- Нет. Хелена теперь лидер вампиров, а Эмма возглавит Учбен.

Что?

- Ты, должно быть, шутишь, - сказала я.

- Это закон, - вмешалась Бизз, вытащив из лацканов жёлтого пиджака одну из её верноподданных и засунув обратно в улей на голове.

Ну, Хелена и Эмма не обрадуются. А они вообще в курсе такого закона?　

- Никому не кажется это странным?

Боги обменялись взглядами.

- Я правлю Домом Богов, - прояснила я. - Хелена, по сути, королева вампиров. Эмма лидер Учбена? - Я собиралась добавить ещё лакомый кусочек о том, что моя бабушка возглавляет Мааскаб, но не смогла произнести это вслух.

Они все забормотали "нет" и закачали головами.

Ладненько. Итак, я думала, что это странно. Очень.

- Хорошо. Давайте, я поделюсь с вами последними новостями. - Из-за пропавших, разговор будет не весел.

Глава 40

Я закрыла встречу и быстро покинула зал, желая сделать ежедневный обход - увидеть маму, Эмму и Хелену - без моего преданного телохранителя Зака. После восьми дней беспрерывного созерцания его раздражающе-великолепного мужского тела, мне срочно нужен был перерыв. Нет, он не пытался ничего сделать, но напряжение - безошибочно проникнутое любовью - исходило из каждой поры его тела. И тот взгляд, который я поймала на себе, когда Зак думал, что я не смотрю... ну, я понимала, что Зак вскоре может что-то сделать или сказать, а я не готова. Только ни с ним. Ни с Киничем. Ни с кем-либо другим. Просто сейчас, когда на грани висело так много, не время отвлекаться

Забавно, говорю, прямо, как Кинич.

Тьфу... Кинич. Где ты?

Положив руку на низ живота, я погладила его сквозь футболку. Почему мне до сих пор кажется, что это сон? Я не испытывала признаков беременности - за исключением того, что дико уставала и много раз теряла сознание - и тело ни капельки не изменилось. В любом случае, я сразу начала принимать витамины. Эмма купила себе и настояла, чтобы я тоже взяла. Я постучала в дверь спальни, надеясь, что она встала с кровати, где провела всю прошлую неделю, поедая нездоровую пищу и просматривая сериал "Остаться в живых".

- Что? - выкрикнула она.

Я просунула голову в дверной проем.

Нет. Она по-прежнему в кровати, с большой миской покорна на коленях и устремлённым взглядом в телевизор.

-Ты когда последний раз принимала душ? - спросила я.

- Вчера, - ответила она с полным ртом попкорна.

Не верю, её рыжие волосы были спутаны.

Я села на край кровати.

- У меня новости.

- Да?　

Она продолжала жевать, словно корова.

- Эмма это важно.

- Ага? - Она не сводила глаз с телевизора.

- Эмма. Нам нужно поговорить.

Чавк, чавк, чавк.

- Так говори.

Но она не слушала. Она ушла в себя. Я подошла к телевизору и выключила его.

- Эй! - запротестовала она. - Я смотрела. Включи немедленно!

- Нам нужно поговорить. - Я подошла к окну и раздвинула занавески.

- Убирайся, - сказала она, прищурив глаза.

- Нет. Ты сказала, что мы сестры. И как твоя сестра, я не позволю тебе заниматься саморазрушением.

- Я не занимаюсь саморазрушением! - прокричала она. - Я в трауре! - Эмма ударила кулаками кровать.

- Проклятье, Эмма. Гай не умер. Мы найдём его.

- Нет! Ты не понимаешь.　

Слезы полились из её красных, опухших глаз.

Я подошла к тумбочке и протянула Эмме коробку салфеток.　

- Тогда попробуй объяснить.

Она вытерла слезы и бросила салфетку на пол в большую кучу других таких же, которая находилась рядом с ещё большей кучей грязной одежды.　

- Даже если мы его освободим. Опять. Он солгал мне. Предал меня.

Я опустилась рядом с ним.

- Эмма у него не было выбора. Ты ведь знаешь. Он любит тебя. Любит так сильно, что всех остальных тошнит от зависти. Даже меня. Я бы сделала все, чтобы меня мужчина так хотел. Это... это как будто для него кроме тебя никого не существует.

