Веки Мейера неодолимо тянуло вниз, и он то и дело, встрепенувшись, встряхивал головой. — Помолчав минуты две, он непонимающе уставился на Ивашова, и через некоторое время, медленно улыбнулся. Казалось, Мейер теряет нить своих рассуждений.

«Значит, Шреккенбергера отравили, — соображал Александр, — я был прав в своих предположениях. Но неужели де Гер? Впрочем, я же видел, какой странный торжествующий взгляд бросил он на Карл-йорга, когда с тем начался припадок. Что за снадобье использовал Жермен, какое действие оно оказывает на жертву? Не убивает, но, как сказал Мейер — это хуже смерти!»

— Одно хорошо… — заплетаясь, прошептал Отто, — хорошо, что с Ивашовым пока ничего не произошло…

После этих слов Мейер замер с закрытыми глазами и через минуту негромко засопел. Бессонная ночь, тревоги сморили его, едва он оказался в мягком кресле.

Александр бросил взгляд по сторонам. За окном сгустились сумерки. Плотные тучи не пропускали слабого света звезд и луны. «Такие ночи черны, словно китайская тушь, — подумал он, — это, пожалуй, идеальное время для побега. В такой кромешной тьме гнаться за беглецом очень трудно».

Пройдя в ванную, Ивашов ополоснул лицо холодной водой. Ледяные струи обожгли кожу. Освежившись, он вернулся в кабинет и приблизился к Мейеру.

— Отто, — потряс он его за плечо. — Отто, вы, кажется, заснули. Эй, Отто!

Мейер мгновенно открыл глаза и в замешательстве уставился на Ивашова.

— Что? — непонимающе спросил он. Потом бросил быстрый взгляд вокруг и все вспомнил. — Я, верно, задремал. Пардон.

Мейер поднялся и направился к двери.

— В общем, — сказал он, обернувшись, — все в порядке. Отдыхайте, герр Ивашов, и постарайтесь не огорчать нас. Надеюсь, у вас тоже все будет в порядке.

Дверь за ним закрылась без стука.

Александр немного выждал, потом подошел к информ-блоку и набрал код Клары.

— Александр? — почти сразу откликнулась на высветившемся экране девушка. — Как вы себя чувствуете?

— Все нормально, — тихо сказал он, — однако я чертовски голоден. Будьте любезны, Клара, мне просто необходимо что-нибудь съесть! Необходимо!

При этом он упорно теребил переносицу.

Часть вторая

Володин

Надоедливое гудение убаюкивало лучше всякого снотворного. Зудящий неприятный звук — проникал всюду, казалось, что от него нигде нет спасения. Мелкой чувствительной дрожью он отдавался внутри живота, поднимаясь временами каким-то комком к горлу. Если бы не эта вездесущая мелкая вибрация, Григорий уже давно уснул бы, тем более что усеянная мириадами звезд глубокая ночь давно заполнила сферу небосвода, застилая ощущение реальности своим темным покрывалом. Темнота за стеклом коверкала пространство, и если бы не размытые светлые пятна городов, казалось бы, что самолет проваливается в бездонное царство Аида.

Володин оглянулся и заметил, что большинство пассажиров вокруг него спят, спокойно развалившись в креслах. Опал и сосед справа. Похоже было, что им нисколько не мешает гул двигателей. Лишь несколько человек читали при свете маленьких лампочек. Они выглядели по-домашнему, обыденно, и казалось странным, что этот скудно освещенный теплым светом салон несется на высоте восемь тысяч метров над городами и деревнями, лесами и реками, что за тонкой дюралевой пластинкой корпуса царствуют шквальные ветры и ледяной холод…

Григория тоже стало клонить в сон, но сколько ни пытался он заснуть, у него ничего не получалось. Сосед справа пробормотал что-то во сне и повернул голову в другую сторону. Володин вдруг почувствовал к нему острую зависть. Почему он не может так же смежить веки и предаться спокойным сновидениям? Но тут же, вспомнив, он едва заметно улыбнулся. Да, спать в самолете — этого ему еще не хватало! Подумаешь, не поспит одну ночь, наверстает потом/ Ему нужны совершенно другие условия… «А вдруг, — пронеслась обжигающая мысль, — вдруг в Москве ничего не выйдет? Вдруг Москва — окажется неподходящим городом?» «Погоди, — он постарался успокоить себя, — не волнуйся и не горячись. Если там не выйдет, вернешься обратно. Какая разница — где? Главное, чтобы был результат. Если поймут, если поверят, то комиссию можно прислать и в Чебоксары. Какая разница, где спать?»

