Глаза генерал-майора округлились:

— Зачем?

— Мы с вами, генерал — преступники, — спокойно говорил афганец, — международные преступники. И если уголовник совершил убийство, что он делает?

— Не знаю, — немного растерялся Бартлов.

— Он ввязывается на улице в пьяную драку и садится в тюрьму, чтобы исчезнуть на несколько месяцев из поля зрения милиции. Он француз, поэтому и сольет информацию западным спецслужбам. Груз в худшем случае досмотрят в Клайпеде. Здесь у нас крыша надежная, нам ничего не грозит.

— Мне подсказали, будто бы Макс Фурье работает на французские спецслужбы, поэтому и так рвался встретиться со мной.

— Что ж, посмотрим, по какому каналу всплывет информация о фуре, груженной автоматами. Так мы и вычислим, на кого он работает.

— Мне не нравится ваш стиль работы. А если арестуют Новицкого?

— Его арестовать может только белорусский КГБ. И будьте уверены, Бартлов, если груз задержат в Клайпеде, не пройдет и двух часов, как сами белорусские чекисты Новицкого ликвидируют.

Генерал-майор сидел задумавшись, понимая, что по большому счету Омар прав.

— Пока будут отслеживать груз, пока будут готовить операцию, мы и провернем то, о чем договаривались. Вашей жене кувшин не понравится, — внезапно переключился Омар на другую тему и потер пальцем край декоративного кувшина, — обожжен плохо.

Генерал-майор Бартлов был малой сошкой в сделках с оружием, исполнителем, от него принятие решений не зависело. Над ним стояло пять человек видных политиков, кто мог себе позволить, пренебрегая мнением мировых правительств, вести торговлю оружием с Ираком.

— Я читал в газетах, — задумчиво проговорил шах-Фаруз, — что вы уничтожили ракетный комплекс «Меркурий» в присутствии американских представителей. В таком случае, что вы надеетесь продать через меня Ираку?

Бартлов сдержанно улыбнулся:

— Американцы — тоже люди, и их легко провести. Мы уничтожили учебный вариант комплекса земля-воздух «Меркурий», и в нашем распоряжении остался неучтенный боевой.

— Вы меня успокоили, — шах-Фаруз отставил кувшин, — поскольку шестьдесят миллионов долларов, переведенных на указанные вами счета, — сумма не маленькая даже для Саддама Хусейна, тем более что ему жизненно необходимо иметь оружие против американских самолетов.

— Да, деньги получены, — подтвердил генерал Бартлов. — Зенитный комплекс разобран на блоки и в любое время может быть доставлен, куда вы укажете.

— Я рад, что мы сумели договориться и ваша сторона удовлетворилась авансом. Вторую часть, шестьдесят миллионов, я переведу на указанные вами счета после того, как мы получим ракетный комплекс земля-воздух.

— Куда и когда его доставить?

— На этот раз рисковать не станем: доставим воздушным путем в Ливию. Оплату транспортного самолета иракская сторона берет на себя.

— Подготовить груз к отправке воздушным путем мы можем через три дня.

Омар задумался:

— Хорошо, в среду мы ждем вас в Триполи. Когда эксперты убедятся, что комплекс находится в рабочем состоянии, мы перечислим остальные шестьдесят миллионов.

Генерал-майор Бартлов благодарно улыбнулся. Он любил работать с Омаром, тот всегда действовал четко, с пониманием ситуации, не создавал искусственных трудностей.

— Вы упрекнули меня в том, что я приехал с французским журналистом?

— Это не упрек, хотел выяснить мотивы.

— Я сделал это специально. В вашем министерстве работают бездари, — шах-Фаруз ударил ребром ладони по каменной кладке. — Как могло случиться, что журналисты узнали о том, что в Академии Минобороны обучается тридцать иракских офицеров по программе пользования ракетным комплексом «Меркурий»?

Бартлову только оставалось развести руками:

— Тридцать человек — не иголка, в стогу не спрячешь.

— Теперь вся западная пресса трубит о том, что Беларусь готовит специалистов противовоздушной обороны для Ирака. Именно поэтому мне пришлось сливать информацию французу, направлять его по ложному следу.