Она покачала головой.

- Неважно. Он сделал выбор, который привёл его к убийству моей бабушки.

- Мы не уверены в этом, Эмма, - возразила я. - Томмазо лишь сказал, что он сражался с ней.　

Но потом я вспомнила, что говорил Гай о его политики убийства Мааскаба. Пощадил ли он бабушку Эммы? Вряд ли.　

- Я никогда больше не смогу доверять ему, - прошептала Эмма. - А без доверия, я не смогу быть с ним, всегда буду ставить под сомнения его действия. Его роль Бога всегда будет на первом месте. Я поняла.

Она права. Действительно иронично, потому что такой момент был и у меня с Киничем. И это стало причиной того, что моё сердце билось с неохотой и разлеталось на миллион крошечных осколков. Как вселенная может быть настолько жестокой? Я не просила влюбляться в Кинича. Но влюбилась. И это было не романтическая привязанность или увлечение. Это была та связь, которая заставляет душу болеть, приводит к сумасшествию, потому что с того момента, как ты его встречаешь, не понимаешь, как жила одна до этого.

Потому что ведь есть кто-то, кто не может жить без тебя. Ты не можешь дышать или есть или думать о чем-то, кроме него, находиться в его руках и слышать его голос. Так в чем смысл? Вселенная хотела, чтобы я познала каково это быть пустой? Или ощутить всю прелесть того, как сердце разбивается? Не понимаю. Просто... не понимаю.

И, к сожалению, сейчас мне до этого не было никакого дела. Все исчезло в миг, когда Кинич решил оставить меня одну разбираться со всем этим бардаком. Моя душа стала такой темной и грустной, что солнечный свет никогда не коснётся её снова. И это, чёрт возьми, уже неважно. Ни капли. Потому что миру придёт конец, если я не смогу найти способ исправить все.

Я похлопала Эмму по руке.　

- Понимаю. Но сейчас у нас есть дела куда важнее.　

Я посмотрела на её живот.

- Знаю. - Она шмыгнула носом и схватила другую салфетку. - Не могу перестать думать об этом. Я так сильно желала ребёнка, и теперь могу его потерять ещё до рождения. Это действительно хреново.

- Его?

Она кивнула.

- Я чувствую его. Словно я связана с ребёнком через связь с Гаем.

Потрясающе.

- Ну, ему нужно, чтобы мы продолжали бороться, - тихо сказала я. - Мы не можем допустить конец света. От нас многое - я имею в виду очень многое - зависит, и множество людей нуждаются в нас.

- Я не понимаю, Пенелопа, - сказала Эмма. - Как ты продолжаешь идти вперёд после всего, что случилось.

О, боже. Вот оно.

- Вот почему я пришла к тебе. Мне нужна помощь. Твоя.

- Моя? - удивилась Эмма, ткнув себя пальцем.

Я объяснил закон и итоги саммита. Ошеломлённая, она молча смотрела на меня.

Я точно знала, что она сейчас чувствовала. Но кто лучше нас спасёт мир? Нам пришлось потерять всё.

- И какой твой ход? - спросила я, использовав её же слова.

В течение минуты она, нахмурившись, молчала.

- Думаю только один: сражаться.

Я почувствовала, как огромный груз свалился с моих плеч, зная, что Эмма будет на моей стороне.

- Отлично. Мы собираемся через два дня.

Я обняла её и тут же сморщила нос.

- Ты можешь перед встречей принять душ? От тебя воняет.

Она тихо рассмеялась, когда я встала.

- Пенелопа? Это правда? Насчёт твоей мамы?

Хороший, блин, вопрос. Последние восемь дней этот вопрос грыз меня, но я отчаялась разговорить богов по этому поводу. Они отказывались говорить.

А значит, мне придётся узнать все от мамы, только вот она в коме. Я начала волноваться, что она не очнётся - мысль, которую я боялась озвучивать вслух.

- Думаю, да, - ответила я. - Тогда, может быть, она смогла бы оказать нам несколько одолжений. - Нам понадобиться любая помощь.

Ну, - сказала Эмма, - если нет, может быть, мы сможем позвать голых леприконов.