Кто?

Как?

Зачем?

Ответов не находилось ни на какие вопросы. И не было никого, желающего их дать.

Донат Карст был мертв.

Тьерина Велена Карст – тоже.

Мирт? Х-ха! Толку от него в такой ситуации!

Герцогессы, как на грех, отлучились, и одна, и вторая.

И к кому бежать? Что делать?

Спас тот же дворецкой.

Он распорядился отнести все тела в храм, потом подумал, и герцогское тело решил оставить у воды. А к нему уже позвать сына.

Кто его знает? Ест и одевается Мирт самостоятельно, вдруг и тут тоже что-то сработает?

Дворецкий служил у герцога не один год, видел и как родился малыш, и как он рос, и как отчаивались родители… и решился.

Тело отца, море…

Слова 'радикальная психотерапия' были неизвестны в этом мире, но ведь не обязательно уметь назвать метод, чтобы его применять?

Луис проснулся, когда солнце перевалило за полдень. Эдмон дал ему не слишком большую дозу лекарства. Массимо сидел рядом в полудреме, но ощутив движение, открыл глаза.

Луис попытался подняться из гамака, потерпел неудачу, и попробовал еще раз.

Массимо подхватил его под локоть.

– Лучше?

– Лусия? – ответил вопросом на вопрос Луис.

Массимо опустил глаза.

– Все…. продолжается.

– Я пойду к ней!

– Она не звала. И повитуха спасибо не скажет.

Луис скрипнул зубами.

– Никогда не прощу, если она умрет. Никогда!

Массимо даже не стал уточнять, кого там Луис собирается прощать или не прощать. Он просто заговорил о другом.

– Корабль идет к Рентару, капитан спит, вы умойтесь, и я помогу выйти на палубу.

Луис посмотрел на друга злым взглядом, но потом махнул рукой.

– Ладно. Давай!

Уговорить друга на завтрак Массимо не успел. В дверь поскреблись, и Луис воззрился на бледное лицо Карна Роала.

– Там… повитуха просила вас позвать…

Луис вылетел на палубу быстрее ветра. Женщина стояла у дверей каюты, трясясь, как в лихорадке, и в руках у нее был окровавленный сверток.

– Лусия? – выдохнул побелевший сильнее мела Луис.

Женщина замотала головой, мол, жива.

– А…

– Заберите это, тьер. Заберите. Не стоит ей такое видеть.

– Она… выживет?

– Да. а это… похороните, что ли.

Повитуха сунула ему в руки сверток, и юркнула обратно, в каюту.

Луис развернул простыню без особого желания – и похолодел.

Мертвое существо (назвать это чешуйчатое нечто с выпученными многозрачковыми глазами, хвостом и плавниками вместо рук человеком он не смог бы при всем желании) более чем красноречиво говорило о том, что Луис действительно принадлежит к роду Лаис.

Вечером Луис надрался в стельку.

Он пил и пил, тупо глядя на бутылку, пока та не заканчивалась, а потом наливал себе из новой – и дальше, и дальше…

Эдмон Арьен смотрел на это сочувственно. Маленькое чудовище он отдавал морю лично, был в курсе трагедии, и переживал за молодую женщину. Похоронить первенца… страшно это. Впрочем, в беседу Эдмон не полез бы, если бы Луис первый не обратил на него внимание. Поднял голову от стола, вгляделся мутными глазами.

– Как она?

– Спит, – Эдмон не стал вдаваться в подробности. Не стал говорить, что уснула Лусия совсем недавно, что рыдала и билась в истерике, не желая поверить в смерть ребенка, что повитуха дала ей сонных капель – к чему? Мужчина и так никакой…

– Бедная сестренка.

– Она и правда ваша сестра?

Эдмон готов был поверить и в менее аппетитную версию. Молодая жена, старый муж, любимый, он же любовник – всякое случается, но Луис помотал головой, едва не упав со стула.

– Се… стра! Р… дная!

– Мне очень жаль, что так получилось, – Эдмон произнес это со всей искренностью. – Не знаю, почему…

– А я знаю! – Луис махнул рукой. Массимо, в кои-то веки, сидел под дверью каюты Лусии, и остановить друга не мог. – Потому что она Лаис, а он – Карст!

Теперь пришла очередь Эдмона трясти головой.

– Лаис? Карст?

