Изменить стиль страницы

Пеликан не стал записываться ни в какие секции, чтобы не чувствовать себя там жалким уродцем среди накачанных мужиков. Купил книги и приступил к тренировкам в комнатке размером три на три с тем фанатизмом, с которым заключенный способен тренироваться в одиночной камере.

Он чувствовал в себе достаточно силы сдерживать желание мести. Через год с небольшим решил действовать. Осторожно навел справки и решил начать с того обидчика, которого забрали в армию.

Приехал в чужой город, где офицеры из местной части торговали солдатами как рабсилой, отправляя их на стройку дач или перетаскивание тяжестей. Подкараулил своего врага на одном из дачных участков — тот вышел поздно вечером отлить в дощатый сортир. Всего тремя ударами Пеликан, оставшись неузнанным, изуродовал ему лицо. В мозгу вспыхнул праздничный фейерверк. Пеликан будто вырвался на свет из душного кокона своего никчемного прошлого. Жизнь моментально приобрела смысл. Второго обидчика он покалечил уже по-другому, чтобы схожесть «почерка» никому не бросилась в глаза.

Злосчастная спутница тоже не имела шансов на прощение. Нина успела выйти замуж и забеременеть — это было заметно по фигуре. Муж неплохо зарабатывал, и она могла себе позволить не мотаться на работу, сидела дома. Пеликану она сперва не хотела открывать. Тогда он выдумал, что знает новости с Кипра, от Нининой подруги.

Оказавшись внутри, он приставил беременной хозяйке нож к горлу, пригрозил перерезать сонную артерию, если она позовет на помощь. Невозможно было не поверить в угрозу, произнесенную таким зловещим шепотом. Хотя сам Пеликан не знал точно, как поведет себя, если Нина вдруг завопит благим матом.

Он изнасиловал ее, стараясь причинить боль. Даже стонать Нина не решалась из страха за будущего ребенка. Впрочем, ее терпение не помогло — вечером после изнасилования случился выкидыш.

Ни мужу, ни врачам она так и не призналась, что на самом деле произошло. Пеликан предупредил, что порежет ее дорогого супруга на куски и уйдет в бега…

Третий из компании подвыпивших парней оказался самым сообразительным. Неприятные происшествия с друзьями заставили его напрячь память. Однажды он заметил на улице странно знакомое лицо и крупный кадык под подбородком. Лицо мелькнуло и исчезло, прежде чем удалось соединить его с окраиной парка, обиженным нытьем.

Тогдашний мозгляк теперь не был похож сам на себя. Мышцы не выпирали буграми, но походка и весь внешний облик свидетельствовали о силе, сжатой, как пружина. Холодно-бесстрастный взгляд только подтверждал произошедшую перемену.

Третьему из друзей стало страшно. К счастью, у него теперь была новая компания — каратисты, по-настоящему крепкие ребята. Нужно было срочно привлечь их к делу, не дожидаясь очередного эпизода мести. Узнать адрес Пеликана и обычные его маршруты по городу не составило большого труда.

Подстерегли и напали, бросившись сразу с трех сторон. Дрался Пеликан с остервенением, ни на секунду не склоняясь к отступлению. В удары руками и ногами он вкладывал всю ненависть и силу.

За эти взвихренные скоротечным смерчем секунды он успел представить себя не человеком, а волком. Волком-одиночкой, атакованным сплоченной враждебной стаей. Ко вспышкам боли и наполнившей рот крови он относился как волк, они только прибавляли ярости.

Когда его наконец оглушили ударом увесистого обрезка трубы, у противников не осталось сил бить лежачего. Один привалился спиной к стволу березы, другой присел на корточки, беспрерывно отхаркиваясь, третий вообще свалился в кусты, прерывисто дыша.

С грехом пополам убрались с места драки. Вызвали по телефону-автомату «скорую», испугавшись, что Пеликан отдаст концы и всех их притянут к ответу за убийство.

Потом они узнали, что «скорая» никого не обнаружила на месте. Удивились живучести противника, который нашел в себе силы самостоятельно уползти. В любом случае Пеликан получил достаточно серьезное внушение.

