После первого выстрела Графа Лена вздрогнула и зажмурилась. Измочаленные, натянутые до предела нервы были не в состоянии вынести резкий шум, производимый палящим над самым ухом пистолетом. Она зажала руками уши, но это не помогло, и ей пришлось еще дважды вздрогнуть, прежде чем в комнате стало тихо.

Она открыла глаза и посмотрела на пробитую в трех местах дверь, ожидая услышать за ней тяжелый шум падения, а то и предсмертный стон. Вместо всего этого в дверь негромко, вежливо постучали. В ответ Граф снова выстрелил, и обозначенная пулевыми пробоинами геометрическая фигура превратилась из треугольника в косой четырехугольник.

Она заставила себя перевести взгляд на Графа и снова вздрогнула: он был страшен. Ей невольно вспомнился фильм о Дракуле: перемены, происходившие с лицом Арчибальда Артуровича, были сродни тем, что на видела на экране. Но главная перемена заключалась вовсе не в зверином оскале ироничного рта и не в том, что седеющая благообразная шевелюра Арчибальда Артуровича растрепалась, предательски обнажив проклюнувшуюся на темени плешь. Сквозь сдержанную ярость готового к смертельному прыжку хищника, как сквозь грязное стекло, Лена отчетливо видела, что Граф напуган – возможно, впервые за многие годы, а может быть, и за всю жизнь. Честно говоря, ей и самой было страшно, потому что то, что сделал Юрий, не укладывалось в голове. Воображение против ее воли рисовало Лене стоящий за дверью изрешеченный пулями, истекающий кровью, держащийся только на стальной воле полутруп, который рухнет в комнату, как только дверь откроется, и умрет прямо на пороге.

За дверью грохнул выстрел, в замке что-то звякнуло, и его сердцевина заметно подалась назад, почти выпав из гнезда. Граф грязно выругался и выпустил в дверь еще три пули. Похоже было, что он утратил контроль над собой, и Лена очень боялась, что следующая пуля достанется ей.

Теперь в дверной филенке не хватало довольно приличного куска. По краям неровного отверстия торчали острые щепки. Потом в отверстии что-то мелькнуло, Граф опять выстрелил, взяв левее и выше дыры. Лена поняла, что он стреляет на упреждение, и снова замерла в ожидании шума падающего тела, но вместо этого в дверь с треском ударили ногой, и она распахнулась, с силой отскочив к стене. Из-за дверного косяка на мгновение показалась чья-то голова и часть плеча. Граф выстрелил, и голова исчезла. В наступившей тишине по полу со звоном покатилась выброшенная отсечкой-отражателем медная гильза и остановилась, ударившись о ножку кресла.

– Бросай оружие, старый козел, – послышалось из коридора.

Арчибальд Артурович шагнул к креслу, в котором сидела Лена, грубо рванул ее за шиворот, заставив подняться на ноги, и заслонился ею, как щитом.

– Только сунься, сопляк, – сказал он, – и мозги этой бабы полетят тебе прямо в морду.

Глядя по телевизору на подобные сцены, Лена каждый раз думала, что, окажись она на месте жертвы, с ней немедленно случится обморок. На деле, однако, ничего подобного не произошло. Ей было страшно, но вместе со страхом росло бешенство. Да как он смеет?! Обтянутое шершавой тканью пиджака костлявое предплечье Арчибальда Артуровича больно давило ей на горло, горячий ствол пистолета жег кожу за правым ухом, и от него остро разило пороховой гарью. Этот запах странно контрастировал с сильным ароматом дорогой туалетной воды, исходившим от одежды Графа.

Руки у нее были свободны, да и ноги тоже, и она лихорадочно пыталась придумать способ воспользоваться этой свободой. Крутые героини телебоевиков знали множество таких способов, но Лена в одночасье забыла их все. Выбить у старого бандита пистолет? Ударить его в пах ребром ладони? Лягнуть каблуком? Теплый от недавних выстрелов пистолетный ствол, упиравшийся в выемку между концом челюсти и шеей как раз под правым ухом, недвусмысленно намекал, что от экспериментов лучше воздержаться.

– Пусти.., горло.., больно, – с трудом просипела она.

