Майор подошел к ротонде точно в восемнадцать ноль-ноль. Теперь Лопатин был виден ему. Бледный и осунувшийся то ли от переживаний, то ли просто с перепоя, в глазах – безумный блеск попавшей в капкан крысы, одет как попало, явно впопыхах… Да, подумал Балашихин с презрительной жалостью. Укротитель из тебя, братец, как из дерьма пуля…
Следователи прокуратуры Тревожно озирался, вертя во все стороны головой, как радарной антенной. Ну что за слизняк, с отвращением подумал Балашихин, приближаясь к нему. И это вот создание решило тягаться со Званцевым! Смех в зале, и больше ничего…
Он прошел мимо Лопатина, едва не задев его локтем, и негромко сказал, глядя прямо перед собой и почти не шевеля губами:
– Идите за мной.
Лопатин дернулся было и даже открыл рот, словно собираясь задать какой-то вопрос, но быстро сориентировался и не спеша двинулся за майором, дисциплинированно держась на приличном расстоянии и более или менее делая вид, что гуляет ради собственного удовольствия.
Балашихин почти физически ощущал затылком его взгляд и поэтому, не мудрствуя лукаво, уселся на первую же свободную скамейку. Ему вдруг до смерти захотелось поскорее покончить со всей этой бодягой. Лопатин был ему отвратителен, и дело, которое он сам взвалил на себя, было ему противно, и сам он сейчас был отвратителен себе до тошноты. Ни к селу ни к городу вспомнилось вдруг, как его вывернуло наизнанку прямо на труп первого убитого им человека. Это было некое противоестественное подобие потери девственности. Примерно то же самое происходило и сейчас, но отставной майор надеялся, что на этот раз ему удастся удержать съеденное при себе: обед был хорош, да и желудок у него за эти годы стал все-таки покрепче, чем в тот, первый раз.
Лопатин подошел наконец и сел рядом. Собиравший бутылки бомж нырнул в кусты и развернул направленный микрофон, из чисто хулиганских побуждений щелкнув по нему ногтем. Сидевший в микроавтобусе с наушниками на голове человек сильно вздрогнул и прорычал невнятное ругательство, адресованное непосредственно «бомжу». Занимавший соседнее кресло Званцев удивленно взглянул на него, но, сообразив, в чем дело, успокоился и даже позволил себе улыбнуться. Секунду спустя оператор обернулся к нему и кивнул. Званцев взял с контрольной панели вторую пару наушников и осторожно пристроил их поверх своей дорогостоящей модельной стрижки. Разговор начался.
– Вы Лопатин, – без вопросительной интонации сказал Балашихин.
– Д-да… – отозвался следователь. Судя по голосу, он уже окончательно спекся и теперь был готов на все.
«Дерьмо», – подумал Балашихин.
«Дерьмо», – одновременно с ним подумал Званцев.
– Вы вляпались, Лопатин, – сообщил своему собеседнику майор. – Не надо было браться за дело, которое вы не в состоянии довести до конца. Что думаете делать?
– А кто вы, собственно, такой, что задаете мне подобные вопросы? – предпринял Лопатин попытку сохранить лицо.
– Это совершенно вас не касается, – немедленно отбрил его Балашихин. – Вас должно интересовать только мое желание помочь вам выпутаться из той каши, которую вы заварили по своему недомыслию.
Сидевший в микроавтобусе Званцев криво улыбнулся. Кто бы говорил о недомыслии, подумал он, неторопливо закуривая и упираясь взглядом в низкий потолок фургона. Чья бы корова мычала…
– Видеокассета, на которой запечатлены ваши развлечения, находится у меня, – продолжал между тем Балашихин. – Возможно, вы помните не все из происходившего нынешней ночью. В таком случае должен вам сказать, что такое увидишь далеко не в каждом порнофильме. Честно говоря, меня чуть не стошнило.
– Зачем вы это мне рассказываете? – сдавленным голосом спросил Лопатин.
Балашихин характерным жестом дотронулся до шрама над левой бровью указательным пальцем. Он сидел в вольной позе отдыхающего после напряженной трудовой недели горожанина, забросив правую руку за спинку скамьи и положив ногу на ногу, словно беседовал с приятелем о погоде.
– Я говорю это затем, – благожелательно улыбаясь и щурясь на предзакатное солнышко, пояснил он, – чтобы вы поняли ценность этой кассеты. Я готов вам помочь, но бесплатно в наше время, как известно, поют только птички.
– У меня нет сбережений, – сказал Лопатин. – И продать мне, в общем-то, нечего. Так что вы обратились не по адресу. И потом, скандал можно пережить.
Вы об этом подумали?
– Не сомневайтесь, – сказал Балашихин, – подумал. И об этом, и обо всем остальном. Мне нравится твердость, которая появилась в вашем голосе, стоило мне завести разговор о деньгах, но в конце концов это ваши проблемы. Неужели вас не предупредили, что кассета – это только начало?
– Э-к… – странно квакнул Лопатин.
– Должны были предупредить, – продолжал Балашихин как ни в чем не бывало. – И предупредили, я это вижу по вашему, с позволения сказать, лицу. Или вы думали, что они шутят? Имейте в виду: в том, что касается работы, у этих людей полностью отсутствует чувство юмора. Так что деньги у вас есть, не сомневайтесь. Много денег.
– Сука рваная, – сквозь зубы процедил Званцев, и сидевший рядом с ним человек, не поворачивая головы, медленно кивнул, полностью присоединяясь к мнению начальства.
– Какие деньги? – перепугался Лопатин. – Где?
– Сто тысяч долларов, – любезно проинформировал его Балашихин. – Где именно, сказать не берусь. На вашем месте я бы пошарил по укромным уголкам, пока… гм.., не вернулась жена или мои коллеги не дали делу ход.
– Сто тысяч? – бледнея, переспросил Лопатин.
– Сто, – подтвердил майор. – Номера купюр переписаны, так что в ваших интересах избавиться от этих денег как можно скорее.
Званцев выразительно посмотрел на своего соседа.
Тот кивнул, снял с головы наушники и вышел из фургона.
Через пару минут он вернулся и молча уселся на место, снова кивнув Званцеву. Званцев улыбнулся.
– А где гарантии, что кассета не скопирована? – спросил Лопатин.
– В Караганде, – грубо ответил Балашихин. – Что вы торгуетесь, как на базаре? Кассета хранится в сейфе, ключ от сейфа есть только у меня.
– Так я вам и поверил, – пробормотал Лопатин.