Пассажиры тогда ничего не заподозрили — часть людей успела уснуть, часть вышла из кают, чтобы понаблюдать за швартовкой судна. В этот поздний час пустовала правая часть палуб, обращенная в противоположную от берега сторону, — все разглядывали приближающиеся портовые огни. В коридоре тоже было пусто, выстрелы расслышали только несколько человек в соседних каютах.

Правда, некоторые пассажиры на палубе заметили спуск шлюпки. Им ответили, что она доставит на борт лоцмана из порта. На самом деле она отправилась в погоню. Русский попытался отстреливаться на плаву, но патроны подмокли, и револьвер несколько раз дал осечку.

Понимая свою обреченность, пловец не захотел сдаться живым и ушел под воду. За ним нырнули несколько матросов судна, вытянули на поверхность и погрузили в лодку. Но откачать уже не смогли. Вскрытие показало покрытое рубцами сердце — слишком изношенное для человека, которому чуть больше пятидесяти.

В результате планы русского не удалось выяснить, кроме револьвера, ничего существенного при нем не нашли. Почти сразу же возникла версия, что он почуял слежку еще на борту и постарался избавиться от важной улики. Тщательный досмотр каюты и прочих мест на пароходе, где он побывал, результатов не дал. Все сотрудники, причастные к отработке русского на «Фридрихе», получили строгие взыскания…

Теперь, спустя шестьдесят лет, заинтересованной стороне приходилось ставить приманки для капризных стариков и старух, возвращать их в прошлое. Они должны были заметить беспокойного человека с худым лииом — славянский тип, печать одиночества и усталости среди лоска и оптимизма вокруг.

Ничего толком не удавалось выудить. Но работа продолжалась — каждый день в разных городах и странах.

В просторном помещении с кондиционированным воздухом собрались три ответственных сотрудника корпорации — больше никто здесь, в головном офисе, не имел понятия о сути дела.

— По Алисе результат нулевой, — начал первый. — В письмах он ничего не писал на эту тему. Наверное, боялся, что всю корреспонденцию за рубеж немцы просматривают.

— В общем, так оно и было. Гестапо с тридцать третьего года уже работало на полную катушку.

— За точность перевода можно ручаться? — спросил третий сотрудник.

— Конечно. В дневниках ее прадеда тоже нет ничего конкретного. Один раз, правда, упомянуто о талантах Лаврухина. Я выписал себе на всякий случай. «Он должен был стать великим ученым, изобретателем», — буквально так.

— Не густо. Почему вы вообще решили, что Лаврухин мог поделиться деталями своего рецепта? Какой смысл пересказывать их неспециалисту?

— Как врач, Арсен должен был иметь понятие о химии. В металлургии наверняка был профаном, но состав присадок мог понять. Но дело в другом. Живя в Германии, Лаврухин понимал, что может быть задержан для допроса уже только за свое иностранное происхождение. Заодно квартира подвергнется обыску. Наверняка он тщательно прятал крест, а записей вообще не оставлял. Его не могла не посещать мысль, что открытие пропадет бесследно, если с ним самим случится несчастье.

— Он ведь вошел в контакт с советником посольства.

— А раньше? Открытие по сути было сделано уже давно. Лаврухин мог найти оказию и, минуя государственную почту, переслать другу запечатанный конверт. Краткий набор формул и точное указание — кому и в каком случае передать рецептуру.

— Ложная идея.

— Мы просто обязаны были ее проверить.

— Теперь насчет Голобродова. Куда влез этот идиот?

— По крайней мере без нашей помощи.

— Лишь бы Хантер не побежал в газету с текстом договора. Доказать он ничего не сможет, но «SSZ-Techriologies» мы в ближайшие два года закрывать не собираемся. Сейчас тот случай, когда нужно прикрыть их зонтом.

— С Хантером вопрос решим. Не хватало еще, чтобы нам досаждала мелкая сошка.

