Затем он выволок Коптева. Тот дернулся и попытался сбить Глеба с ног. Попытка эта могла вызвать лишь смех. Он получил удар ногой, несильный, но Коптеву, оглушенному взрывом, хватило. Сиверов примкнул и его к помосту. Теперь генерал и майор сидели друг против друга, часто мигая, отчего их лица выглядели удивленными. Казалось, соучастники пытаются выяснить в немом диалоге: как все это случилось? что это за деятель в нелепой «ниндзя», обвешанный оружием? чего ему надо?

– Слушай, – сказал наконец-то Разумовский Глебу, – в этой машине много денег. Мы с тобой можем поделиться.

– Ты думаешь;, я этого хочу?

– Денег все хотят.

– Вот тут ты, генерал, ошибаешься. В каких ящиках фальшивые доллары?

И генерал, и майор молчали.

– Ну что ж, друзья, – зловеще сказал Глеб, – как хотите. Тогда вы сгорите вместе с этими деньгами.

Он наклонился к канистре, одним движением отвернул крышку, поднял тяжеленную емкость и стал лить бензин на генерала Разумовского, а затем на майора Коптева.

– Вы оба сгорите, как спички. Где фальшивые деньги? Отвечать!

– Возле двери. – Коптев уже смирился с тем, что игра в молчанку результатов не даст: неизвестный «ниндзя» ни перед чем не остановится.

– На кого ты работаешь? – отплевываясь от бензина, тряся головой с мокрыми, прилипшими колбу волосами, спросил Разумовский. – На Потапчука, что ли?

– Какого еще Потапчука? – изобразил недоумение Глеб.

– На генерала ФСБ Потапчука.

– Не знаю такого, – ответил Глеб, – Я работаю на себя, – и он взялся за цинковые ящики. Столкнул на землю первый. – Этот?

Майор Коптев кивнул. Глеб вытащил второй ящик, третий и четвертый, – Я правильно достал?

Коптев молчал.

– Я у тебя, урод, спрашиваю! Эти ящики?

Майор наклонил голову и уставился на свои скованные руки.

– Я спрашиваю в последний раз, у тебя, Коптев, спрашиваю. Считаю до трех. Если ты не ответишь, то пожалеешь, – Глеб сунул руку в карман, и в его пальцах сверкнула полированным металлом зажигалка. Сиверов сбросил крышечку. – Это зажигалка «Zippo», – произнесен тоном рекламного агента, – не гаснет даже на ветру.

Глеб щелкнул зажигалкой. Оранжевый язычок пламени затрепетал в его руке.

– Я говорю – раз… – повисло тяжелое молчание. – Два…

– Эти, эти ящики! – простонал Коптев.

– Ну и славненько, не станем делать цыпленка гриль, – Глеб сунул зажигалку в карман и принялся срывать крышки с ящиков и ссыпать пачки долларов на землю в большую кучу. – Так точно эти? – спросил он у Коптева.

Коптев и Разумовский смотрели на все происходящее расширившимися безумными глазами. У обоих было ощущение, что они смотрят один и тот же кошмарный сон. У Разумовского оставалась слабая надежда, что кортеж попытается связаться с фургоном и, если связь не состоится, джип и «рафик» развернутся и поедут на поиски фургона. Но рация молчала.

Глеб высыпал все деньги на блеклую осеннюю траву шагах в семи от фургона. Взял открытую канистру и стал обильно поливать доллары бензином.

– Я думаю, генерал, вы разговоритесь. Как миленькие выложите вместе с Коптевым обо всем, что успели натворить.

– Слушай, отпусти! – обреченно проговорил генерал.

– Отпустить тебя? – спросил, наклоняясь Глеб. – Да лучше я тебя сожгу. И тебя сожгу, ублюдок, – обратился Глеб к Коптеву, – так же, как ты спалил своих людей на асфальтобетонном заводе. На зажигалку, генерал, держи!

Можешь щелкнуть и сжечь себя, хочешь? Что, не хочешь?

Глеб видел, как мертвенная бледность покрыла лицо генерала, как затряслись щеки, задрожали губы.

– Ах, не хочешь! Может, ты, майор, посмелее и зажжешь себя? А вот по этой дорожке, – Глеб взял канистру, в которой плескалось еще литров пять бензина, – огонь от тебя и от него побежит к деньгам. И они сгорят. А эти – настоящие – останутся целыми, – Глеб закрыл дверь фургона, – и эти деньги попадут в банк.

А фальшивых не будет вовсе. Ну, кто из вас посмелее?

Коптев посмотрел на генерала. Генерал – на Глеба.

