— Хватит качать права, — возмутилась Зина. — Не время искать крайних. Как ни крути, рядом с нами случилось… то, что случилось. На всякий пожарный надо договориться о показаниях.
— Никого мы не видели, криков о помощи не слышали, — тихо произнес оператор Саша. Громче он говорить не мог, от шишки с кровоподтеком разливалась боль.
— И не можем нести ответственность за всех, кто пропал без вести в бурю, — поддержал Куролесов. — Старались сами не пропасть.
— А если кто-то видел их с берега в Жориной лодке? — Вику знобило после пережитого ужаса.
— Жора должен придумать… Пусть скажет, что лодка перевернулась в шторм.
— А потом ее прибило к катеру?
— Ладно, лодка осталась на плаву. Просто двоих смыло за борт.
— Только не надо за меня решать, — глубоко затянувшись, Жора выдохнул сизый дым в потолок.
— Вы заметили, никто не мучился от морской болезни, — невесело усмехнулась Зина. — Что значит стрессовое состояние.
— Значит, порешили, — Куролесов попробовал «включить» начальственный тон. — Делаем вид, будто ничего не произошло. Начался шторм, все разбрелись по каютам и молились на капитана, чтобы катер не потонул. Никто ничего не видел, капитан тоже.
— Выходит, Жора чудом спасся один из троих и ничего нам не рассказал?
— Ему вообще пора бы отплыть восвояси — до берега рукой подать. А мы дружно промолчим о встрече.
— Хоть у кого-то здесь мозги работают? — разозлился «альбинос». — Чтобы строить версии за чужой счет, надо мало-мальски соображать. Допустим, меня возьмут за задницу, я выдам сказку про утопленников. А менты возьмут и спросят: какого хрена ты раньше не заявил?
— Просто не знал ни имен, ни фамилий. Попросились в лодку незнакомцы.
— Может, в самом деле лучше правду сказать? — засомневалась Вика. — Неужели они не поверят, что нам грозила смерть, что у нас не было другого выхода?
— Никого бы они не убили, — заверил Жора. — Гробанули бы добро и отправились восвояси. Наш общий друг превысил пределы необходимой самообороны.
— Слушай, мудак! Тот стрелял в меня вот с такого расстояния, — капитан сунул под нос собеседнику указательный палец.
— А ты бы смирно вел себя и не имел бы проблем. Капитан схватил Жору за грудки, но женщины разняли их.
— Всем надо срочно разбегаться, — повторил «альбинос» свою нехитрую мысль.
— Не может быть и речи, — покачал головой Куролесов. — У нас еще работы как минимум на три дня.
— Ну, если всё здесь такие смелые, тогда я тоже поступлю, как считаю нужным.
Высунув нос на палубу, Жора убедился, что волнение в бухточке почти улеглось. Перекинув ногу через поручень, он спрыгнул в лодку и взялся за весло.
— Тормознуть его надо, — сделал движение капитан.
— Бросьте, — успокоил Куролесов. — Не сболтнет ничего лишнего, сам же первый не заинтересован.
— Вы серьезно остаетесь? — нарушил молчание Глеб.
— Студия затратила на поездку деньги. Никто не поверит истории о пиратах.
— Жора, конечно, не подарок, но в одном он прав. Лучше не искушать судьбу.
Молодые женщины одновременно перевели взгляд на Сиверова. Они не видели, как он расправился со своими противниками. Только знали, что гнусных мерзавцев с весело размалеванными лицами больше нет в живых. Из-за этого сам спаситель казался страшноватой фигурой. Испытывая к нему безмерную благодарность, обе неосознанно устроились подальше.
— А вы уже спешите нас бросить? — с озабоченным видом поинтересовался у Глеба Куролесов.
— Будет видно.
Настроение людей на катере менялось, как в калейдоскопе. Страх, короткий миг радости, возбуждение сменились озабоченностью на «совете». Потом взяла свое усталость: разом вырубились, заснули где попало, в неудобных позах.
Сиверов остался сидеть на палубе в шезлонге. Время от времени брал в руки бинокль, изучал беper. Бинокль был обычным, морским, не относился к приборам ночного видения. Другие ничего бы не разобрали, но для Слепого существовали десятки оттенков черноты.