— Я отвечаю только за себя, — Бартлов поднялся.

— К вам у меня претензий нет.

Мужчины пожали друг другу руки и разошлись в разные стороны. И если замминистра обороны Беларуси мог теперь позволить себе расслабиться, то Омару предстояла еще одна встреча. Он, как и генерал-майор, являлся исполнителем, не вкладывал в сделку свои деньги. Сто двадцать миллионов — сумма для него была неподъемная, такие сделки заключаются только на уровне правительств. Шах-Фаруз получал лишь свои комиссионные, не больше того.

Омар взглянул на часы. Он еще успевал: до времени, указанного в записке, оставалось три минуты.

Грузный мужчина в белом костюме и самодельной соломенной шляпе поджидал его в дорогом уличном кафе под низко опущенным зонтом. Дорогое кафе было выбрано по одной простой причине: там всегда меньше народа. Люди стремятся заполучить выпивку и сладости подешевке, и, если в одном месте продают за рубль то, что рядом продают за полтора, толпа соберется у рублевого прилавка. Грузный мужчина не зря прятал свое лицо, его могли узнать. Изредка он мелькал на экранах телевизора в другом ряду при официальных дипломатических встречах.

Военный атташе Ирака в России Мансур прибыл на «Славянский базар» с единственной целью — встретиться с Омаром. Именно тот обеспечивал ему связь с белорусским правительством.

— Ты пунктуален, — проговорил атташе, ногой отодвигая стул. Омар сел, придвинул к себе чашечку остывшего кофе. — Ты виделся с Бартловым?

— Мы уточнили последние детали. Комплекс будет в Триполи в среду, обеспечьте встречу.

Военный атташе Ирака повертел в руках незажженную сигарету:

— Ты в этом уверен?

— Аванс в размере половины стоимости комплекса подействовал на них магически. Сделка неофициальная, поэтому деньги разошлись по частным счетам чиновников, и можете быть уверены, чиновники потратили их в мыслях еще до того, как получили. За нами еще шестьдесят миллионов, — напомнил шах-Фаруз.

— О таких вещах я не забываю.

— Вот номера моих счетов, куда вы их переведете в четверг.

— Я доверяю вам, деньги уже послезавтра окажутся на ваших счетах.

— Мы, мусульмане… — возвышенно начал Омар Военный атташе посмотрел на него с издевкой:

— Мы сейчас одни и можем позволить быть самими собой.

— Может, тогда заказать по сто граммов водки? — усмехнулся Омар.

— Да, за успех нашего дела.

Официант всегда чувствует денежных клиентов. Стоило военному атташе щелкнуть пальцем, как тут же возле столика появилась девушка в белом переднике:

— Что-нибудь еще?

— По сто граммов водки, холодной.

— И вазочку фисташек, — добавил Омар. Мужчины выпили, военный атташе вскинул на прощание руку.

— Счастливо, Омар. Мы провернули великое дело: купили за сто двадцать миллионов то, что американцам обойдется дорого — они потеряют не один самолет.

— Стараюсь, — шах-Фаруз еще раз глянул на часы.

С того момента, как Омар оставил Макса Фурье, прошло двадцать минут.

«Охранник, конечно, постарается его задержать на том же самом месте, но не стоит вызывать лишние подозрения. Скажу, что увидел красивую толстушку, — подумал Омар. — Макс поверит, он знает, что я неравнодушен к полным женщинам.»

Француз держал в руках безвкусную, написанную анилином картину:

— Не знаю, что Омар нашел в ней, но это безвкусная мазня. Мусульмане никогда не разбирались в живописи.

Фима Лебединский, сидевший неподалеку и наблюдавший за потенциально богатым покупателем, расслышал последние слова:

— Конечно, мазня! — закричал он, махая двумя руками французу. — Конечно, мусульмане никогда не разбирались в живописи. Зато евреи не только разбирались, но и рисовали лучше всех в мире. Спешите сюда, почтенный, лучшей картины вы не найдете на всем «Славянском базаре».

Поскольку Максу все равно нужно было убить время в ожидании Омара, он подошел к Фиме.

— О какой картине вы говорите? — он обвел взглядом стойки, плотно заставленные живописью.