– Молчи, сука, – ответил Граф, – не до тебя. Его рука сильнее надавила на гортань. Лена даже обрадовалась: еще немного, и она действительно отключится, и не от страха, а от обыкновенного недостатка кислорода, и тогда ей будет наплевать, что с ней делают и в какую именно сторону полетят ее мозги. Она вцепилась обеими руками в предплечье Графа, хрипя и задыхаясь, и он немного ослабил хватку, в то же время сильнее прижав к ее коже ствол пистолета.

– Ну, – сказал он, – что же ты, герой? Так и будешь прятаться?

Лена не поверила своим глазам: Юрий вдруг бесшумно шагнул из укрытия и остановился на пороге. Тяжелый “маузер” смотрел в пол. Несколько секунд Юрий разглядывал Лену и Графа, потом зачем-то пошарил глазами по полу, словно искал оброненную пуговицу, и наконец устало сказал:

– Все то же солнце ходит надо мной, но и оно не блещет новизной… Отпусти ее, фуфлыжник, пока я тебе ноги не повыдергивал.

– Отойди от двери, – напряженным голосом скомандовал Граф. – Мы с Еленой Павловной уходим.

– Никуда вы не уходите, – не двигаясь с места, сказал Юрий. – Я ее с тобой не отпущу, даже если она сама будет проситься. И учти: попробуешь спустить курок – тебе не жить. Это я тебе твердо гарантирую. Слово офицера.

– Ах, офицера! – Граф рассмеялся сухим скрипучим смехом. – Ты уже покойник, – сказал он, перестав смеяться. – У тебя еще есть шанс спастись, если ты сейчас бросишь свою пушку и как следует попросишь прощения. Я дам тебе шанс оправдаться. Вернешь мне мои деньги – будешь жить. И она тоже, раз тебя это так волнует. Ну что, договорились?

– Да что с тобой разговаривать, если ты считать не умеешь? – пренебрежительно сказал Юрий и двинулся вперед.

– Стоять!!! – закричал Граф, рефлекторным движением так стиснув Лене горло, что та чуть не задохнулась.

– Стою, стою, – лениво ответил Юрий, продолжая неторопливо идти вперед. Страшный “маузер” в его руке начал понемногу подниматься.

Лена поняла, что сейчас произойдет, и попыталась крикнуть, но крик застрял в передавленном горле, и она смогла издать лишь полузадушенный хрип. Ей вдруг стало совершенно ясно, что Филатов так же безумен, как и Граф, и ему сейчас наплевать на нее, Лену Арцыбашеву. Он видит только врага и не остановится ни перед чем в своем стремлении стереть его с лица земли. Перед Леной был тупой робот, запрограммированный на убийство, и еще один такой же робот стоял у нее за спиной, готовый спустить курок и отнять последнее, что у нее осталось, – жизнь… Лена отчаянно рванулась, наугад ударив Графа локтем, и попыталась вцепиться зубами в сжимавшее ее горло предплечье. Рука Графа напряглась, на мгновение приобретя твердость титанового сплава, нацеленный ему в солнечное сплетение локоть безобидно скользнул по ребрам, и почти одновременно с этим Арчибальд Артурович спустил курок своего пистолета.

Выстрела Лена не услышала. Боли тоже не было. Раздался отчетливый сухой щелчок, и сразу вслед за ним – еще один. Лена услышала невнятный возглас, открыла глаза, увидела все ту же комнату и то же осунувшееся от усталости лицо на фоне дверного проема и с удивлением поняла, что все еще жива.

– Болван, – сказал Юрий. – Восемь в обойме, один в стволе, всего получается девять. Я ведь тебя предупреждал. Ну?!

Лена наконец осознала, что происходит, и поверила в то, что все еще жива. Более того, теперь она точно знала, что не умрет – не здесь, не сейчас и не от руки этого старого мерзавца. Все вдруг сделалось просто и понятно, совсем как там, в березовой роще. Ни о чем больше не думая и ни в чем не сомневаясь, она вывернула голову влево так, что хрустнули шейные позвонки, и все-таки вцепилась зубами в руку Графа чуть пониже локтя. Одновременно ее острый каблук с силой обрушился на носок его лакированного ботинка, а ребро ладони со снайперской точностью ударило Арчибальда Артуровича в промежность. Граф с проклятием отшвырнул ее в сторону, бросил пистолет в Юрия и почти неуловимым движением выхватил откуда-то пружинный нож. В свое время он мастерски владел этим оружием, и немало дураков, считавших, что пистолет в руке дает им неоспоримое преимущество, поплатились жизнью за свои заблуждения.