– Можешь ответить на один вопрос?

– Смотря на какой, – хмыкнул Глеб.

– Ты кто? Ты Слепой?

– Я слепой? – засмеялся Глеб. – Да я, по-моему, зрячий. С чего это ты взял, генерал, что я слепой?

– Ты Слепой? – заведенно повторил Разумовский.

– Ну, знаешь ли, генерал, по-моему, слепые ходят в темных очках и с палочкой, с собакой-поводырем. Нет, генерал, я зрячий.

– Ясно, – едва слышно прошептал Разумовский.

А Глеб вытащил из кармана куртки телефон, отошел метров на десять от фургона и набрал номер Потапчука.

– Федор Филиппович, это я.

Генерал говорил с Глебом явно из машины.

– Где ты? Где ты? – возбужденно закричал Потапчук.

– Двадцать седьмой километр Рязанского шоссе, – спокойно ответил Сиверов, – там есть поворот. Свернете один раз, затем поворот на проселок и увидите. Там будет фургон, рядом с которым будет гореть костер.

– А ты где будешь?

– Не знаю, – сказал Глеб, – но вы поторопитесь.

– Да-да, мы быстро.

И в следующее мгновение Глеб услышал, как Потапчук кричит, обращаясь к кому-то другому:

– Давай, гони, гони!!! – и пронзительный звук сирены.

«Ну что ж, минут через двадцать они окажутся здесь».

Глеб посмотрел на часы, сложил телефон, спрятал его в карман куртки. Он выполнил то, что планировал, оставалось лишь несколько последних штрихов, самых важных и самых нужных. Сиверов вытащил зажигалку, подошел к зеленоватому стожку долларовых пачек, сел на железный ящик.

– Вы, наверное, были пионерами, а генерал, а майор?

Те отупело переводили взгляд с Глеба на пачки долларов и не издавали ни звука.

– Наверное, вы любили пионерские костры? А вот я их не очень любил. Но почему-то запомнил на всю жизнь. Сейчас я разожгу костер, а вы будете любоваться.

А потом будете рассказывать, что здесь произошло. Скоро приедут люди, которые очень вас искали, и им будет интересно вас послушать.

Глеб откинул крышку зажигалки, подушечкой большого пальца провел по рифленому колесику. Вспыхнул огонек.

– Ну что ж, с Богом! Так правда, что это фальшивые деньги, а майор? А, генерал? – Так и не дождавшись ответа, Глеб произнес:

– Значит, правда…

Он бросил зажигалку на кучу денег и секунд тридцать смотрел, как они горят. Пропитанные бензином, они занялись сразу же, язычки пламени бойко заскакали по пачкам, быстро сливаясь в большие рыжие лоскуты, которые целиком накрыли груду бумаги.

Глеб почувствовал жар огня, поднялся. Автомат брякнул о гранату.

– Надеюсь, я с вами больше никогда не встречусь.

Честно говоря, я бы вас с удовольствием пристрелил – и тебя Коптев, и тебя, генерал. Но я думаю, это сделают другие. А мне пора, – и Глеб направился к своему БМВ.

Он уселся в кабину, положил на колени автомат, не без облегчения стянул черную шапочку. Он видел в зеркало яркое пламя костра, фургон с пестрой надписью и двух прикованных к рампе мужчин в грязной одежде.

"Огонь до них не доберется. Правда, если вдруг подует сильный ветер…

– Ну и черт с ними! – вслух сказал Глеб и почувствовал, что хочет курить.

Он вытащил из бардачка пачку «Парламента» и, вытягивая сигарету, поморщился от запаха бензина, исходившего от рук. И тут же вспомнил, что он выбросил в костер зажигалку – подарок Ирины.

«Ничего, куплю точно такую же. Ирина ничего не заметит».

Он вдавил прикуриватель, подождал семь секунд.

Прикуриватель щелкнул, Глеб поджег сигарету, затянулся, поднял боковое стекло, повернул ключ в замке зажигания. БМВ, сорвавшись с места, через несколько секунд уже въехал на узкую асфальтовую дорогу, ответвляющуюся от трассы Москва – Рязань.

Сиверов проехал метров шестьсот. Когда машина оказалась на самой высокой точке дороги, затормозил.

Вытащил из сумки бинокль, выбрался из кабины и, опершись локтями о крышу автомобиля, навел бинокль туда, где еще совсем недавно был сам. Он видел дым, видел пламя, а затем заметил два вертолета, зависших над фургоном «Москве – 850». Минут через десять появились четыре машины с автоматчиками в камуфляже. По коричневому пальто и кепке Глеб узнал генерала Потапчука.