Он догнал Мещерякова уже у самого выхода с кладбища. Полковник шел опустив голову и курил сигарету глубокими затяжками: так обычно курят отечественный «Беломор», а не утонченный «Кент». Сигарета выглядела именно так, как обычно выглядят импортные сигареты, которые курят по-русски: уголек на ее конце был похож на боеголовку ракеты «земля – воздух».

– Андрей, – окликнул его Забродов. – Эй, Андрюха!

Мещеряков вздрогнул и оглянулся.

– Мало нас осталось, – сказал он.

– Нас мало, – в шутовской манере процитировал Илларион, – и нас все меньше, а самое главное, что мы врозь…

– Вот именно, – не принимая шутливый тон, сказал Мещеряков. – Меньше с каждым днем.

– Кто знает, – пожал плечами Илларион, – может быть, это к лучшему?

– Пацифист, – с отвращением сказал Мещеряков.

– Черный полковник, – парировал Забродов.

– Тьфу! – не нашелся с ответом Мещеряков.

– Ладно, – сказал Илларион, – замнем для ясности… Я что хотел, собственно… – Весь изогнувшись, он залез в нагрудный карман пиджака и вынул из него что-то маленькое, завернутое в клочок бумаги. – Вот, – сказал он, отдавая эту вещь Мещерякову, – передай жене.

– Что это? – спросил Мещеряков.

– Подарок, – пожав плечами, ответил Илларион.

Он повернулся и неторопливо зашагал туда, где стоял его уродливый старый «Лендровер».

– Погоди, – окликнул его Мещеряков. – А поминки? Посидим с ребятами, вспомним…

Забродов обернулся, и Мещеряков поежился: лицо Иллариона показалось ему совсем старым и очень усталым.

– А что – поминки? – сказал Илларион. – Что – ребята?

– Не понял, – сказал Мещеряков.

– Если ты участвуешь в их делах, они твои братья, – еще более непонятно сказал Забродов, повернулся и пошел к машине.

– Не понял, – повторил Мещеряков, провожая взглядом удаляющийся «Лендровер».

Он развернул зажатый в кулаке клочок бумаги.

На ладони у него лежало массивное старинное кольцо из черненого серебра, – не кольцо даже, а скорее небольшой, очень изящный перстень с маленьким рубином.

– Чумовой, – сказал Мещеряков, положил кольцо в карман и пошел к своей машине.

В среду произошло много событий.

Во-первых, мадам Лопатину выпустили из следственного изолятора. Во-вторых, Константин Андреевич Лопатин подал заявление с просьбой уволить его из прокуратуры по собственному желанию и в тот же день, вернувшись с работы, имел долгий разговор с супругой, весьма ее удививший, в результате которого в семье Лопатиных установился хрупкий и ненадежный, но все-таки мир; в третьих, в аэропорту Шереметьево-2 приземлился самолет, на борту которого находился вернувшийся из Цюриха Григорий Егорович Агапов. Григорий Егорович пребывал в самом благодушном настроении и был полон грандиозных планов, так что сильно удивился, когда у самого трапа его вежливо взял под локоть средних лет плечистый мужчина и почти силой усадил в поджидавшую их черную «Волгу».

Человек, послуживший катализатором этих событий, ничего о них не знал. Насвистывая незамысловатый мотивчик, он вел свой потрепанный «Лендровер» по заросшей лесной дороге, что уходила в недра Завидовского заповедника, где среди черных вековых елей скрывалось небольшое, почти идеально круглое и очень глубокое озерцо, в котором в любое время года удивительно хорошо клевала плотва.