Володин широко зевнул и отвернулся к иллюминатору, за которым по-прежнему таилось море мрака, испещренное огнями городов и звезд. Этот мрак был похож на ту неизвестность, что ждала его впереди, он был зыбким и обманчивым, как пламя свечи на ветру. Темнота преображала пространство и время, казалось, она длится вечно. Григорий чувствовал, что внутри него все напряжено до предела. Внезапно ему в голову пришла мысль, что именно эта напряженность, а вовсе не гудящие двигатели не дают ему уснуть, что настоящая дрожь рождается в его душе, а потом уже передается телу. На какое-то мгновение ему показалось, что с этой дрожью связаны двигатели самолета, что они работают с ней в унисон, и что если бы она внезапно прекратилась, моторы захлебнулись бы тишиной… От этой мысли стало смешно, и он закрыл лицо рукой, чтобы не видеть свою улыбку в смутном отражении иллюминатора.

Мимо, прошла молоденькая стюардесса с усталым лицом. Ей, видимо, тоже непросто давалась бессонная ночь в полете.

— Простите, — негромко обратился к ней Володин, — можно вас попросить…

— Что? — обернулась к нему она.

— Чашку кофе, пожалуйста.

Стюардесе было на вид лет двадцать пять.

Черные прямые волосы обрамляли лицо, большие темные глаза смотрели задумчиво.

— Ведь я вас не очень затрудню?

— Конечно, нет, — улыбнулась она и ее усталое лицо слегка оживилось, — сейчас я приготовлю. Хотя, может, вы пройдете ко мне? Зачем беспокоить остальных пассажиров?

Володин радостно кивнул и начал перелезать через вытянутые ноги соседа. Девушка ждала его в проходе между креслами, поправляя руками прическу. Бодрствующие пассажиры с удивлением посмотрели на них. Когда Григорий выбрался, стюардесса, сделала знак, чтобы он следовал за ней и пошла вперед. Они миновали несколько дверей и еще один салон с приглушенным ночным освещением, где почти все пассажиры мирно спали, откинув головы в креслах. Потом вслед за девушкой Володин оказался в крохотной комнатке, где стоял стол, заставленный множеством стеклянных чашечек. Стюардесса насыпала в Две чашечки растворимый кофе и залила кипятком. Достала сахар.

— Скучища здесь ночью, — негромко сказала она.

— Что? — переспросил он, не расслышав ее слов.

— Я говорю, ночью в рейсах очень скучно. Спать нельзя, а поговорить не с кем.

Володин вежливо кивнул, присматриваясь к своей молодой собеседнице.

— Да, кстати, меня зовут Маргаритой, — она повернулась к нему и сдержанно улыбнулась.

— Григорий, — представился Володин.

Комнатка была совсем крохотная, но два стула здесь всё же помещались. Он сел на один и прислонился затылком к подрагивавшему холодному металлу.

— Вот и познакомились. Вам с сахаром?

— Нет, спасибо. Я пью так.

Девушка тоже села за стол, на котором дымились две чашки с ароматным темным напитком.

— Вы сами из Москвы?

Нет, — ответил Володин, — из Чебоксар.

— А в Москву в командировку или к родственникам? — она глотнула кофе и прищурилась.

Голос у нее был грудной, низкий. Григорий почему-то подумал, что работать стюардессой не так-то легко. Попробуй вот так быть ночами в рейсе, когда все вокруг гудит и резонирует, когда нельзя спать и не с кем перемолвиться словом.

— Ни то и ни другое, — ответил он.

— А тогда, если не секрет, зачем?

— Вообще-то по делу, но командировкой это назвать нельзя. Я лечу на свой страх и риск.

— Это как же? — засмеялась Маргарита, — по делу, да на свой страх и риск!

Он тоже улыбнулся и отпил кофе. Сразу стало как-то теплее, сон окончательно пропал, и беспокойство, терзавшее душу, утихло.