Правильно, ребята?

Ребята дружно загудели. Кто-то свистнул, кто-то одобрил, а еще кто-то крикнул: "Долой!" Толпа развлекалась.

Зимин вдруг рванулся в сторону, но его тут же схватили за руки, за плечи, за бока. Видимо, старина Джордж, новый приятель Юрия, пользовался среди своих знакомых некоторым авторитетом. Чьи-то ловкие черные руки скользнули в карманы Зимина.

– Не уколитесь! – крикнул Юрий.

Бармену передали найденный в кармане Зимина шприц. На сей раз это был не шприц-тюбик советского армейского образца, а обычный одноразовый шприц – маленький, тонкий, как карандаш, заполненный едва ли на четверть.

– Что это, Сэм, дружище? – все так же мягко спросил бармен, вертя шприц на виду у толпы. Его бритая остроконечная макушка сверкала в свете лампы, как надраенная медная каска пожарного.

– Лекарство от малярии, черт бы вас всех побрал, – процедил Зимин, пытаясь вырваться из цепких объятий толпы. – Кончайте этот цирк, вы, ублюдки! Кого вы слушаете?