Меньше всего Луис был похож на герцога. Но если Лусия – Лаис, и его сестра, то…

– Да! Лаис!

Слово за слово, перед Эдмоном рисовалась вся мрачная картина. И мужчина только качал головой.

А на Маритани об этом не знают. Они искренне считали, что Лаис – истинные. А оно – вон как? Оказывается, старшая кровь Лаис у него на борту. И знает о своем происхождении.

И вышла замуж за Карста?

Это же запрещено Морскими Королями!

– Н-не зна-ет она! – Луис замотал головой, отрицая участие Лусии. – Н-чего н-знает!

Разъяснения не прояснили картину.

– Ваша мать знала – и допустила этот брак?

Луис только руками развел.

Да, Вальера Тессани знала, но… что сказать Эттану Даверту? Милый, я тут немножко герцогиня Лаис, поэтому моя дочь не может выйти замуж за герцога Карста?

Последствия предсказать было сложно. одно точно – ничем хорошим это не закончилось бы. Вот и искала Вальера другие доводы. Да и…

Мало ли?

Кровь могла разбавиться, могла перестать быть старшей, могла…

Не смогла. Вот это – факт.

Эдмон только и смог, что налить Луису еще вина. Авось, допьется до золотых дельфинов*, назавтра и не вспомнит, о чем и с кем говорил.

* аналог – до зеленых чертей, прим. авт.

Замечательно! У него на борту законный герцог Лаис… законный?

– А вы принимали от матери кольцо? Медальон?

О ритуале передачи власти, ритуале приема в род на Маритани отлично знали.

Луис не принимал ничего. Оно и понятно, когда спасали последнюю из прямых Лаис, та еще пеленки пачкала, а ее нянька просто не могла знать, где лежит реликвия. Так что Луис был герцогом Лаис, но без места.

И что теперь делать?

Хотя сейчас-то все понятно. Понадобилось еще шесть бутылок крепленного маританского из личных запасов Эдмона, чтобы Луис напился и отключился, а капитан принялся обдумывать положение.

Картина выходила нерадостная.

С одной стороны, маританцы – гвардия Королей. Так не герцогов же? И если маританцы полезут в дела материка, пусть даже это их право – никто не поймет и не одобрит. Нужна им сейчас ссора с Тавальеном?

Ох, не нужна. И лучшее, что может сделать Эдмон – забыть об этом разговоре. Бред пьяницы, и все тут. Просто бред!

С другой стороны… Не все маританцы, далеко не все давали клятву верности, но Эдмон – давал. Как капитан корабля, как возможный будущий старейшина острова, как призванный Маритани и признанный ей, о чем свидетельствуют глаза глубокой синевы…

Пойти против клятвы?

Предать море?

Зовите это страхом, суеверием, глупостью, а вот Эдмон считал, что клятвопреступнику на палубе не место. Не выдержат его волны. Или сожрут, или выплюнут… лишить свой корабль удачи? А то и своих детей?

Мужчина честно размышлял всю ночь. А потом пришел к простому выводу – он пока молчит. Либо съездит на Маритани, посоветуется, либо сам примет какое-то решение, но в стороне не останется. А Луису пока ничего не скажем о его откровениях. Ни к чему. И так мужчина переживает!

А вот что Эдмон точно собирался сделать – это подружиться с Луисом, и не терять его из вида. Он придумает, как исполнить свой долг.

Корабль медленно плыл к Рентару.

Море.

Ночь.

Лунная дорожка на воде.

Ветер лениво перебирает песок на пляже, заигрывает с волнами, срывая с них хлопья пены, щурится, пробуя их на вкус. Он легкий-легкий, этот ветерок, совсем еще юный, и ему интересно и внезапно брызнуть каплями морской воды, и дунуть в лицо человеку, растрепав волосы, и нагло забраться за шиворот, заставляя поежиться…

Мальчишка же!

А вот человеку на берегу не до романтики. Сидит статуей, смотрит в одну точку, на другого человека. И поддразнивай их, не поддразнивай…

Ветер хотел уж, было, обидеться и улететь, когда заметил нечто интересное.

По лунной дорожке к берегу приближались дельфины.

По воде шла рябь, море растворяло в себе лунный свет, становясь чуть светлее, и среди этой светлой полосы мелькали темные спины. Влажный, блестящие, они словно с горки на горку скользили по волнам, то выпрыгивали вверх, то опять скрывались в море.