На ближайшие полгода он пропал из виду. Жизнь в начале девяностых была богата неожиданными перипетиями, и о нем вторично забыли. Участники побоища потихоньку сколотили группировку и начали промышлять мелким рэкетом, собирая дань с торгашей. Однажды, когда они парились в сауне в ожидании заказанных проституток, вдруг филенчатую дверь распахнул ударом ноги человек с автоматом в руках. Кровь брызнула на плитку малахитового цвета, гильзы запрыгали по полу. Узнал ли кто-то человека, прозванного Пеликаном за уродливо крупный кадык? Это уже ни для кого не имело значения…

И снова впрыск адреналина вспыхнул в сознании Пеликана многоцветным фейерверком. Таким ярким, что оргазм при близости с женщинами оставался далеко позади.

Начав убивать, Пеликан окончательно охладел к женскому полу. После дрожи автомата в руках дрожь женского тела возбуждала гораздо меньше. После предсмертных стонов жертв стоны женщины, доведенной «до точки», оставляли его равнодушным. Вдобавок за удовольствие отправлять на тот свет можно было снимать очень неплохие денежки.

Так началась карьера киллера. Бывший трус окончательно стал убийцей. Он презирал заказчиков и жертв. Презирал миллионы серых личностей, которые живут, никому не мешая, и никогда не удостоятся чести быть заказанными.

Впрочем, в его уважении никто не нуждался. От Пеликана требовались две вещи: работа и молчание. Готовые раскошелиться получали то и другое в лучшем виде.

В отделении милиции аэропорта Алису приняли с почетом — американский загранпаспорт оказал свое действие. Ее усадили в мягкое кресло, послали кого-то за хорошим кофе, разыскали девушку-переводчицу.

Блюстители закона решили, что у нее стянули доллары из сумочки. По-видимому, здесь такое уже случалось с туристами и не однажды.

— Нет-нет, я хочу сделать заявление.

Слово «заявление» напугало сотрудников еще больше. Инцидент с политическим подтекстом? Только этого им не хватало. Отправить ее сразу в горотдел, чтобы не напортачить по незнанию этикета? А если потом получишь втык — скажут, надо было самим на месте успокоить? Менты осторожно поинтересовались сутью претензий.

— Претензий у меня нет. Я просто подозреваю, что предыдущим рейсом из Москвы к вам прибыл человек из мафии. У сотрудников отлегло от сердца.

— Не переживайте. С мафией мы боремся всеми силами. Найдем этого негодяя и разоблачим.

— Может быть, я помогу вам быстрее его найти? — Алиса взялась перечислять приметы, упомянув первым делом об узкой черной эспаньолке.

Молодому сержанту велели записывать. Алиса чувствовала, что это делается для отвода глаз. Здесь никто не воспринимает ее всерьез и важные новости сочтут блажью взбалмошной туристки. Как же заставить людей в форме проникнуться важностью момента?

— Он сказал, что негодяями должен командовать человек из той же породы.

Двое милиционеров переглянулись. Алисе показалось, что губы по крайней мере одного из них тронула улыбка.

— Не знаю как у вас, а у нас народ не стесняется в выражениях, — стал объяснять другой. — Послушали бы вы пенсионеров на лавочке! Без должной закалки волосы дыбом встанут. Все у них сверху донизу негодяи и мафиози. Всех начальников надо перевешать на фонарных столбах или на Колыму отправить, как при Сталине.

— Если вас слово «негодяй» сильно взволновало, так это у нас примерно то же самое, что у вас «мистер» или «миссис». Я имею в виду частоту употребления. Кого у нас негодяем не обзывали? Я даже не знаю.

— А что он имел в виду, говоря про «объект»? — напомнил Алиса.

— Что угодно. Может быть, стройку, может быть, фирму. Не знаю, как на вашем языке, а у нас самые разные вещи могут называться одним и тем же словом.

— Запросто, — кивнул другой милиционер.

— Но он ведь раньше притворялся, что не говорит по-русски, — привела Алиса еще один «убойный» довод.

— Жизнь у нас в СНГ такая, вам, американцам, не понять. По прямой дорожке далеко не уйдешь, вот люди и привыкли крутиться-вертеться. Богатый прикидывается бедным, здоровый — больным. Гастарбайтер старается сойти за местного, проститутка — за порядочную. Не принимайте вы близко к сердцу. Приехали отдыхать, так отдыхайте. У нас никто не создает себе лишних проблем. Дай бог от реальных дух перевести.