Капитан тоже не мог заснуть. Будучи одновременно капитаном, штурманом, механиком и матросом, он возился с электрогенератором, без лишнего шума прикручивая его болтами на исходное место.
— Кстати, имей в виду: у Куролесова на тебя зуб, — произнес он негромко. — Не знаю, по какой причине, по идее он, как и все здесь, должен быть тебе по гроб жизни благодарен.
Катер мягко покачивало. Трудно было поверить, что совсем недавно его мотало вверх и вниз, кренило вправо-влево. Возле берега на черной воде виднелись изломанные линии — невысокие волны курчавились барашками пены. За бортом пенных гребней уже не было видно: глянцевито-темная поверхность казалась шкурой огромного существа, оно устало дышало после атаки на Крым.
— Для тебя, конечно, Куролесов не противник, — продолжал капитан. — Но мужик он говнистый, имей в виду.
Плавно разворачивая бинокль, Глеб обозревал береговые скалы. Он давно замечал за собой: полная отрешенность от окружающего мешает сосредоточиться. Чтобы думать о главном, нужно занять себя каким-нибудь привычным делом. Что может быть привычнее, чем всматриваться в темноту?
Главное — спрятанный на «Лазареве» предмет. Крест, чья цена для кого-то очень велика. Казалось бы, не слишком актуальная вещь для безопасности страны. Но интонации генерала Потапчука говорили о большем, чем желание сохранить для страны историческую ценность.
Много времени утекло с восемьдесят шестого. Попробуй сейчас выйти на след заказчика, который однажды обратился к незнакомому моряку в севастопольском порту. Если б Баженов не полез в петлю, не проявил непростительной слабости…
Вдруг на дальней точке берега зашевелилась чернота. Среди неподвижных черных камней проступили три черных силуэта. На границе глянцево-черной воды закачалась черная лодка. Вот уже и снаряжение можно разобрать. Лодка отчаливает… Держит курс строго на юг. Именно туда, где покоится на дне комфортабельный пароход с несчастливой судьбой.
— Ты куда? — удивился капитан.
— Снять стресс. На глубине лучше получается.
Сиверов быстро облачился в костюм, застегнул «молнию», надел ласты и маску, прицепил на спину «спарку» баллонов и беззвучно исчез под водой. Фонарик он не включал, только подсветку на компасе, закрепленном ремешком на запястье. Глубже пяти метров пока не погружался, предполагая сориентироваться по днищу лодки.
Вскоре он достиг нужных координат, но вытянутого в длину пятна нигде не было видно. Может, он напрасно встревожился и «экспедиция» имела целью другой «рэк»?
В темноте фосфоресцировали стайки рыбок — одни больше, другие меньше. Глеб описал под водой круг, но так и не заметил признаков лодки. Впрочем, ее отсутствие ни о чем не говорило. Если ныряльщики осторожничают, они должны оставить ее на дальних подступах к месту.
В любом случае нужно наведаться на «Лазарев», как наведываются в брошенный без присмотра дом.
Сиверов стал медленно ввинчиваться в водную толщу. Даже через неопреновый костюм тело почувствовало перепады температуры. После сорока метров он сбавил скорость. Мутная вода мешала работать его феноменальному зрительному аппарату. Он даже не мог сказать, как угадал очертания носовой части лайнера.
Теперь ориентироваться помогали рыбы. Посвечивая боками, они огибали препятствия и тем самым как бы обрисовывали снаружи контуры борта и палубных надстроек. По контрасту с небольшим катером затонувшее судно выглядело особенно огромным — этаким динозавром в сравнении с собачонкой.
Добрых полчаса Сиверов кружил снаружи и внутри, прежде чем разглядел мерцание фонаря в дальнем конце одного из коридоров. Пристроился в «хвост» двум аквалангистам, стараясь не попадать в конус света при всех поворотах фонариков.
«Третьего нет — третий, конечно, в лодке. Стандартный расклад. Движения вполне грамотные, но оба не суперпрофессионалы, как Клюге, — мысленно отметил Сиверов. — Неужели работу вновь передали в руки случайных людей?»