Все трое были уверены, что «дело Лаврухина» стоит затраченных средств. Те, которые еще предстоит затратить, тоже окупятся с большой долей вероятности.

После гибели Лаврухина на его крохотной квартирке перевернули все вверх дном. Допросили всех сотрудников мебельного магазина и всех соседей. В результате удалось выяснить, что русский эмигрант еще несколько лет назад покупал в небольших количествах химикаты.

Лаборатория взрывчатых веществ в центре Берлина? Гестаповцы стали отрабатывать эту версию и привлекли лучших экспертов-химиков. Несмотря на тщательность, с которой Лаврухин вычищал следы своих опытов, немцам удалось выявить микроскопические кристаллы некоторых редких элементов. Ни один из них никогда не использовался при производстве взрывчатки.

В обычное время расследование, возможно, продолжалось бы. Но с началом решающей битвы на Востоке дел у гестаповцев прибавилось. Нужно было работать не покладая рук, расследуя тысячи и тысячи доносов.

Сами того не зная, тогдашние следователи принесли корпорации большую пользу. Перечень элементов из итоговой справки подтверждал, что Лаврухин обогнал свое время. Присадки такого рода в сталелитейной промышленности стали использоваться только в конце двадцатого века.

Итак, русский не был ни фантазером, ни полуграмотным мечтателем. Он относился к той породе изобретателей, которые своим гением создали почти весь предметный мир, окружающий теперешнее человечество. Но в отличие от многих других он остался одиночкой, так и не предоставившим свое открытие в распоряжение реальной силы — концерна, партии или государства.

Теперь настало время воспользоваться еще актуальным рецептом стали. Игра, безусловно, стоит свеч.

За кофе и сигаретами перешли к главному — к событиям в Крыму. Именно здесь все должно было решиться. Именно здесь у корпорации появился достойный противник.

Глеб еще не отказался от своего намерения разыскать в Крыму источник слуха о приезжем киллере. Он рисковал ради этого, встречаясь лицом к лицу с теперешними хозяевами полуострова. Но главный крымский объект тоже не стоило оставлять без внимания.

Прежде чем очередной раз погрузиться на глубину, Глеб решил пристроить к полезной работе местную мафию. Высказал предположение, что угроза может прийти со стороны моря.

— Порт и все пристани под контролем, — заверил его толстяк с крючковатым носом. — Здесь моя вотчина, и твои преемники с этой стороны не подберутся. Всех мало-мальски подозрительных будем проверять не отходя от кассы.

— Рад слышать. По-хорошему и скалы надо бы взять под присмотр. Вон сколько в бухте судов и суденышек. Двум-трем бывшим десантникам ничего не стоит сесть в лодку и добраться до отмели. Или вообще отправиться вплавь.

— Твой предложения?

— Кто из вас крышует дайв-клубы? Сезон уже на исходе, ныряльщиков не так много. Пусть поделят между собой прибрежную полосу — хотя бы эти пять километров. Пусть каждый возьмет удобный для себя кусок. Дает информацию по диким дайверам с нехилым снаряжением, вообще по любым крепким ребятам, которых они видят в первый раз. Понятно, в клубах нет спецов по присмотру, но народ в Крыму талантливый: захотят — получится. Я сам пару раз нырну и вынырну, проверю, засекут меня или нет.

— Ладненько, организуем клубную плесень. Все лето бабки с чайников снимали. Теперь пусть подсуетятся.

…Новый спуск к «Лазареву» должен был принести больше пользы, чем прошлые. В мутных глубинах Черного моря пасовало даже феноменальное зрение Слепого, способное отыскать черную кошку в темной комнате. Против мути должен был помочь видеософит.

Перед тем как покинуть берег, Сиверов несколько часов просидел в одиночестве в каменной нише. Пытался представить себе бывшего белогвардейского офицера, далекого своего соотечественника. Человека, безмерно любившего Родину и бесповоротно отвергнутого ею. Разные биографии, разный возраст, но нужно поставить себя на его место, принять то же самое решение.